Читать книгу - "Изобрести современность. Эссе об актуальном искусстве - Линда Нохлин"

поникли. Небольшие неровности по краям подчеркивают индивидуальность каждого лепестка, кремовые завитки белой краски, иногда с розовым или бледно-желтым оттенком, обрамляют их на фоне кожистой зелени листьев. Форма создается и разрушается — расплавляется — теми же мазками кисти, которые с жизненной непосредственностью вызывают в воображении предсмертную агонию цветка.

Парадоксально, но эти убитые цветы, зайцы или рыбы с остекленевшими глазами могут показаться нам более шокирующими, сильнее напоминающими о безвременной смерти, чем упомянутые мной человеческие фигуры — тореадор, самоубийца, — отчасти потому, что мы не ожидаем найти подобные отсылки к жестокости или смерти в жанре натюрморта. Несмотря на знаменитое хладнокровное отношение Мане к неизбежности человеческой смерти, в его последних работах к аромату роз примешивается запах разложения, неосязаемая тень омрачает золотистое сияние лимонов и персиков, обещая в грядущем еще большую и окончательную тьму. В некотором смысле кажется вполне уместным, что Мане, хоть и ненастойчиво, говорит о самых глубоких, поистине невыразимых понятиях жизни и смерти в рамках, казалось бы, поверхностного, повседневного, домашнего и «женского» жанра натюрморта.

Примечание редактора английского текста:

Этот текст — рецензия на выставку «Manet: The Still-Life Paintings», проходившую в Художественном музее Уолтерса в Балтиморе, Мэриленд, 28 января — 22 апреля 2001 года.

Искусство и/как труд

Глава 27. Инсценировка Патерсонской забастовки 1913 года

ARTnews 62, март — июнь 1974

112 Роберт Эдмон Джонс. Инсценировка Патерсонской забастовки. Мэдисон-сквер-гарден, Нью-Йорке, 7 июня 1913. Плакат

Что такое победа трудящихся? Я утверждаю, что у нее две стороны. Рабочие должны получить экономическую выгоду, но кроме того — обрести революционный дух, чтобы добиться полной победы[541].

Элизабет Герли Флинн

Вечером 7 июня 1913 года произошло важное для истории американского радикализма и паблик-арта событие. В старом Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке перед аудиторией в 15 000 человек, под ярко-красными электрическими лампами на здании, складывающимися в трехметровые буквы IWW{83}, собралась группа из примерно 1500 бастующих рабочих шелковой фабрики, в основном итальянские, еврейские и польские иммигранты (рис. 112). Они воспроизвели основные эпизоды забастовки, проходившей тогда в Патерсоне, штат Нью-Джерси, под руководством организаторов: Элизабет Герли Флинн, Карло Трески, Патрика Квинлана и Большого Билла Хейвуда, самоотверженных лидеров так называемых уоббли — «Индустриальных рабочих мира». Сама инсценировка Патерсонской забастовки появилась главным образом благодаря усилиям молодого Джона Рида, позже прославившегося книгой «Десять дней, которые потрясли мир» (1919), рассказом из первых рук о русской революции, и после его преждевременной смерти в 1920 году похороненного как герой революции у Кремлевской стены с церемонией еще более впечатляющей, чем та, которую он устроил для бастующих рабочих шелковой фабрики[542].

Однако в то время, когда Рид взялся за организацию инсценировки Патерсонской забастовки, он был относительно малоизвестным, хотя и необычайно энергичным журналистом, писавшим для недавно основанного левого журнала The Masses. В Гарварде, который он окончил в 1910 году, Рид был активным участником Социалистического клуба, а также Драматического клуба, тесно связанного со знаменитым курсом драматического письма профессора Джорджа Пирса Бейкера «English 47»[543]. После короткой поездки в Европу Рид перебрался в Гринвич-Виллидж, центр радикальной политики и художественного брожения того времени, где встретил таких разных сторонников социальных реформ, как Линкольн Стеффенс, Макс Истман, Эмма Гольдман и Ида Тарбелл. Его драматические интересы впервые нашли выражение в скетче, который он написал в 1912–1913 годах для ежегодного ужина в ресторане Дельмонико, организуемого Dutch Treat Club, организацией успешных и консервативных писателей и художников. Благодаря членству в Гарвардском клубе он поддерживал связь с Гарвардом. В то же время его политические взгляды резко сдвинулись влево: он принял участие в Патерсонской забастовке, приехав туда в качестве репортера, и был брошен в тюрьму вместе с рабочими-иммигрантами. Об этом опыте он рассказал в статье под названием «Война в Патерсоне», написанной для The Masses[544].

За короткие три недели Рид организовал театральное представление, в котором инсценировалась массовая акция забастовщиков на фоне зажигательных выступлений Флинна, Трески, Квинлана и Хейвуда. Он репетировал с актерским составом «Марсельезу» и «Интернационал» из маленького красного песенника IWW, а также другие песни, специально сочиненные для этого случая. Мэйбл Додж, одна из главных фигур среди радикальной интеллигенции того времени (у которой позднее был роман с Ридом), отметила: «Одной из самых веселых затей <…> стало разучивание с ними одной из вольных песен „Гарварда, старого Гарварда“»[545]. Отношение Рида к альма-матер, очевидно, было неоднозначным, но всё же годы обучения в Гарварде сыграли косвенную роль в замысле театрализованного представления забастовки. Его однокурсник Роберт Эдмонд Джонс, впоследствии завоевавший широкую известность как театральный художник-новатор, в частности благодаря своим запоминающимся декорациям к драмам Юджина О’Нила, был приглашен для работы над сценографией и разработки плаката с рабочим-активистом, который служил также обложкой программы спектакля[546]. Простой, но эффектный задник с изображением шелковых фабрик был написан Джоном Слоуном, в то время активным социалистом и сотрудником журнала The Masses, для которого он сделал более пятидесяти рисунков[547].

Откровенно политическая, пропагандистская цель инсценировки Патерсонской забастовки была изложена в предисловии к программе спектакля под редакцией Фредерика Саммера Бойда, которая включала историю самой забастовки и краткое изложение сценария: «Постановка представляет битву между рабочим классом и классом капиталистов под руководством организации „Индустриальные рабочие мира“ (IWW), использующей всеобщую забастовку в качестве главного оружия. Это конфликт двух социальных сил — силы труда и силы капитала»[548].

Само представление, разделенное на шесть основных эпизодов, кратко изложенных в программе постановки, было красочно описано на первой странице Herald Tribune от 8 июня 1913 года под заголовком «Забастовка в реалистичной инсценировке»:

В первом эпизоде театрализованного представления под названием «Фабрика жива — рабочие мертвы» представлено раннее февральское утро, 6 часов утра. На огромном занавесе шириной в двести футов, протянувшемся через похожую на ипподром сцену, построенную для спектакля, изображена шелковая фабрика Патерсона; при искусственном свете, льющемся из ее окон, рабочие приступали к своим повседневным обязанностям.

Затем пришли станочники, мужчины, женщины и дети; некоторые совсем малыши, другие — дряхлые старики, всего 1200 человек, печально и неохотно бредущие толпой на работу, которую они возненавидели из-за «угнетения» со стороны начальства. Раздались свистки, начался рабочий день, и их недовольное бормотание вскоре слилось с жужжанием ткацких станков.

Но работа в тот день продолжалась недолго, потому что тлеющий дух восстания внезапно перерос в пламя забастовки, и рабочие бросились с фабрик врассыпную, крича и приплясывая, опьяненные свободой. Шум фабрик стих, а потом зазвучали пронзительные звуки «Марсельезы» [к которой было предложено присоединиться всем