Читать книгу - "Тропой забытых душ - Лиза Уингейт"

четырнадцати. И тебя вышвыривают за дверь, словно мусор, – Дьюи сплевывает, едва не попадая на ботинок газетчика. Мистер Бразертон отодвигает ногу.

– Законы призваны защищать детей, давать им возможность вести достойную жизнь.

– Ну, наверное, так и есть, – широко раскинув руки, кланяется Дьюи. – Ирландский паренек, вольный как птица, со всеми этими бедолагами под моим крылом.

– Ты на меня не указывай, Дьюи Маллинс, – встреваю я; меньше всего мне хочется, чтобы мистер Бразертон понял, кто я на самом деле. – Я не под твоим крылом и тебе не приятель, и ты это знаешь. Я просто пыталась помочь вам добыть еды.

Мы с Дьюи смотрим друг другу в глаза. Он показывает пальцем в мою сторону.

– С этой девчонкой мы в городе познакомились. Но таких, как я, много. Хозяева шахт не отправляют тебя домой на поезде, если ты больше не можешь работать на них. О, есть, конечно, люди, которые охотно посадят тебя в вагон, но очухаешься ты далеко на Юге, в хлопкопрядильне, или в прачечной, или на целлюлозной фабрике, или на какой‑нибудь ферме там, где не запрещено законом припахивать на работу детей. Я на такое не согласный.

– Впечатляющий рассказ. – Мистер Бразертон проводит языком по ровным белым зубам, просматривая записи.

Похоже, пора выставить газетчика со Щучьего брода: нам с Нессой, Тулой и малышами пора уходить в сторону Уайндинг-Стейр, пользуясь светлым временем суток. Утро почти миновало, а погода стоит такая, что к вечеру можно ждать ливня. А мне еще нужно сходить в город с мистером Бразертоном, а потом вернуться сюда со Скиди.

– Что ж, думаю, вот и все, мистер Бразертон, – я смотрю вниз по ручью в сторону железнодорожного моста, где он оставил лошадь.

– Пожалуй, да.

Газетчик размышляет еще с минуту, потом передает мне мешок, прощается и направляется к ручью. Проходя мимо Нессы, я наклоняюсь к ней.

– Дождись меня, – шепчу я.

– Тушпа! – отвечает она, что значит: «Поторопись!»

Я киваю, не оборачиваясь.

– Ты знаешь их язык? – спрашивает меня мистер Бразертон, когда мы возвращается к лошади.

– Совсем немного.

Пока он садится в седло и помогает мне взобраться и устроиться за его спиной, я начинаю рассказывать, что второй муж моей прабабушки был чокто и что они пришли по Дороге слез [12] в 1831 году, когда правительство заставило племя переселиться из Миссисипи в Оклахому посреди холодной зимы.

– Она говорили своим детям, как страшно это было, как люди по пути просто падали и умирали и…

Рассказ, как мне и нужно, занимает почти все время, которое требуется на дорогу до города. Ничего хорошего, если мистер Бразертон начнет снова расспрашивать меня о Щучьем броде, о том, где именно я живу и смогу ли добраться до дома в целости и сохранности, ведь в окрестностях хозяйничает банда.

– Репортер должен оставаться объективным, – говорит он, когда у меня заканчиваются истории. – Но то, сколько наделов чокто были проданы после постановления Конгресса от 27 мая 1908 года, приводит меня в ярость. Мисс Кейт права: это преступление, и дельцы плодятся как вредители. Хейзел, а твоя семья живет на выделенной земле?

– Нет, сэр. Мой отец купил участок. – Потом я рассказываю газетчику, что слышала от мисс Кейт во время обеда о людях в Вашингтоне и о новом законе. – Мисс Кейт говорила, что ужасный, гнусный новый закон – это сущее издевательство. Кажется, именно так. – Произносить «умные» слова мне непривычно, но хочется заставить мистера Бразертона поверить, что я совсем взрослая. – Конечно, я понимаю, что, когда прислуживаешь за столом, подсушивать нехорошо, но было очень интересно, вот и не удержалась. Никого нельзя выбрасывать на съедение волкам по решению Конгресса, и уж точно – не детей.

– Да… Волки… Их полно среди нас…

– Так и есть. Надеюсь, мисс Кейт поедет в Вашингтон и расскажет там об этом. Я бы сама поехала… Но пока никак.

– Ты уже помогла привлечь внимание к этому явлению, хоть и сама пока этого не понимаешь. – Он поворачивается в седле и через плечо смотрит на меня, а затем неспешно продолжает: – Газетные статьи о беспризорниках подсветят эту темную проблему. Мисс Кейт собирается противиться новому закону, и я слышал, что миссис Тредгилл думает создать в Женском клубе комитет по делам индейцев. Посмотрим, сумеют ли дамы сделать что‑нибудь более существенное, чем повозмущаться у себя в гостиных, но, если им удастся объединиться ради общего дела, с этой силой властям придется считаться.

Газетчик говорит так быстро и странно, что я и половины не понимаю, но мне нравится, что он относится ко мне как к взрослой.

– Надеюсь, у них получится. Очень на это надеюсь.

– Перо – очень сильная вещь, Хейзел, и сегодня ты приоткрыла лица нужды, скрывающиеся за политическими маневрами состоятельных людей, живущих в хороших домах. Дети ютятся в придорожных канавах. За ними гоняются, на них охотятся, их бросают в холоде и голоде. И это в двадцатом‑то веке! В нашем веке телефонов, электрического освещения, холодильников, автомобилей! Хейзел, просто отвратительно, что наше общество способно найти разум и волю, чтобы создать такое великолепие, но не может решиться поступить по справедливости с осиротевшим ребенком. Ты как считаешь?

– Это точно.

Мистер Бразертон разошелся уже не на шутку и принялся размахивать руками так сильно, что лошадь начала беспокойно приплясывать от испуга. Так я и въехала в город, подпрыгивая на конском крупе.

Какое это облегчение и радость – оказаться наконец у коновязи при церкви, где оставался Скиди.

– А вот и мой вьючный пони, сэр. – Я соскальзываю на землю, не дожидаясь помощи. – Теперь мне нужно заняться своими делами и вернуться домой к маме. Очень приятно, что вы поделились едой с этими детьми. Интересно, почему некоторые люди называют их эльфами? Как будто в старой детской сказке про гномов и фей, только это настоящие дети, которым просто… приходится нелегко. Они настоящие. Хорошо, если люди узнают об этом из вашей газеты.

Мистер Бразертон достает блокнот и начинает писать.

Поскольку ему нравятся мои слова, я глажу лошадь по морде и продолжаю говорить.

– Наверное, люди так их называют, потому что… если они не настоящие, не из плоти и крови, то никто не обязан их кормить, или давать лекарства, или покупать обувь на зиму. Никто не чувствует себя неловко, если не делает этого. Думаю, потому и ходят такие рассказы.

Подняв карандаш, газетчик пристально смотрит на меня сквозь очки.

– А вы исключительно умны для своего возраста, юная леди. Быть может, однажды вы по стопам мисс Кейт пойдете в политику.