Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

нужно делать скидку на их крайнюю незрелость и принимать ее в расчет как смягчающее обстоятельство, оценивая безответственные заявления высокопоставленных лиц. В первую очередь это касается самого президента[274].

Подобные рассуждения, разумеется, не особенно утешали людей на передовой, таких как бомбардир Хамфрис. Даже некоторые чиновники ООН смотрели на поведение южнокорейских властей отнюдь не так оптимистично, как британский министр. «По крайней мере многие сотни [предполагаемых коммунистов] были расстреляны», – докладывал австралийский делегат Комиссии ООН по Корее Джеймс Плимсолл 17 февраля 1951 года. Он рассказывал, как заключенных заставляли рыть для себя могилы, а потом «довольно неловко и неумело расстреливали на глазах у следующих, ждущих своей участи». В оправдание сеульского режима Плимсолл отмечал у южнокорейцев сильнейшую злость и жажду мести за все зверства, совершенные коммунистами за время оккупации: «Члены корейского парламента и сотрудники корейской полиции в буквальном смысле сражаются за свою жизнь. Попав в руки врага, любой из них или их родных будет убит. Поэтому они не могут смотреть на происходящее так же отстраненно, как живущие за океаном… ‹…› Но даже с учетом всего вышесказанного казни повергают в ужас. Это очень неприглядное зрелище, даже если принимать во внимание законы военного времени и относительную неразвитость страны»[275].

Еще более непривлекательной картину делали такие скандальные события, как создание южнокорейским правительством так называемого Корпуса национальной обороны (КНО) в декабре 1950 года. Он должен был функционировать как полувоенная милиция. В последующие месяцы, когда на улицах то и дело стали попадаться умирающие от голода попрошайки и когда стало известно, что тысячи несчастных участников КНО замерзали в казармах, где их морили голодом и холодом, иностранцам в Корее стало очевидно: что-то пошло не так. Даже сеульские власти не могли бесконечно увиливать от требований провести расследование. Оно выявило, что миллионы долларов, отпущенных на обмундирование и питание милиции, присвоил командующий КНО – некий Ким Юн Гын. Он и пять его офицеров были расстреляны на окраине Тэгу 12 августа 1951 года, однако все союзные правительства понимали, что это дело лишь вершина коррупционного айсберга.

На протяжении всей войны Ли Сын Ман вел свою внутреннюю диктаторскую политику, никак не считаясь с чувствами союзников – почти так, будто никакой войны не было в помине. Национальное собрание снова и снова пыталось одолеть его в политических сражениях и каждый раз терпело неудачу. Последняя, самая драматичная из этих битв состоялась в мае 1952 года, когда Собрание голосовало за то, чтобы обойти указ президента и отменить военное положение в районе Пусана. Двадцать седьмого мая здание Собрания окружила военная полиция. Около 50 депутатов в маршрутных автобусах были отбуксированы армейскими грузовиками в отделение военной полиции. Четверых посадили за решетку, хотя арестовывать депутатов в разгар заседания было полным беззаконием. После этого Ли Сын Ман стал вести себя так, будто законодательного органа не существовало. В поддержку президента организовывались «стихийные» демонстрации. Силовое воздействие на депутатов Национального собрания, противостоящих Ли Сын Ману, принимало возмутительные формы. В полночь 4 июля восемьдесят депутатов согнали в зал Собрания и приставили караул из полиции, чтобы никто не ушел. Их не выпускали до тех пор, пока они не приняли поправки к Конституции, в результате чего вся реальная власть в Южной Корее оказалась в руках Ли Сын Мана. Подготовив таким образом почву, он провел 5 августа президентские выборы, на которых, как было объявлено, он набрал 72 % голосов. После этого коррупция в правящих кругах Кореи окончательно стала бесконтрольной, а значимые политические дебаты прекратились. Соединенные Штаты и их союзники оказались в очень неловком положении. Ли Сын Ман, в свою очередь, дал понять, что его это совершенно не заботит.

Капитан Вес Кауффрот прибыл в Корею из Нового Орлеана в декабре 1950 года на должность авиадиспетчера. Он вспоминал: «[На пути в Кимпхо] грузовик остановила корейская полиция: прямо перед нами через дорогу гнали колонну корейских заключенных. Возглавляла процессию шеренга мужчин в заостренных шляпах-конусах, под которыми не видно было лиц. Колонна была построена рядами по четыре, за мужчинами шли женщины, связанные друг с другом веревками. Головы у них не были покрыты, и, пока их волокли мимо, некоторые успевали бросить умоляющие взгляды на грузовик. Я спросил водителя, что здесь происходит, и он ответил, что это коммунисты, которых ведут на расстрел. Теперь, когда китайцы вступили в войну, пояснил он, коммунистов “пускают в расход”»[276].

Та же печально знаменитая картина наблюдалась в Индокитае: два враждующих авторитарных режима, оба воюют не на жизнь, а на смерть и оба совершают акты необычайной жестокости, по меркам Запада. Да, в Сеуле, как и позднее в Сайгоне, масштабы зверств со стороны антикоммунистических сил были далеко не так велики, как те, что приписывали коммунистам. Однако это никак не отменяет того факта, что в Сеуле, как и в Пхеньяне, правового процесса практически не существовало. Ли Сын Ман со своей братией мстил предполагаемым врагам ничуть не менее буднично и безжалостно, чем Ким Ир Сен. Партизанская деятельность коммунистов в Южной Корее, остававшаяся неотъемлемой частью жизни страны до самого конца вооруженного конфликта, требовала непрерывных военных действий для ее сдерживания и служила сеульскому режиму индульгенцией на любую жестокость по отношению к собственным гражданам, «подозреваемым в содействии врагу». Западным же солдатам с трудом верилось, что они сражаются здесь за какие бы то ни было принципы справедливости и свободы, которые, как они ежедневно видели, попирались и растаптывались у них на глазах.

⁂

На протяжении первого года войны Вашингтон вел неустанную дипломатическую борьбу за максимальное увеличение числа иностранных контингентов, представленных в войсках ООН. Для того чтобы войну по-прежнему можно было преподносить как крестовый поход Организации Объединенных Наций, а не преследование Штатами своих узких национальных интересов, необходимо было, чтобы страны – члены ООН внесли свой вклад на поле боя. Однако сами попытки вашингтонской администрации внушить остальным, что корейская война должна рассматриваться как один из фронтов в мировой борьбе с коммунизмом, отбивало у многих стран желание вставать под их знамена. Возможно, проще было бы убедить их сражаться против северокорейской агрессии, чем участвовать в противостоянии, в котором, как им объясняли, Пхеньян выступает лишь орудием в руках Москвы и Пекина. В первый год правительства некоторых стран пасовали перед грозной тенью Макартура и его заявлениями. Отправлять куда-то войска в качестве подчиненных партнеров американской армии и без того казалось сомнительной идеей, но при явном отсутствии гарантий, что Вашингтону удастся контролировать собственного главнокомандующего, да еще когда над театром военных действий навис призрак третьей мировой войны, появились еще более серьезные опасения. Многие страны еще не выкарабкались из экономического провала после Второй мировой и одевать, вооружать, снаряжать, снабжать боеприпасами и даже кормить их бойцов приходилось Соединенным Штатам. Предполагалось, что каждая из стран-участниц будет выплачивать правительству США 14,70 доллара на одного воюющего в день, правда, окончательные расчеты были отложены до перемирия. Кроме того, отдельные страны оплачивали часть своих поставок. Утверждают, что как-то раз одной филиппинской артиллерийской батарее приказали открыть заградительный огонь для прикрытия турецкой бригады, после чего командир филиппинцев выразил протест американскому командиру дивизии по поводу того, во сколько его бедной стране обошлись все эти боеприпасы. И тем не менее, несмотря на активные и искренние попытки американской верхушки прикрывать военные действия в Корее интересами Организации Объединенных Наций, этот конфликт от начала и до конца был не чем иным, как войной Вашингтона, в которую другие страны вносили символический вклад, главным образом из дипломатических соображений: чтобы не прогневать Соединенные Штаты.

Среди наиболее заметных участников были турки, отправившие в Корею заслуженную пехотную бригаду, бойцы которой не отличались знанием тактических тонкостей и военным мастерством, но обладали несокрушимым мужеством и стойкостью. Филиппины, Таиланд, Голландия, Эфиопия, Колумбия, Бельгия и Греция предоставили по одному пехотному батальону с подразделениями поддержки. ЮАР выслала эскадрилью истребителей. Индийцы, скандинавы и итальянцы, предпочитая не лезть на рожон, выделили медицинские части. Франция, и без того вынужденная до предела напрягать свои военные силы в Индокитае и в Северной