Читать книгу - "Поздняя жизнь - Бернхард Шлинк"

получится, если он будет пытаться отразить в рисунке все, что видит в лице сына, – робость, упрямство, плутоватость и чудачество. В его глазах на рисунке была какая-то настороженность, а тонкая нижняя губа придавала лицу строгость. Форма головы, носа и подбородка его более-менее удовлетворяла, серые глаза и светлые волосы тоже. Давид в прошлый раз начал свой рисунок заново и снова наделил его большими ушами, а рот не успел дорисовать.

Когда они устроились за столом, Давид с сомнением посмотрел на оба рисунка.

– Как ты думаешь, маме понравится?

– Конечно. Я уверен. Мы вставим их в рамки, и она повесит их в мастерской.

Они принялись за дело. Давид первым перешел к раскраске рисунка, опередив Мартина на несколько секунд. Он взял темно-коричневый карандаш для волос, а Мартин светло-коричневый и желтый. Для передачи кожи им обоим понадобился светло-коричневый и красный цвет. Давид раскрасил глаза Мартина зеленым и коричневым, а Мартин обошелся простым карандашом. На этот раз он не смотрел, как продвигается работа у Давида. Наконец рисунки были готовы.

Мартин с гордостью воззрился на работу сына. Морщины – вертикальные над бровями и горизонтальные на лбу – были похожи, цвет глаз тоже, и то, что его большие уши снова свидетельствовали об умении слушать, а большой рот о словоохотливости, его вполне устраивало. Собственное изображение Давиду сначала не понравилось: голова, которая, в отличие от головы Мартина, не занимала весь лист, показалась ему слишком маленькой. Но потом он признал, что его голова меньше, потому что он сам меньше.

На следующий день они отправились за рамками, и Давид настоял на красном цвете. А потом так же решительно настоял на красных розах. Они заказали в цветочном магазине букет из сорока трех роз, за которым должны были заехать в четверг и который решили спрятать в подвале. Потом отрепетировали канон «Мы все пришли и поздравляем…»[12], которым хотели разбудить Уллу утром в пятницу. Вечером Мартин собирался приготовить любимое блюдо Уллы, и Давид заявил, что это должны быть оладьи с яблочным пюре и брусникой, но потом вынужден был признать, что это не мамино, а его любимое блюдо, и согласился на палтуса. Чем больше приготовлений к празднику они делали, тем сильнее разыгрывалась фантазия Давида. Что приготовить на завтрак? Что на обед? Как быть с праздничным тортом – испечь самим или купить? Нет, четыре больших и три маленьких свечки на торте – это неправильно, нужно, чтобы горело сорок три маленьких свечки. И обязательно красных! Они заказали в кондитерской шварцвальдский вишневый торт, потому что это, возможно, был любимый торт Уллы – во всяком случае это был любимый торт Давида – и потому что в него легко втыкать свечки. А после относительно продолжительных поисков они нашли в одном магазинчике пачку маленьких красных свечек для рождественской елки, пятьдесят штук.

Давид еще никогда так не волновался перед днем рождения Уллы и даже перед Рождеством. Может, он вспомнил про черные глаза, которые нарисовал в первый раз? О том, что его отец должен умереть? Может, испугался, что и мать тоже умрет? И теперь словно заклинал жизнь, стараясь удержать в ней мать и отца?

– Я тебя люблю, – сказал он опять, уже в постели, когда Мартин прочитал ему «Румпельштильцхен». – Я люблю вас обоих, маму и тебя.

– И мы тебя тоже любим, Давид.

Мартин достал из-под одеяла мишку и положил его под руку Давиду.

12

Они разбудили Уллу и поздравили песней и красными розами, позавтракали за украшенным по-праздничному столом на кухне и перешли в гостиную к шварцвальдскому торту с сорока тремя горящими свечами и к рисункам. Улла была тронута, счастлива, весела, похвалила рисунки, поблагодарила, смеялась и радовалась, пока не узнала, что Давид сегодня не идет в детский сад и что они сначала поведут ее в ботанический сад, а потом устроят пикник.

– Мне к обеду надо в мастерскую. Придет покупатель, коллекционер. Такой шанс я просто не могу упустить. В четыре буду дома, обещаю, и мы еще успеем в ботанический сад. – Она покачала головой. – Это, конечно, очень мило с вашей стороны, но я не всегда располагаю своим временем. Ты отпрашиваешь Давида из детского сада, даже не поинтересовавшись, что у меня запланировано на этот день!

Она всерьез рассердилась. Мартин извинился, Давид не понял, в чем дело, и расстроился. Потом она ушла. Давид ходил как неприкаянный вслед за Мартином, который наводил порядок на кухне, в гостиной, мыл посуду и застилал постели. Он отказался идти в детский сад, отказался от прогулки с Мартином, не хотел играть с ним в лего, его огорчение перешло в досаду. Мартин тоже разозлился на Уллу, хотя и понимал ее возмущение. У нее были основания сердиться; ему следовало посоветоваться с ней, но она явно была рада поводу выйти из себя, потому что злость заглушала ее угрызения совести. Он не поверил ей – никакого покупателя и коллекционера не было; она просто хотела провести этот день со своим любовником.

Позвонили из детективного агентства. Им удалось выяснить, что отец Уллы после ухода из семьи жил неподалеку от нее, в одной из близлежащих деревень, и умер через одиннадцать лет. Он работал в столярной мастерской, был детским тренером по гандболу в спортивном клубе и последние семь лет жил с одной женщиной в ее доме. Женщина до сих проживает по тому же адресу. Если у него есть желание, он может заехать в агентство и забрать сделанные ими фото столярной мастерской, той женщины и ее дома. Да-да, конечно, прямо сейчас, ответил Мартин, обрадовавшись, что им с Давидом будет чем заняться в ближайшие два-три часа.

Ему было стыдно, что он с такой легкостью лжет. Надо заехать в одно место и кое-что забрать, чтобы на следующей неделе отвезти другу, объяснил он Давиду. Это слишком важные документы, чтобы посылать их по почте. Речь идет об одной коммерческой сделке; другу нужно убедиться в надежности партнера, и детективное агентство собрало на него важную информацию. С такой же легкостью он наговорил бы подобных небылиц и Улле.

Они поехали на городской электричке, обозревая сверху садовые участки, парки, улицы с деревьями и дома с палисадниками.

– Все уже зеленое! – радовался Давид.

Мартин в своем мрачном настроении видел все в сером цвете, и подобно тому, как темное помещение мгновенно преображается после щелчка выключателя в лучах вспыхнувшего света, мир для Мартина после замечания Давида стал вдруг совершенно зеленым и совершенно другим. Да, весна уже