Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

Африке, ограничилась символическим пехотным батальоном, впрочем отлично себя зарекомендовавшим. Этот батальон, как и остальные мелкие подразделения, включили в американское формирование. Однако самый весомый вклад после Штатов, несомненно, принадлежал Канаде и другим государствам Британского Содружества. Все крупные страны Содружества откомандировали существенные военно-воздушные и военно-морские силы. Канада вскоре после начала войны отправила три эсминца и эскадрилью транспортной авиации, а также до самого конца военных действий обеспечивала значимое военно-морское присутствие. В дополнение к этому на суше в рамках британского контингента сражались две пехотные бригады, бронетанковый полк, а также поддерживающие артиллерийские и инженерные подразделения. Канадцы отправили усиленную пехотную бригаду. В июне 1950 года личный состав их вооруженных сил насчитывал всего 20 369 человек, поэтому контингент они собирали с большим трудом. Отправленное ими поначалу подразделение, 2-й батальон полка Канадской легкой пехоты принцессы Патриции, из-за недостатков материальной части и непригодных для несения службы бойцов пришлось отозвать. Но после первоначальной встряски «принцессы» превратились в прекрасную боевую единицу. Австралийцы выставили два великолепных пехотных батальона, новозеландцы – артиллерийский полк. В июле 1951 года все эти части объединили в одну дивизию Содружества под командованием генерал-майора Джеймса Касселса. В следующие два года дивизия завоевала в Корее превосходную репутацию. «Нами двигало невероятное стремление к совершенству, – говорит начальник артиллерии дивизии бригадир Уильям Пайк. – Между подразделениями была огромная конкуренция, никто не хотел, чтобы их считали хуже других». Это искреннее рвение, желание доказать жизнеспособность экспериментального воинского формирования под общим флагом Содружества помогало если не бойцам, то старшим офицерам дивизии видеть тот самый смысл находиться в Корее, что многим казалось важнее, чем защита режима Ли Сын Мана. «Не забывайте, мы ведь в то время думали, что империя устоит», – говорит Пайк[277].

⁂

В состав формирований ООН в Корее входили и сами корейцы. Решение обеспечить контингент KATUSA (Korean Augmentation To the United States Army) – Корейские вспомогательные войска – с одной стороны, было отчаянным шагом, уловкой, необходимой, чтобы доукомплектовать некоторые формирования ООН, а с другой стороны, отражало неверие командования ООН в способность войск Республики Корея сражаться собственными формированиями. В результате почти в каждом американском взводе и взводе Содружества имелось некоторое количество корейцев. Относились к ним по-разному: кого-то воспринимали как полковой талисман, кто-то заслужил уважение как настоящий боевой товарищ, а кому-то доставались только презрение и грубость. Подкрепление из них получалось довольно никудышное: очень немногие вливались в часть, к которой были прикомандированы, настолько, чтобы их полностью приняли и могли доверять. Тем временем формирования южнокорейской армии оставались непреходящей головной болью командования 8-й армии. Под ударами коммунистов они с однообразным постоянством терпели крах. Даже сознавая, что иностранные покровители им не доверяют, корейцы раз за разом демонстрировали свою ненадежность на поле боя. До самого конца войны в армии Республики Корея были в порядке вещей самые вопиющие проявления разложения. Офицеры плевать хотели на солдат, продавали пайки на черном рынке, держали в списках «мертвые души», чтобы класть их жалованье себе в карман, и до живых солдат не доходили даже те жалкие крохи, которые им причитались. Солдатам южнокорейской армии оставалось утешаться только тем, что кому-то из них приходится все-таки чуть полегче, чем гражданским. С самого начала войны и до конца население Южной Кореи терпело лишения и произвол, смягчали их только старания иностранных организаций, помогающих беженцам: они изворачивались как могли, чтобы накормить и одеть наиболее нуждающихся. «Вся страна превратилась в какое-то болото, – говорит лейтенант Крис Снайдер из Канадской бригады. – Все низведено до самого низкого уровня. Кроме крестьян, никакого общества. Вся страна – огромный вооруженный лагерь, разруха и шныряющие повсюду беспризорные дети»[278]. Иностранцы просто поверить не могли в такую нищету. Официальная зарплата президента Ли Сын Мана – 37,50 доллара в месяц. Зарплата полковника южнокорейской армии – 10,75 доллара. Банк Кореи утверждал, что средняя зарплата корейца составляет 5 долларов, тогда как расходы на семью из 4,6 взрослых доходили в среднем до 32 долларов. Отрицая огромное влияние черного рынка, корейцы объясняли это тем, что разницу семьи покрывали за счет продажи нажитых ранее ценностей, отправляя детей торговать на уличных развалах и «призывая на помощь Конфуция». Однако уравнение корректировалось щедростью иностранцев: каждому корейцу в рядах 8-й армии США платили 17,50 доллара, мужская обслуга (хаусбои) в частях получала от 30 до 60 долларов. Через десять лет точно такая же взрывная смесь из нищеты, коррупции и иностранных подачек подорвала моральные устои вьетнамского общества.

⁂

Четырнадцатилетний школьник Сок Пон Юн, дважды сбегавший из захваченного коммунистами Сеула, весной 1951 года вместе с остальными членами семьи жил на подаяние в деревне к югу от столицы. В какой-то момент в деревню нагрянули с мобилизацией: в армию требовалось отобрать двадцать мужчин, годных для воинской службы. Семье Сока сделали простое предложение: парень идет в армию вместо кого-то из деревенских, а они за это продолжают кормить его родителей.

Американский армейский грузовик увез Сок Пон Юна и других ошарашенных молодых корейцев в Сеул, а оттуда по пыльной дороге дальше, на фронт. Ночь они провели на старом складе, где им выдали шоколад и банку консервированной солонины. Впервые за последние полгода Сок Пон Юн попробовал мясо. Невероятно жирное. Его сразу же стошнило. На следующее утро после пятичасового переезда его и еще нескольких попутчиков выгрузили в лагере Ольстерского стрелкового полка. Его брали не в солдаты, а в носильщики, но с подчинением уставу. Он оказался в приданном батальону отряде носильщиков числом около сорока человек. Первое, что ему поручили, – отнести бухту колючей проволоки на передовую. Заведомо безнадежное предприятие. Он был для этого слишком мал и слаб. Тогда ответственный капрал сжалился над ним и отправил в тыловой эшелон – разнорабочим и уборщиком-подметалой. И все равно Сок Пон Юну приходилось невыносимо тяжело. Ночами носильщики должны были безвылазно сидеть в отведенной им хижине, однако иногда их будили под звуки орудийной пальбы и отправляли подносить боеприпасы или снаряжение. Однажды им приказали срочно отступать и перебрасываться на другие позиции. Сок мало что понимал в происходящем, видел только общую суматоху отступления. Постепенно до него и до остальных дошли вести, что был бой и батальон понес тяжелые потери. Примерно половина носильщиков пропала, была взята в плен или убита.

После этого сражения носильщикам, казалось, стало полегче. Сок Пон Юн приспособился к жизни в батальоне и решил заняться самообразованием. Немного поднаторев в английском, он стал приставать к бойцам с расспросами: какая в мире самая длинная река? самая высокая гора? Как устроена государственная власть в Англии? Поскольку впоследствии он стал профессором экономики, какую-то пользу этот его эксперимент все-таки принес. Солдаты прозвали его испанцем, так как он имел репутацию вспыльчивого человека. Однако, когда ольстерцев отправили домой и Сок Пон Юна прикомандировали к сменившим их норфолкцам, жизнь ухудшилась снова. Его поймали за поисками пищи по помойкам, скрутили и посадили на какое-то время в клетку из колючей проволоки. После этого его выгнали из носильщиков при батальонном штабе и перевели в саперный взвод, где он провел еще несколько месяцев.

«Я очень тосковал по дому, – говорит он. – К февралю 1952 года я был на грани нервного срыва. Единственное письмо, которое я отправил родным, вернулось недоставленным. Я отчаянно по ним скучал». В феврале ему дали увольнение в Сеул. Он добрался до столицы с твердым намерением на фронт не возвращаться. Ему удалось связаться с некоторыми из прежних товарищей по школе, и в апреле он снова пошел учиться – в классы без учебников и парт. Его единственным приобретением был беглый английский, освоенный на холмах за Имджинганом[279].

⁂

Порой бойцы войск ООН обращались с южнокорейцами откровенно бесчеловечно. Летом 1951 года пришлось выпустить специальный приказ по 8-й армии, гласивший:

Многим солдатам доставляет, судя по всему, извращенное удовольствие пугать гражданских, подъехав к ним как можно ближе, а потом внезапно прогудев клаксоном, чтобы они