Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

переходить к новому этапу. Линия фронта от побережья до побережья сократилась до 115 миль. В последующие дни первый и девятый корпуса продвинулись еще на несколько миль вперед, планировалось добраться до рубежа «Вайоминг». «Теперь у нас имелась испытанная в боях, закаленная, уверенная в себе армия, – писал Риджуэй, – поднаторевшая в подобных сражениях, не боящаяся никаких превратностей погоды и обладающая огневой мощью, намного превосходящей все, чем мы могли бить противника прежде. Заставить нас уйти с полуострова могло бы, я уверен, только масштабное вмешательство Советов, которое весной 1951 года нельзя было полностью исключить»[232].

Однако следующий ход принадлежал не Москве и не 8-й армии, а Пекину и Вашингтону: в Пекине готовилось масштабное весеннее наступление силами девятнадцати китайских армий, призванное обратить вспять все достигнутое Риджуэем за четыре месяца его ошеломляющих успехов, а у Вашингтона лопнуло наконец терпение – и он перестал мириться с воинствующей манией величия обитателя «Дай-Ити».

⁂

О том, как президент Трумэн отправил генерала Дугласа Макартура в отставку, написаны километры текстов – и публицистических, и аналитических. Вряд ли откуда-то появятся какие-то важные новые данные, меняющие наше нынешнее представление о происходившем в Вашингтоне и Токио весной 1951 года, поэтому в преимущественно военном исследовании корейского конфликта мне кажется излишним в очередной раз повторять знакомые подробности. Здесь уместно лишь кратко изложить аргументы и события, которые привели к Великому низвержению 11 апреля.

Десять месяцев кризиса в Корее оказали сильнейшее влияние на внутреннюю политику Соединенных Штатов. За это время постепенно набрало силу правое крыло Республиканской партии, убежденное, что Штаты имеют дело с координированным внешним и внутренним заговором коммунистов, в котором агрессия Северной Кореи представляла собой лишь одно из проявлений. Республиканцам невыносимо было наблюдать за тем, как неуверенно вооруженные силы Соединенных Штатов пытаются устоять в схватке против коммунистических полчищ в Корее. Если их противодействие слишком глубокой вовлеченности в европейские альянсы основывалось на неприятии ограничений, которые европейские либералы таким образом пытались навязать американской внешней политике, то, ратуя за «политику продвижения вперед» на Тихом океане и Дальнем Востоке, они предполагали у Америки свободу маневра в этом полушарии, однако события в Корее это предположение опровергли. Всего пять лет прошло после окончания войны, в которой Соединенные Штаты триумфально продемонстрировали свою небывалую мощь на пяти континентах и из которой вынесли практически неоспоримое первенство на мировой арене. И вот теперь получалось, что Америка не может прижать к ногтю каких-то мелкотравчатых диктаторов и сборище коммунистов в ватниках. В 1980-х подобные разочарования, кажется, стали обычным явлением. Но в 1950–1951 годах для большинства американцев это было тяжелое открытие. Невыносимо было думать, что тысячи американских парней страдают и гибнут в какой-то вонючей азиатской дыре, сражаясь на войне, условия которой определяют Пхеньян и Пекин. Видные республиканцы, такие как сенатор Тафт, требовали, чтобы Америка отстаивала свои интересы в Азии на условиях, которые позволят ей воспользоваться огромным технологическим превосходством. В консервативной риторике этого периода явно или подспудно сквозила убежденность в том, что политика Америки не должна исключать применение величайшего технологического достижения Штатов – ядерного оружия. Кроме того, республиканцы обвиняли президента Трумэна в неконституционных действиях: он отправил американские войска в Корею, не получив официального одобрения конгресса. Доля истины в этом обвинении была.

Самым явным следствием давления сената на правительство с целью нарастить обороты антикоммунистической политики стала отправка сотен миллионов долларов и твердые гарантии поддержки со стороны Штатов режиму Чан Кайши на Тайване. Дин Раск заявил: «Мы признаем национальное правительство Китайской Республики, несмотря на предельную ограниченность территории, находящейся под его властью… ‹…› Мы считаем, что оно более достоверно выражает взгляды огромного китайского народа, в частности историческое требование независимости от иностранного контроля…» Кроме того, в рамках новых обязательств США в деле антикоммунистической борьбы на Дальнем Востоке в качестве подкрепления войскам Штатов в Европе были отправлены еще четыре дивизии.

Но все эти проявления холодной войны были всего лишь кругами по воде, расходящимися от основной полемики: как быть с «горячей» войной Америки против коммунизма в Корее? Макартур продолжал в своих посланиях из Токио давить на правительство, чтобы Штаты обязались сокрушить коммунизм в Азии. Тринадцатого февраля Макартур объявил, что «выдвигаемая некоторыми идея проложить линию фронта через всю Корею и перейти к позиционной войне совершенно несостоятельна и оторвана от действительности». Сам он разработал новый план – отрезать Корею от Китая массированными ударами с воздуха. Мало того, он предложил создать непроницаемую границу между силами коммунизма и силами свободы, засеяв нейтральную полосу радиоактивными отходами. Он рассуждал о десантных высадках с воздуха и с моря, которые своим размахом должны были затмить Инчхон. «Макартур еще прочнее, чем прежде, уверился, – писал в целом разделявший его убеждения Кортни Уитни, – что агрессию красного Китая в Азии не удастся остановить, сколько бы ни истребили китайцев в Корее, пока Китай в принципе способен вести войну»[233]. Седьмого марта в Сувоне Макартур провозгласил: «Нам еще предстоит принять жизненно важные решения – далеко выходящие за рамки полномочий, которыми я облечен как полководец, но призванные на высочайшем международном уровне развеять тьму неопределенности вокруг нерешенных проблем, порожденных необъявленной войной красного Китая в Корее».

Между тем Трумэн в Вашингтоне ясно давал понять как в публичных речах, так и в частных беседах, что, когда армии приблизились к линии, с которой началась война, настало время обсудить мир на этих позициях. Макартур сразу же продемонстрировал абсолютное несогласие с точкой зрения президента, опубликовав собственное заявление:

К настоящему времени враг уже должен с болью осознавать, что отказ ООН от толерантного стремления ограничить военные действия территорией Кореи и решение расширить наши военные операции на ее прибрежные участки и внутренние базы грозит красному Китаю скорым разгромом… ‹…› Корея и корейский народ, над которым так жестоко надругались, не должны быть принесены в жертву. Это главная наша забота. Если оставить в стороне военную сторону проблемы, вопросы которой решаются на поле боя, то основополагающие задачи остаются по природе своей политическими и должны найти дипломатическое решение. Однако нет нужды говорить, что со своей стороны я, как командующий, готов в любой момент встретиться на поле боя с главнокомандующим войск противника в искреннем стремлении найти любые приемлемые для всех стран участниц военные средства, позволяющие реализовать политические цели ООН в Корее без дальнейшего кровопролития.

Теперь из «Дай-Ити» лился непрерывный поток пропаганды, направленный как против правительства в Вашингтоне, так и против коммунистов. Больше всего генерала и его окружение возмущало отношение ослабленных и готовых на компромиссы союзников Америки. Сотрудники Макартура распространили информацию о заговоре британцев с целью склонить Соединенные Штаты отдать красному Китаю место Чан Кайши в ООН. Из Токио звучало рефреном: любое перемирие, любой провальный компромисс в Корее – все, что не ведет к военному поражению Китая, – будет национальной катастрофой для Штатов.

Ирония заключалась в том, что в кризисе отношений гражданского и военного руководства президент Трумэн и его ближайшие советники гораздо большее единство ощущали с союзниками Америки, чем с собственным народом. Нет никаких свидетельств в пользу широко распространяемой впоследствии штабом «Дай-Ити» версии, что британцы «сговорились» с Трумэном или как-то ощутимо повлияли на его решение избавиться от Макартура. Однако они предельно четко обозначили свои страхи перед возможными последствиями его эскапад, тем самым наверняка укрепив намерение правительства в Вашингтоне принять меры. Девятого апреля весьма здравомыслящий начальник Имперского генерального штаба сэр Уильям Слим, председательствуя на собрании британского Комитета начальников штабов, выразил характерный для европейских союзников взгляд:

[По его мнению], генерал Макартур лично желает войны с Китаем… ‹…› Как доказали действия Макартура в ноябре-декабре прошлого года, он с легкостью приукрашивал свои донесения – как разведывательные, так и оперативные – в собственных целях. В сложившихся обстоятельствах было бы крайне нежелательно предоставлять Объединенному комитету начальников штабов США право решать, в чем будет состоять «массированный удар с воздуха» [в районе Ялуцзяна (Амноккана)]. Они боятся генерала Макартура, именно