Читать книгу - "Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский"

полицейской, а истинной, тайной, имеющей близость к року и божественному промыслу, — тончайшее наслаждение, ради которого единственно и стоило жить, ибо все прочие оргазмы жизни так или иначе доступны миллионам, как общий городской пляж в Ялте…»

Но кто же дал этой страшной и темной личности, этому застольному вампиру, уже нацелившемуся высосать жизнь из своего гостя, первые, пусть невольные уроки пользования властью? К ответу на этот вопрос имеет прямое отношение случай, за который назначалось теперь поплатиться Николаю Григорьевичу…

В 1920 году был присужден к расстрелу двоюродный брат Флоринского Сашка, работавший следователем местной ЧК в маленьком городке. За Сашкой был целый «букет» злоупотреблений — «использование мандата ЧК в корыстных целях, вымогательство и грабеж населения». Так что, по тогдашним понятиям, он трижды заслуживал расстрела. Но Сашке было 22 года, а решить окончательно: жить ему или нет — должен был своей волей один человек. Член Реввоенсовета фронта Баюков, которому посылались на окончательное рассмотрение и утверждение все приговоры местных трибуналов.

«Баюков среди членов РВС был известен как либерал, писал обыкновенно „приостановить исполнение“, кроме того, он еще с девятнадцатого года, с Саратова, знал Арсения… и однажды помог его матери, старухе, послав ей мешок муки… к нему, к Арсюшке, относился почти как к сыну или младшему брату». Так что вначале, когда мчался к Баюкову, Флоринский не сомневался в заступничестве. Тем более неожиданным был для него резкий и грубый отпор: «Мы можем простить любого, но не чекиста». Не помогли никакие почти слезные просьбы. Не доживший до двадцати трех лет Сашка был на рассвете расстрелян в балке под городом.

Вот этот-то случай навсегда и запомнился Флоринскому. Не потому, что он сильно горевал о Сашке, вовсе нет. А потому, что свой принцип, свое упрямство (несмотря на тогдашний шестнадцатилетний партийный стаж, «старик», по мнению Флоринского, понятия не имел, насколько случаи, подобные Сашкиному, являлись не исключением в работе ЧК) Баюков поставил выше всего на свете и не нашлось в мире силы, которая могла бы его остановить. Потому что в его руках была власть. Вот это и был «великий и заразительный пример беспощадности, беспощадности, имеющей право».

Да, Баюков имел единоличное и ничем не ограниченное право распоряжаться человеческими жизнями. А теперь, когда от его былого величия остались только лысина и очки, вот так же можно распорядиться и его жизнью. Потому что самая могучая сила и самое ценное, что есть на земле, — это власть. Так рассуждал Флоринский.

Явным и почти нескрываемым автобиографизмом роман «Исчезновение» выделяется даже среди художественной прозы Трифонова, которой всегда в разной степени присуще это свойство. При обобщающей силе образных картин, четко и смело выписанных рукой зрелого мастера, перед нами в какой-то степени также хроника жизни семьи Трифоновых и его самого в 1937 и 1942 годах. По насыщенности биографическими деталями и изображению ранних стадий становления человеческой души (книга начинается, когда маленькому герою одиннадцать лет) — детства и юности, — роман «Исчезновение» заставляет вспомнить такие произведения русской классики, как «Детство Темы» Н. Гарина-Михайловского, «Детство», «В людях» и «Мои университеты» М. Горького, «Детство Никиты» А. Толстого. Хотя роман «Исчезновение» и не закончен, он не боится упоминаний в этом ряду…

1937 год — это последний год существования семьи Трифоновых и конец детства будущего писателя (Горика, Игоря Баюкова — по роману)… 1942-й — приезд юноши в военную Москву, начало самостоятельной жизни… В романе и взяты в основном два этих года, остальные события даются через воспоминания Игоря Баюкова и других персонажей…

Что касается Николая Григорьевича, отца Горика, другого главного героя романа, то прототип его очевиден. В этой фигуре среди прочего продолжается художественное осмысление биографии В. Трифонова, в том числе и многих из тех обстоятельств его жизни, что документально запечатлены в «Отблеске костра».

На новом витке развития авторской мысли звучит давняя тема: высшая цель революции и цена человеческой жизни… Писатель продолжает договаривать, «дочерпывать» то, что было уже намечено, но, может, не с такой отчетливостью и силой воплощено ранее.

Такие люди, как герой «Отблеска костра» или Николай Григорьевич Баюков, не щадили своей жизни для блага революции и потому также считали себя вправе не щадить других, а если надо, не щадить никого. При этом допускались нарушения провозглашенных гуманистических принципов, ради которых совершалась революция. В такой атмосфере вырастали Флоринские, люди, которые выше всего ценили себя и потому не щадили никого. Те, кто походя объявлял «авантюристом» Мигулина или вел протоколы на его суде, кто якобы в угоду высшим целям лучезарного будущего в повседневных делах пренебрегал свободой личности и ценой человеческой жизни, те помимо воли порождали Флоринских. Былые конспираторы легко обращались в аппаратчиков, затем их, как Баюкова, постепенно «сшибали» на второстепенные хозяйственные посты, а палачей они вырастили себе сами… Таковы нравственные уроки «Отблеска костра», романов «Старик» и «Исчезновение»…

Отблеск истории горит на лице каждого человека, утверждает Ю. Трифонов. Тем более важно разобраться в событиях былого, как бы сложны и трагичны они ни были. Такое слово дает себе молодой историк, взявшийся писать о Мигулине. «Мы разберемся», — говорит он. На этом кончается художественное дознание по «делу» Мигулина в романе «Старик».

…Нам же пора вспомнить о некоторых фактах дальнейшего жизненного пути художника… Итак, мы познакомились в 1968 году…

VII. Его читатели, или холерная осень 1970 года

Я не мог знать и не знал, конечно, что тогдашняя полоса жизни была нелегкой для Трифонова.

В октябре 1966 года от сердечного приступа внезапно умерла жена. Сам Юрий Валентинович этой истории никогда не касался, но она долго сопровождала его по пятам, как всем известное несчастье, о котором стараются не говорить, но все-таки и умолчать не могут. Как-то через общих друзей она стала известна и мне. Это было в Литве, в Друскининкай. Приехавший вслед за женой на курорт Юрий Валентинович неожиданно для себя обнаружил ее уже мертвой. Это было потрясение.

И. Гофф рассказывает в своих воспоминаниях, как им на квартиру среди дня позвонил Борис Слуцкий. «Сказал: „Умерла Нина Нелина…“ — И повесил трубку». Приводит она и стихи своего мужа Константина Ваншенкина, воссоздающие обстановку в квартире Трифонова в эти дни. Многие друзья и знакомые еще не знали о случившемся, а обычных телефонных звонков было много. Завидную волю и силу духа проявила четырнадцатилетняя Оля. Стихотворение называется «Дочь Трифонова»…

Чтобы забыться и подавить тяжелые переживания, Трифонов много ездил. О 1967 годе теперь можно прочитать в автобиографических заметках: «Той зимой и весной я много мотался, вернее, метался, путешествовал: в