Читать книгу - "Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский"

Думать, как все, поступать, как все, «плыть по течению»… Проблема отношений к «потоку», которую решали герои «Утоления жажды», получает дальнейшее углубленное и расширительное толкование в романе «Старик».

Поиски легких путей, приспособляемости к расхожим представлениям могут захватывать не только сферу житейскую, но и все виды гражданского поведения личности, причем особенно лютым злом является конформизм политический. Подвержена — да еще как! — этой болезни и революционная среда. А в крутые, поворотные моменты истории подобная форма поведения способна обращаться в грозную и разящую опасность.

В «Утолении жажды» антиподами в отношении к «потоку» были журналист Корышев и его газетный приятель Саша Зурабов… В романе «Старик» позицию крайнего неприятия заведомых шаблонов и стандартов в политическом мышлении и действии занимают Мигулин и поддерживающие его люди, такие, как бывший политкаторжанин Данилов…

На протяжении всего романа Павел Евграфович ищет истину в «деле» Мигулина, а истина выясняется в нескольких строчках эпилога, завершающего книгу. Через год после смерти Летунова появляется некий аспирант, пишущий диссертацию о легендарном комкоре. Причина, почему погиб Мигулин, ему хорошо известна. Дело в том, что после ареста Мигулина в феврале 1921 года якобы за подстрекательство казаков к восстанию во время волнений по поводу продразверстки многие из знавших бывшего комкора, кто был опрошен, не стали заступаться за «неудобного человека». Да и какие были основания заступаться? Большинство верило, что дыма без огня не бывает.

«Истина в том, — думает аспирант, — что добрейший Павел Евграфович в двадцать первом на вопрос следователя, допускает ли он участие Мигулина в контрреволюционном восстании, ответил искренне: „Допускаю“, — но, конечно, забыл об этом, ничего удивительного, тогда так думали все или почти все…»

Мышление и поступки окружающих в русле потока — вот что погубило Мигулина…

Политическая податливость и несамостоятельность личности, как показано в романе «Старик», в принципе мало чем отличаются от иных встречающихся видов ее умственной и душевной рыхлости и пассивности. Политический конформизм, в какие бы передовые одежды времени тот ни рядился, даже если он осеняет себя красным знаменем, взвинчивает громыханием революционных маршей и завораживает лесом единодушно поднятых рук на собраниях, остается всего лишь конформизмом, то есть безвольным или нарочитым следованием «потоку».

Когда за провозглашаемыми высокими намерениями и серьезным политическим действием не стоит глубокое убеждение, итог пережитого, труд собственной души, то такой поступок, даже при кажущейся его формальной правильности в данный момент, тлетворен для самой личности и опасен для окружающих. Недаром ведь, как выясняется на поверку, многие из плывущих в потоке руководствовались в деле Мигулина совершенно различными, нередко эгоистическими и корыстными мотивами и побуждениями. В неприятии народного самородка в роли комкора неожиданно единодушно сошлись завистники, карьеристы, догматики, приспособленцы… Шаблоны псевдореволюционного поведения и мышления оказались одинаково приемлемыми и удобными для них. Это именно тот случай, к которому приложимы слова о ловле рыбы в мутной воде…

Как бы там ни было, внешняя безупречность такого образа мысли и таких поступков обманчивы. Рано или поздно спадает завеса, выясняется их вред, настает расплата. Судьба Павла Евграфовича Летунова — лишь один из множества тому примеров. Однако художественная проблема в романе поставлена, конечно, гораздо шире: что потеряло общество с гибелью Мигулина? Какие духовные и нравственные последствия это повлекло?..

Совмещением двух хронологически столь далеких пластов изображения — истории периода гражданской войны и современности — в одном повествовании прозаик дает читателю возможность как бы заглянуть сразу и в истоки явлений, и в их нынешнее бытие, в далеко ведущие последствия и результаты… И то, что в дачном кооперативе «Красный партизан», где протекает остаток дней старика Летунова, верховодят теперь нечистоплотные деляги и рвачи типа Приходько и Кандаурова и Павел Евграфович вынужден не только их терпеть, но и даже ходить к ним на поклон, а в домиках и на верандах совершает свой круг тусклая бездуховная жизнь, в контексте романа — все это одно из прямых последствий того, что в свое время не был понят и погиб яркий «неудобный человек» Мигулин…

Своего рода художественное дознание по кругу проблем, впервые выдвинутых в повести «Отблеск костра», прозаик продолжает и в автобиографическом романе «Исчезновение».

…В те самые тихие вечерние минуты, когда главный герой романа «Исчезновение» Николай Григорьевич Баюков, стоя у окна своей комнаты, созерцает переливы абажурных огней и трепетную игру домашнего уюта в десятках и сотнях оконных квадратов противоположного жилого корпуса и размышляет о том, ради чего совершаются революции, на нем самом сосредоточена чужая напряженная мысль, сконцентрирована чужая воля.

В одной из квартир того же самого «дома на набережной» о нем думает человек, у которого Баюков с час назад побывал с вынужденным визитом, в гостях. Это знакомый еще со времен гражданской войны, тогда секретарь дивизионного трибунала, которого называли Арсюшка и гоняли как ординарца, а ныне, в 1937 году, влиятельный чин и сановник правоохранительных органов Арсений Флоринский.

У Флоринского к Баюкову давние счеты; о поводе, который мог их вызвать, Баюков забыл, а Флоринский помнит. Теперь приспела пора отомстить. И, проводив гостя, Флоринский с профессиональной методичностью мысленно «разрабатывает» Баюкова: стряпает на него «дело». Сочиняет более или менее правдоподобную версию, выискивает улики, готовится, по собственному выражению, «вбить ему очки в лоб».

Флоринский относится к «молодым и неожиданным» людям, выдвинувшимся за последние годы. Если бывшего члена Реввоенсовета Кавказского фронта Баюкова «сшибли» на хозяйственную работу и он пребывает теперь на третьих ролях, в никому не нужном комитете, то такие, как Флоринский, идут в гору.

С замечательной силой написана сцена вынужденного застолья у Флоринского, у которого Николай Григорьевич оказался в последней надежде избавить от несправедливых обвинений давнего своего товарища по сибирским ссылкам Никодимова.

Флоринский на правах старого знакомца дружелюбно, по-простецки потчует гостя: «Балычка, Николай Григорьевич, икорки… еще рюмочку!» — но чем дальше, тем больше Баюков замечает, что интересующий его предмет разговора не только не разъясняется, но запутывается и затемняется, а приятельский ужин как-то незаметно превращается в «допрос свидетеля по делу».

Красочна обстановка огромной нелепой квартиры Флоринского («сто двадцать метров одной жилой площади») — столовая, имевшая «музейный вид: какая-то темная старина в бронзовых рамах, фарфор, хрусталь, буржуазность». Сам Флоринский — с виду простодушный, «со здоровым спортивным румянцем, располагающей улыбкой и голубыми глазами». Но под этой личиной сидело глубоко затаенное, то, что составляло страсть и главный побудительный мотив действий этого человека, — властолюбие: «…Радостное чувство власти, но не грубой