Читать книгу - "Жестокие всходы - Тимофей Николайцев"

— ЖЕЛЕЗНОЕ СЕМЯ УЖЕ ПУСТИЛО КОРНИ! — сказал голос внутри купеческой стены, прямо сквозь отцовскую робу, на которую обильно капало из порезанного кольцом пальца. — ОНО ЖДЁТ ДОСТОЙНОГО! ЖДЁТ СМЕЛОГО И ЗЛОГО! ЛИШЬ ПАДАЮЩИЙ КАМЕНЬ НЕ ОБРАСТАЕТ МХОМ…

Луций облизнул губы, сухие и горячие, как черепица в полдень.

— ИЛИ ШАГАЙ ВПЕРЕД, УПОВАЯ НА НОВУЮ СИЛУ, УПОВАЯ ПРОБУДИТЬ ЕЁ И ИЗЛИТЬСЯ ЕЮ… ИЛИ ЖЕ СТУПАЙ ПРОЧЬ ДОГНИВАТЬ В НОЧИ… ЭТА НОЧЬ — ВСЁ ПОКАЖЕТ!!!

Голос внутри стены хохотал так, что от жуткого этого смеха всё прыгало в кишках.

Луций помнил, что надо делать. Самое сложное — успеть коснуться земли железом, накрученным на палец… прежде, чем псы вцепятся. Тогда — всё должно получиться как надо… Если, конечно, они не схватят его прямо на лету и не раздерут, как тряпку — рвя друг у друга из пасти.

Он примерился, как бы прыгнуть половчее… потом, внезапно решился — страшась, что краткий миг отваги потухнет так же скоро, как вспыхнул, Луций оттолкнулся от стены, бросив своё тело в темноту…

Темнота приняла его, как омут. Как подкоряжная чернота, кишащая быстрыми зубастыми тварями…

Еще только падая — он словно бы наперёд услышал хруст собственных разгрызаемых костей. Псы разевали пасти прямо под ним. Он чувствовал хриплое горячее дыхание на своей коже.

Должно быть со страху, но прыгая, он оттолкнулся ногами сильнее, чем мог себе вообразить. Псы высоко подпрыгнули к нему и пасти щёлкнули, не дотянувшись самой малости… мгновением позже они уже взрывали землю лапами, разворачивая жёсткие туловища. Луций шлёпнулся пятками на самую середину двора и тут же упал на четвереньки — не надеясь уже ни на что, но готовый, если надо, самому кинуться навстречу и вцепиться зубами… Сухая земля двора — взметнулась столбом и обожгла ноздри…

Он опомнился. Через секунду…

Глава 21 (сладчайшая, как казни палачей…)

Он был ещё жив…

Кулак с железным корнем, опоясавшим палец, был с размаху вонзён в утоптанную землю… точь-в-точь как лемех плуга, заведённый под целинный пласт — змеились из-под него трещины и пучились вывернутые наружу комья. Луций поднял взгляд на псов и… моргнул… До ближайшей оскаленной пасти оставалось — с пол-ладони примерно. Псина хрипела, силясь приблизиться ещё хоть чуть-чуть. Что-то удерживало её, и Луций осторожно приподнялся с четверенек, пытаясь разглядеть — что именно…

Он не сразу понял… и только через пару минут бестолкового созерцания оскаленных клыков до него дошло — той цепи, что ещё недавно так свободно разматывалась по двору, больше не было нигде.

Как ей и положено, она начиналась от ошейника, но вот потом — куцым, звенящим от напряжения обрывком исчезала в прямо в утрамбованной, перемешанной с булыжниками почве… в той развороченной комковатой борозде, что тянулась теперь через двор. Луций едва глаза себе не протёр — сама земля словно ухватила цепь твёрдыми губами, вжевала её в себя и продолжала сгладывать всё глубже и глубже. Напружиненная отчаянным усилием шея пса против его воли клонилась туда же, к самой земле. Пёс бесновался — бечёвками натягивались жилы. Глаза кровянились выкаченными сверх предела белка́ми, и слюна ярости пузырилась промеж клыков.

Второй пёс… тот, что был привязан подальше — уже подломил лапы, не выдержав противоборства с собственной цепью. Морда его касалась земли, ухо вывернулось наизнанку, будто пустой мешок. Задние лапы отчаянно сучили, вздымая пыль и расцарапанный мусор.

Третьего пса нигде не было видно…, но за телегами — тоже не прекращалась невидимая отсюда возня.

И Луций, чувствуя, как его собственное тело перестаёт быть размякшей ветошью и вновь становится гибким и подвижным — выдохнул, наконец…

И улыбнулся упокоено…

Должно быть, его улыбка тоже вышла похожей на оскал — пёс, прижатый цепью к земле, яростно оскалился в ответ. Спина его напряглась так, что аж хребет затрещал. Это не помогло — цепь медленно, звено за звеном, уходила под землю… и укоротилась уже настолько, что клацающие челюсти лишь кромсали утоптанный дерн. Пёс закашлял и захрипел, подавившись сожранной вместо Луция землёй. А цепь всё тянула и тянула его вниз — вот погрузились ноздри… вот — трепещущие брыли, насквозь прокушенные от злости… Белки́ глаз сверкнули напоследок… потом земля, горкой вспучившись вокруг головы, запорошила и их…

— Смотри… — хрипло, дёргаясь от своих слов, как дробилка, жующая камень, проговорил Луций второму псу. — Смотри, что будет с тобой…

Опьянённый этой победой, он даже хотел было рассказать псу напоследок — как вскроет брезент на крытых телегах, которые тот поставлен охранять… Чувствуя странное невообразимое презрение к каждому, кто встанет однажды на его пути, он хотел ещё как-нибудь отравить последние секунды пёсьей жизни, но… просто не успел. Цепь не оставила ему времени на это — неспешно, но с постоянной скоростью, она всё утягивалась и утягивалась в землю, чередуя звенья, будто молитвенные чётки… И, пока Луций подбирал слова — напряжённый голый загривок пса всё клонился и клонился… пасть уже рыхлила и слюнявила грязь под собой… и яростная глотка, до самых кишок забитая пережёванной землёй, уже исторгала один хрип вместо рыка… земля уже пучилась вокруг ушей… хребет уже содрогался конвульсивно… и задние лапы уже беспомощно сучили, воздетые в воздух…

Пес так и не гавкнул ни разу, умирая…

Луций подождал, когда голые его бока перестанут трепетать… и встал на ноги, отстраняя от земли намотанное на палец железо…

Ночь — и взаправду показала ему многое…

Его трясло от невесть откуда взявшейся, но мгновенно навалившейся усталости.

Луна выглянула и ярко офонарела, заглядевшись на перелопаченный тремя длинными бороздами двор… В её свете Луций глядел на свою руку — та была перемазана грязью едва ли не до самого локтя. И палец где‑то под кольцом жгло и терзало… Изгваздав половину рубахи, Луций кое-как оттёр эту странную, невесть откуда взявшуюся в сухом дворе липкую грязь, мешающую разглядеть, в чём там дело… А-а-а, вот в чём — из-под кольца нескончаемо и часто выдавливалась кровь. Так глубоко пропорол? Он попробовал снять кольцо, но всё только скользило от крови и грязи. Он ногтем попытался подцепить одну из впившихся железных заусениц, но окаянная проволока лишь сократилась ещё туже — будто змея, не желающая выпустить добычу… так, что даже в носу защипало от боли. Наверное, не стоило его больше трогать — только хуже будет.

«Ладно… — подумал Луций. — Пусть так и врастает под кожу, если надо ему…»

«Глина взыщет, но Глина и воздаст…» — так, вроде