Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

Дэхуая. – Китай не был готов к изменившейся военной ситуации, созданной наступлением в глубине обороны противника. Мы больше не могли обеспечивать подкрепление нашей армии в Корее, поскольку не в состоянии были подвезти новые резервы». Китайское наступление выдохлось. Пережившие сокрушительный удар войска ООН и приславшие их страны готовились вновь перехватить инициативу в корейской войне.

Глава 10

Заклятый враг. Отставка макартура

В декабре 1950 года парадоксальным образом генерал Дуглас Макартур задался целью убедить своих политических хозяев в Вашингтоне не только в том, что корейскую войну выиграть не получится, но и в том, что войска ООН неминуемо ждет полнейший разгром. Его штаб запустил пропагандистскую кампанию, исполненную глубочайшего пораженческого пессимизма. Они завышали численность китайских войск, предположительно уже находящихся в Корее или подлежащих призыву. Они упорно сомневались в способности армий ООН выдержать столкновение с противником. Уверенность Верховного главнокомандующего в том, что войну с коммунистами в Корее нужно переносить на территорию Китая, превратилась в навязчивую идею. Он забрасывал Объединенный комитет начальников штабов письмами и телеграммами, продолжая доказывать необходимость бомбардировки мостов через Ялуцзян (Амноккан) и территории на том берегу.

Мы никогда не узнаем наверняка, насколько влияла на отношение Макартура к китайцам его уязвленная гордость и насколько им овладела жажда банальной мести народу, разбившему в пух и прах его надежды и триумф в Корее. Но можно не сомневаться, что зимой 1950 года то самое чувство особого предназначения, которое вело Макартура после Коррехидора обратно через Тихий океан к восстановлению Японии, спасению Южной Кореи и высадке в Инчхоне, теперь нашептывало ему, что он должен выступить против коммунистического Китая. Вероятно, он не считал, что восстановление националистического режима Чан Кайши в Пекине отнюдь не в его власти. Конечно, энтузиазм Макартура по поводу ввода гоминьдановских войск в Корею в максимально возможном количестве выходил за рамки любых соображений о военной ситуации на полуострове. Если в Корее будут развернуты крупные тайваньские силы и если они смогут загнать полчища «добровольцев» Мао обратно за Ялуцзян (Амноккан), разве можно будет противиться желанию позволить им теснить китайцев и дальше? Учитывая накал воинствующего антикоммунизма в Соединенных Штатах, в случае если тайваньцы дойдут хотя бы до границы собственной страны, разве не подвергнется правительство Трумэна непреодолимому давлению в надежде отменить «потерю» Китая, ставшую таким горем для многих именитых американцев? «Отважный, блестящий, величественный, – писал один из биографов Макартура, Уильям Манчестер, – он возвышался над Кореей, словно колосс, пока его не подкосил заклятый враг – его собственная гордыня. Закончить карьеру проигрышем? Получив шах и мат? Для него это было смерти подобно»[227].

Шестого декабря в попытке прервать льющийся из «Дай-Ити» поток неистовства Трумэн президентским указом призвал все командование театром военных действий США соблюдать «крайнюю осторожность» в публичных высказываниях и визировать их предварительно в Госдепартаменте или Министерстве обороны. Но Макартур продолжал свою пропагандистскую кампанию, озвучивая корреспондентам свои угрозы или требования, но только «не для протокола». Если его вынудят продолжать войну при нынешних ограничениях, наложенных Вашингтоном, предостерегал Макартур, существует реальная опасность, что придется выводить войска со всего полуострова.

Его игре положили конец. Двадцать девятого декабря новая директива Объединенного комитета начальников штабов подтвердила, что крупных подкреплений ему ждать не стоит и что Вашингтон по-прежнему убежден: Корея не подходящее место для развязывания большой войны. От Макартура требовалось всеми силами удерживать фронт на «последовательно расположенных оборонительных позициях». Если его войска оттеснят к Кымгану, Соединенным Штатам действительно придется их выводить. Но Комитет мягко напомнил Верховному главнокомандующему: «Успешное сопротивление китайско-северокорейской агрессии на тех или иных позициях в Корее и подрыв военного и политического авторитета китайских коммунистов крайне важны для наших национальных интересов». Иными словами, Макартур должен был и дальше делать все возможное при существующих условиях.

Генерал на это не согласился. Тридцатого декабря он отправил в Вашингтон ответ, в котором высказал все, что думает о наблюдаемой им в администрации потере воли к победе и попытках сделать его козлом отпущения в грядущей катастрофе. Он выдвинул четыре собственных требования. Во-первых, блокировать побережье Китая. Во-вторых, нанести бомбовые удары с воздуха и моря по китайским военно-промышленным объектам. В-третьих, прислать в качестве подкрепления силам ООН в Корее тайваньские войска. В-четвертых, снять с войск Чан Кайши все ограничения, позволяя им тем самым напрямую атаковать материковую территорию Китая. Эти меры, заявлял Макартур, не только спасут Корею, но и «лишат красный Китай способности вести агрессивную войну, на много поколений вперед устранив его как угрозу миру в Азии».

И снова, на фоне смятения в Вашингтоне, предложения Макартура были отвергнуты. Как ему сообщили, ставки в Корее поднялись настолько высоко, насколько предполагала администрация. Если полуостров не удастся удержать в рамках существующих операций ООН, значит, его придется сдать коммунистам. Макартур в своих посланиях Вашингтону распалялся все больше. Он обвинял Объединенный комитет начальников штабов в подрыве его авторитета и утверждал, что боевой дух в его войсках сильно страдает от «позорной пропаганды, дискредитирующей их боеспособность». Одно это заявление уже свидетельствовало о вызывающей тревогу степени неведения или самообмана по поводу событий во время «большого бегства». Макартур говорил о «невозможных ограничениях и условиях», связывающих его войска по рукам и ногам, и закончил апокалиптической тирадой: 8-я армия будет держаться, «если того потребуют высшие политические соображения, сколько потребуется, пока не будет стерта с лица земли».

Много лет спустя генерал Чарльз Болте, руководитель Отдела планирования в Пентагоне, уже без утайки рассказывал, как нервничали даже представители Объединенного комитета, имея дело с Макартуром: «Мы перед ним дрожали. Если вспомнить, кем он был…»[228] Но, если прежде правительство и Пентагон могли в общении с Макартуром ляпнуть что-то маловразумительное, теперь такого не происходило. На его угрозы и велеречивые тирады отвечали с образцовым достоинством. Новая директива Объединенного комитета от 12 января декларировала намерение придерживаться прежней политики, и на следующий день президент Трумэн в личном письме попытался воодушевить Макартура на дальнейшую борьбу в Корее. Даже если материковую часть придется оставить, убеждал он, можно будет сражаться дальше с прибрежных островов. Пусть даже вывода войск избежать не удастся, остальному миру дадут понять, что уход «вызван военной необходимостью и такого положения дел – военного или политического». «Мы не потерпим и будем бороться с ним, пока агрессия не будет обуздана». Однако через несколько дней доверие к Макартуру сильно пошатнулось: Вашингтон получил доклады от Коллинза, Ванденбурга и Беделла Смита, объехавших корейский фронт. Стараниями Риджуэя настроение там ощутимо менялось, всем хотелось верить, что фронт удастся удержать. Пусть Риджуэй не обладал политическим весом Макартура, ему было не занимать боевого опыта и выдающихся заслуг. Новый командующий 8-й армией дарил Вашингтону надежду и предлагал несравнимо более удовлетворительную оценку ситуации, чем та, что поступала из Токио.

И все-таки по крайней мере в одном отношении Макартур очень точно распознал негласную, но радикальную перемену в политике администрации: никто больше не надеялся и не рассчитывал на объединение Кореи под некоммунистической властью. Теперь Вашингтон сосредоточил все надежды на том, чтобы продемонстрировать Пекину и Пхеньяну достаточную военную мощь, подталкивая их к переговорам о возвращении к довоенному разделению Кореи. С весны 1951 года до окончания войны в 1953 году задачи ООН были откровенно скромными. Войска Риджуэя пытались, не выходя за пределы допустимых для 8-й армии потерь, истребить достаточное число коммунистов и отстоять достаточную территорию, чтобы добиться мира.

И только. Но для многих воюющих этого было недостаточно. На протяжении последующих двух лет становилось все труднее определять цели войны для ООН в понятной и тем более приемлемой терминологии для находящихся на фронте. Даже в верховном командовании не все смогли полностью смириться с новыми, необъявленными обстоятельствами. Весь 1951 год месяц за месяцем, даже когда уже давно шли переговоры о мире, стратеги в штабах армии и корпусов изобретали замысловатые схемы охвата противника десантированием с моря или с воздуха либо полнокровного прорыва к Ялуцзяну (Амноккану). Воплощения ни одна