Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

догнали китайцы. Укрывшись на ночь в заброшенном доме, родные Сок Пон Юна держали семейный совет. Было решено, что в таком составе им к войскам ООН не пробиться, поэтому бабушку и трех младших братьев и сестер Сока, которым тогда было десять, семь и три, оставили в деревне, понадеявшись на жалость местных крестьян. Сок с родителями продолжили нелегкий путь вместе с другими беженцами сквозь темноту, разрываемую вспышками выстрелов и несмолкающим детским плачем, пока наконец не добрались до рубежей южнокорейской армии.

Жителю Запада решение бросить самых старших и самых младших членов семьи в незнакомом месте кажется немыслимым. Но солдатам войск ООН часто приходилось убеждаться, что корейцы по натуре кажутся отражением тех суровых условий, в которых живут. Такое же решение принимали сотни тысяч корейских семей, в результате чего оравы голодных сирот и маленьких побирушек роились, словно мухи, у каждого лагеря ООН, каждого склада снабжения, каждой мусорной свалки. Сок и его родители прожили следующие два месяца за линией фронта ООН у какой-то тетушки в глухой деревне. И только когда 8-я армия наконец снова двинулась вперед, мальчик вернулся в то селение, где они оставили родных. Детей они нашли. У них лезли клочьями волосы, одежда превратилась в завшивевшие отрепья, постоянно расстраивался не привыкший переваривать пищу желудок. Но все-таки они были живы. Они выжили благодаря консервам, которые выпрашивали или воровали у солдат. Бабушка скончалась. Разоренная, обездоленная, оставшаяся без крова семья, как и миллионы корейцев этой зимой, тем не менее продолжала цепляться за жизнь и ждать перемен к лучшему.

⁂

Восьмая армия отступала на юг, бросая снаряжение и теряя офицеров, увлекаемая огромной волной американцев и корейцев, спасавшихся от коммунистов, и с каждой милей, с каждым днем это отступление все явственнее превращалось в грандиозное бегство. Всех одолевало желание свалить куда подальше не только от врага, но и от нестерпимого холода, от этих гор, из этой вонючей Кореи. В декабре 1950 года 8-я армия практически развалилась, потеряв боеспособность как соединение, примерно так же, как развалилась французская армия в 1940 году или британская в Сингапуре в 1942-м. Сорок пятый полк полевой артиллерии взорвался истерическим смехом, получив донесение американской разведки, что китайцы используют стаи обезьян в качестве носильщиков. Всевозможные слухи, один другого драматичнее, властвовали над умами тысяч людей. «Все, на что оказались способны китайцы, их агрессивность были для нас внове, – говорит майор Флойд Мартайн. – Те китайцы, которых мы знали в Америке, были совсем другими – тихими и покорными»[190]. Большинство американцев привыкло считать китайцев коротышками, а тут их сплошь и рядом атаковали верзилы под метр восемьдесят и выше. А ведь враг, повергший в такое смятение 8-ю армию, по-прежнему занимался, по сути, крупномасштабной партизанщиной, не располагая всей той огневой мощью, без которой не мыслили себе войну западные армии. Это был триумф и для престижа коммунизма, и для азиатской армии.

Повсюду, от штаба Уокера до Токио и Объединенного комитета начальников штабов в Пентагоне, разгром 8-й армии сеял недоумение и глубокий страх. Широкой публике твердили о внезапности и гигантских масштабах китайского наступления, но профессиональные военные понимали, что этого недостаточно, чтобы обратить в бегство армию, сохранявшую абсолютное господство на море и в воздухе и обладавшую такой огневой мощью, что коммунистам и не снились. Победы китайцам добывала пехота со стрелковым оружием в руках и полковой артиллерией, главным образом минометами. Артиллерийским обстрелам из более тяжелых орудий американские войска почти не подвергались, ударам с воздуха не подвергались совсем. Мобильность китайцев, передвигавшихся по горным хребтам без оглядки на дорожную сеть, достигалась за счет предельного сокращения объемов оружия и боеприпасов, которые они тащили с собой.

Но даже если закаленные трудностями китайские крестьяне превосходили выносливостью западных солдат, сверхлюдьми они не были. Бойцы войск ООН жаловались, что приходится сражаться на два фронта – не только с врагами, но и с морозом. Мороз, однако, соблюдал нейтралитет и донимал обе стороны в равной степени, а китайцы, обутые в парусиновые тапки и лишенные такой роскоши, как спальники, были гораздо хуже оснащены для борьбы с ним, чем их противник. По сравнению с потерями от обморожения, которые терпели войска маршала Пэна, потери американцев меркли. А на эвакуацию и медицинскую помощь китайцы рассчитывать не могли. Военные ООН рассказывали страшные истории о пленных с почерневшими и отмирающими конечностями. Китайские ветераны позже утверждали, что от обморожений той или иной степени пострадало зимой 1950 года 90 % «добровольцев», воевавших в Корее. В их 27-й армии небоевые потери составили 10 000 человек. «…Недостаток средств транспортировки и личного состава для сопровождения не позволяет выполнить задачу по снабжению войск, – сообщалось в документах китайской армии от ноября 1950 года, позже перехваченных ООН. – Вследствие этого наши солдаты часто получали недостаточное питание… ‹…› Ели холодную пищу, некоторым доставалось лишь несколько картофелин на двое суток. Им нечем было поддерживать физические силы для боя; раненых не представлялось возможным эвакуировать… ‹…› Огневая мощь всей нашей армии была, по сути, несостоятельной. Когда мы хотели воспользоваться орудиями, у нас часто не было снарядов либо они не взрывались»[191].

Китайцы могли обеспечить большую ударную мощь, однако поддерживать атаку – будь то на уровне роты или армии – им не особенно удавалось. Зимой 1950 года они упустили блестящую возможность не просто прогнать армию Макартура, а уничтожить, поскольку передвигаться они могли только со скоростью пешего перехода, и слабые возможности радиосвязи не позволяли координировать перемещения крупных формирований. Некоторые части НОАК могли по несколько дней подряд не выходить на связь с вышестоящими соединениями. Чтобы одержать тактическую победу над китайцами, достаточно было организовывать плацдармы с круговой обороной и подавлять любые проявления паники, если – как это часто бывало – обнаруживалось, что коммунисты обходят часть с фланга. В тех случаях, когда войскам ООН удавалось поддержать контратаку огневой мощью, они почти неизменно добивались намеченного. Но тогда, в ноябре-декабре, китайские войска добились психологического превосходства не только над частями ООН на передовой, но и над их командованием в тылу. После первых ноябрьских боев из одной крохотной искры – мимолетного слуха, что на главном пути снабжения видели людей в ватниках, – разгорался костер страха перед окружением, часто перераставший в пожар паники. Несомненное тактическое мастерство китайцев, высокие навыки ночного боя, ориентирования, маскировки, прекрасная полевая выучка заставляли даже многих старших офицеров забыть об огромном дефиците ресурсов и огневой мощи у противника. Хуже того, командование ООН в Корее вынуждено было признать, что большинство западных бойцов не способно тягаться выносливостью, мастерством и решительностью на поле боя с противниками-коммунистами. Психологическое воздействие этого вывода на принятие стратегических и тактических решений трудно переоценить.

Однако даже на этой стадии борьбу нельзя было назвать односторонней. Китайцы на собственном горьком опыте убеждались в могуществе авиации, обеспечивающей поддержку с воздуха. Они выяснили, что днем их грузовики перемещаться не могут, поскольку из-за ревущего мотора водители не слышат приближения вражеских самолетов. Все передвижения пехоты нужно было завершить до рассвета, а потом зарыться поглубже в снег, пока их не отыскали рыщущие по небу «Мустанги», «Корсары» и «Пантеры». Был принят распространенный на всю страну комплекс мер по защите от воздушных налетов: через каждые двести метров вдоль всех путей снабжения китайских войск выставлены часовые, готовые свистом и выстрелами предупредить о надвигающемся авиаударе, едва заслышав гул двигателей. Хун Шэ Тэ, китайский офицер, ответственный за всю логистику на территории Кореи, творил чудеса со своей неисчислимой ратью носильщиков и повозок. И тем не менее до самого конца той зимней кампании 1950 года основным сдерживающим фактором для китайцев выступала не живая сила – этот ресурс у них был почти неисчерпаемым, – а снабжение. Чжоу Эньлай заставил каждую китайскую семью обжаривать муку для добровольцев. Каждую ночь через Ялуцзян (Амноккан) тянулись на юг длинные колонны сгибающихся под тяжестью ноши людей и скрипящих от натуги грузовиков. Они научились крепить к бамперу грузовиков широкие щетки, чтобы сметать шипы, которые сбрасывали на дорогу американские самолеты. Они организовывали ремонтные летучки – отряды срочного ремонта, в считаные часы чинившие разбитые мосты и дороги. Чего китайцы