Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

просто нет. В ходе наступления моторизованные колонны с несколькими танками во главе движутся по дороге вперед, ведя так называемый “профилактический огонь”. Это означает, по сути, что все, у кого есть оружие, лупят из него по обе стороны от колонны куда придется, просто в белый свет»[198].

Насколько справедливы оценки британцев, стоит судить с учетом извечного взаимного скептицизма представителей двух держав в отношении методов ведения войны. На протяжении XX века британская армия, приученная к скудному рациону, несколько завидовала изобилию ресурсов у американцев. Однако и американские военные – такие бесспорные знатоки своего дела, как Джон Михаэлис и Пол Фриман, – подтверждают сложившееся у британцев мнение о действиях войск США зимой 1950 года. Сам Мэтью Риджуэй по прибытии писал о заметной разнице между поведением американских и британских войск, оказавшихся под его командованием. Проблема, с которой он уже сталкивался во время Второй мировой, обозначилась в Корее и впоследствии проявится вновь во Вьетнаме: непропорционально низкая доля лучших сынов страны в пехотных полках Соединенных Штатов[199]. Поскольку американцы в войне инстинктивно придерживаются технологического, управленческого подхода, многие наиболее способные люди переключаются на технические и управленческие функции. В ходе корейской войны благодаря Закону о выборочной воинской службе самые талантливые представители американской молодежи вообще остались в колледжах на родине. И все же в этой войне, как и в любой другой, именно на пехоту выпало самое тяжелое бремя сражений и самые большие потери тоже несла она. Как и в другой крупной войне американцев в Азии поколением позже, из-за особенностей местности и специфики противника применение техники и огневой мощи даже сравниться не могло с тем, чего удавалось достичь с их помощью на европейских полях сражений. В Корее армия США с самого начала и до конца испытывала серьезные трудности в подготовке к встрече с противником на выгодных для себя условиях.

Продолжать и дальше воспринимать действия ООН в Корее как великий и важный эксперимент в области международных отношений представляется почти невозможным [писал 27 декабря один британский корреспондент в частном докладе для Военного министерства в Лондоне] для любого человека, достаточно долго пробывшего на месте событий. Безалаберность и нищета гражданского населения только усиливают общее ощущение безнадежности. Но все же главный виновник – это упадок боевого духа в войсках. Американцы, составляющие в них большинство, подавляют и своим настроем, который выражается одним простым вопросом: «Когда мы наконец свалим из этой богом проклятой страны?» Это единственный вопрос, который сейчас занимает каждого встреченного в Корее солдата и почти каждого офицера в звании до полковника. Половина не в состоянии думать ни о чем другом – только о том, как выбраться. Среди остальных есть и те, кто считает пересечение 38-й параллели ошибкой – либо тактической, либо моральной. Но гораздо большее число придерживается точки зрения, что Штатам пора прекратить консультироваться с кем бы то ни было и применить атомную бомбу. Бить ядерным оружием предполагается не по северокорейцам и даже, по большому счету, не по китайским коммунистам. Эмоции говорят им, что винить в случившемся нужно исключительно русских, а значит, атомную бомбу логично сбросить на Москву… ‹…› Среди младших офицеров и рядовых наступательное рвение отмечено только у морпехов. Проистекает оно главным образом из жажды мести за потери, понесенные на Чосинском водохранилище, и сопровождается недоверием и презрением к вышестоящему командованию – что пугает едва ли не сильнее, чем малодушие их товарищей по оружию. Мало найдется примеров в истории, когда офицеры и солдаты действующей армии настолько не стеснялись бы в выражениях, публично высказываясь о своих командирах[200].

Привет вам [писал 7 января 1951 года рядовой первого класса Джеймс Кардинал из 3-го батальона 5-го кавалерийского полка своим родителям в Бронкс]… ‹…› Сейчас мы примерно в 60 милях к северо-западу от Тэгу, удерживаем горный перевал, через который вся 8-я армия движется на юг. Похоже, это начало конца. Китайцы вышибают дух из американской армии, и думаю, мы уйдем, по крайней мере я на это надеюсь. Думаю, скоро все войска ООН эвакуируют из Кореи, потому что остановить эти китайские орды невозможно. Их просто прорва, мы с ними не справимся. Если чины в Вашингтоне решат все-таки сражаться, это будет величайшая ошибка, потому что удержать китаёз нам не под силу. Ладно, будем надеяться, нас все-таки решат вывести.

Когда я жалуюсь и ругаюсь в своих письмах, знайте, то же самое думают и другие солдаты. Все, кто здесь воюет, злятся – злятся на Америку, на американцев и американское правительство. Все мы чувствуем, что нас надули наши бестолковые власти, начиная с Белого дома и ниже. Вот такое у меня мнение: к чертям эту войну в Корее. Если нужно бороться с коммунизмом, давайте бороться с ним в Европе, она как-никак колыбель западной культуры и нашей собственной цивилизации. По-моему, она куда больше заслуживает, чтобы за нее боролись, чем какая-то азиатская дыра с этими бесчисленными полчищами оголтелых дикарей. Пора и вам там дома прозреть, забрасывайте конгрессменов письмами, пусть вас услышат. Это единственный способ добиться прямых действий. Ну все, дорогие мои, на этом хватит пока. Сам я пребываю в добром здравии и расположении духа, надеюсь, вы тоже. С любовью, Джимми[201].

Американская армия находилась в наихудшем своем состоянии за все время корейской войны. Капрал Роберт Фаунтин, побывавший в переделке с оперативной группой «Смит», осмотрелся в здании школы в Чхонане, где нашел приют в разгар отступления, и узнал в нем ту же постройку, в которой укрывался в июле, когда армия США терпела первое поражение. Это было уже слишком. «Мы прошли с боями весь юг и весь север. Я подумал: “Сколько же нам пришлось вытерпеть – и вот мы опять там, откуда начали”. Мне нет дела до этой страны и никогда не будет»[202]. Капрал Фаунтин был в своем негодовании не одинок. Поражение на фронте вызвало среди государственных деятелей и политиков в далеком тылу кризис доверия, грозивший раздуть из корейской войны ядерный конфликт.

2. Вашингтон и токио

Утром 28 ноября Трумэн собрал личных помощников у себя в кабинете Белого дома и сообщил: «Сегодня в 6:15 мне звонил генерал Брэдли. Он передал мне сокрушительное известие от генерала Макартура… ‹…› Китайцы пришли всерьез и надолго». Именно в этот день, писал он позже, «нерадостные новости из Кореи превратились из слухов о сопротивлении в суровую действительность поражения»[203].

На заседании Совета Безопасности в тот же день президент, Маршалл и Объединенный комитет начальников штабов сошлись во мнении, что полномасштабной войны с Китаем необходимо избежать. Ачесон был убежден, что в случае бомбардировки Штатами маньчжурских аэродромов Китая в войну вступит и Советский Союз. Однако эти опасения не помешали Ачесону на следующий день осудить действия Пекина как «акт откровенной агрессии… уже второй подобный акт за прошедшие пять месяцев… ‹…› Это не просто очередная стадия корейской кампании. Это новый, ничем не спровоцированный акт агрессии, еще более безнравственный, чем первый». Дин Раск на том заседании Совета Безопасности 28 ноября заявил, что Штаты не должны винить себя во вмешательстве Китая, «поскольку такое развитие событий – результат давних планов, не спровоцированный нашими действиями». В значительной степени Вашингтон по-прежнему не рассматривал исключительно китайские мотивы вмешательства, пытаясь понять, что заставило СССР подстрекать Китай и как трактовать умонастроения Москвы. ЦРУ прогнозировало максимальную поддержку Китая со стороны русских. Беделл Смит сказал, что теперь «гораздо больше оснований, чем прежде, полагать, что Россия планирует войну в ближайшее время… ‹…› Возможно, они не собираются начинать ее прямо сейчас, но готовы приступить, если им удастся заставить нас завязнуть в Азии»[204].

Макартур в отчаянии просил подкрепление, но министр сухопутных войск Фрэнк Пейс ответил, что единственная доступная сейчас часть – 82-я воздушно-десантная дивизия. Макартур снова потребовал разрешения привлечь гоминьдановцев – бойцов армии Чан Кайши. И снова получил отказ. Просьбу об увеличении военно-воздушных и военно-морских сил удовлетворили – некоторое пополнение ему отправили. Командование все больше негодовало по поводу политических