Читать книгу - "Высокая небесная лестница - Джиён Кон"

Капитан отдал нам приказ: «Принимайте людей. Всех! Каждого, кто захочет подняться на борт». Даже пятьдесят лет спустя те слова капитана до сих пор живо отзываются в моей душе. Он сказал это приглушенным тихим голосом, в котором не было никаких колебаний.

Я вспомнил рассказ, который услышал от бабушки перед отъездом сюда. У меня пересохло в горле.

Адвокат Л. выпил стакан воды и снова заговорил:

– В те минуты все десять наших матросов хранили молчание. Тягостная тишина буквально придавила нас. На нашем судне ничего не было. Просто металлическая махина с отсеками, где находилось горючее. Не было ни питьевой воды, ни туалетов, ни еды, ни стульев, ни медикаментов, ни даже трапов, чтобы поднять беженцев на высокий борт. Как раз в той самой гавани два месяца назад подорвались на минах два корабля: у них на борту было загружено реактивное топливо, способное воспламениться и сжечь все дотла всего лишь от одной искры. Им приходилось освещать палубы, чтобы взять людей на борт. И в условиях обстрела это было все равно что сказать врагу: «Я здесь».

В порту ходили слухи, что были случаи, когда за борт сбрасывали тела замерзших беженцев, которых ранее приняли на корабль. Наше судно абсолютно не отапливалось. А единственным оружием, которое у нас имелось, был капитанский пистолет. Допустим, мы сможем покинуть порт, однако в целях усиленной безопасности у нас не было бы никакой возможности поддерживать радиосвязь хоть с кем-либо. Мины были раскинуты, как паутина в море, а у нас даже не было оборудования для их обнаружения. И несмотря на все это, прозвучал приказ брать… Спокойно, но твердо отдал распоряжение капитан.

Отец Исаак, аббат Самуил и я больше уже не задавались вопросом, почему гости завели этот разговор. Мы вместе с моряками переживали ощущение той гнетущей тишины, что они в тот день испытали. Всех нас, словно дождевыми струями, оросила внутренняя дрожь.

– Кто-то воскликнул, что это безумие! Мол, капитан, мы не можем выполнить этот приказ. Капитан лишь молча взглянул на него. Матрос пытался оправдаться: «Я видел как-то один акробатический номер в цирке в моем родном городе, в Вайоминге. Трюк заключался в том, чтобы поместить двенадцать гигантов в крошечный “Форд”. Вы этого от нас сейчас хотите?»

Снова установилось молчание. Мы вполне понимали, что он имел в виду. Но было еще кое-что, о чем мы знали. То зрелище, что развернулось перед нами. Мы не могли отвернуться от умоляющих глаз тех, кто в этот лютый холод, привязав к спинам детей, из последних сил погружался по пояс в ледяную морскую воду. В это время снова заговорил капитан: «Знаю, что найдется 9999 причин невозможности этого мероприятия. Но все-таки давайте это сделаем. Это вопрос жизни. Не предмет торга и не повод для раздумий».

Тот матрос, что возражал, в конце концов ушел в кубрик и не выходил. Мы же, следуя распоряжению капитана, молча приступили к работе. Звуки перестрелки становилась все ближе. Ожесточенные бои шли всего в пяти-шести километрах от порта, где мы пришвартовались.

Капитан прежде всего отдал распоряжение развернуть нос корабля в открытое море, чтобы в любой момент мы могли спешно ретироваться. А также велел во время посадки беженцев держать двигатель включенным на случай экстренного отплытия. Вдобавок ко всем бедам начался снегопад, что повалил с неба стеной после порывов пронизывающего до костей ветра. Аппаратура всех подразделений связи в Хыннаме была повреждена, и сообщение было практически нарушено.

53

«Вниз по борту корабля мы спустили сеть, которая изначально была предназначена для транспортировки груза. Она выглядела как широкая веревочная лестница. И тут мы увидели радостный свет в их глазах. Они напоминали людей, что обнаружили лестницу, ведущую из бездны ада на Небеса.

Беженцы, ухватившись за сеть, стали забираться на судно. Дул сильный ветер, и в придачу шел снег. Тех, кто поскальзывался и падал, спасать было некому. У многих за спинами были привязаны дети. Изголодавшиеся, запуганные до смерти, но с отчаянной жаждой жизни люди из последних сил пытались вскарабкаться по этой лестнице.

Тем временем боевой корабль позади нас продолжал вести артиллерийский огонь, прикрывая отход наших войск. Каждый раз, когда пушка стреляла, палуба нашего судна сильно сотрясалась, вслед за ней и наше подобие трапа. У нас не было выбора, кроме как положиться на Небеса. Мы предпочитали закрывать глаза, когда старухи и дети болтались при подъеме наверх по сети, ходящей ходуном от мощных порывов ветра.

Первые эвакуированные, взобравшиеся на борт, переместились с палубы в трюм пятью этажами ниже. Это говорится так – «переместились», на самом деле их переправляли вниз, словно груз. Мы усаживали их на широкую доску и спускали на самое дно грузового отсека. Представьте себе огромный лифт без стен лишь с полом, на котором спускаешься на пятый цокольный этаж. А по заполнении люк захлопывался. Следующую партию беженцев перемещали на четвертый цокольный и снова закрывали крышкой. Когда крышка захлопывалась над их головами, у нас пробегал мороз по коже. Там было всего несколько крошечных вентиляционных отверстий для груза. Ни уборных, ни света, ни еды, ни воды…

Мы попытались вообразить, как нас спускают, словно балласт, в самый глубокий трюм корабля, а затем захлопывают крышку. Если честно, представить не очень получалось. Да и вообще, как можно вообразить себе тот жуткий мрак и ужас…

Посадка, начавшаяся около девяти вечера двадцатого декабря тысяча девятьсот пятидесятого года, продолжалась до полудня следующего дня. Матрос, следивший вместе со мной за подъемом людей по веревочной лестнице, подошел ко мне с побелевшим лицом и спросил:

– Что происходит? Это же уму непостижимо! И конца и края не видно!

Звучит невероятно, но когда казалось, что больше людей уже невозможно принять, вдруг откуда ни возьмись образовалось пространство. Это судно весом восемь тысяч тонн стали будто бы растягивалось, точно резиновое. На причале еще оставались люди. Их глаза были с мольбой устремлены на нас. Однако приближался момент, когда уже некуда было сажать народ, и медлить больше невозможно. Наконец капитан отдал приказ сняться с якоря. Пришло время поднять лестницу. Впоследствии меня, бывало, мучили кошмары. Их лица, оставшиеся там, их отчаянные глаза всплывали во сне».

Адвокат Л. провел ладонью по лицу.

Брат Маринос приглушенно продолжил:

– Наши боевые корабли продолжали непрерывный огонь, что свидетельствовало о последних минутах отхода. Позже на наших глазах на пирс стали падать напалмовые бомбы, которые мы часто видели в фильмах о войне во Вьетнаме. Военные, бывшие на берегу, покинули это пекло,