Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

гранаты, потом вернулся пополнить запас. На этот раз к нему присоединились другие. К рассвету, после многократных контратак, продолжавшихся всю ночь, позиции шотландского пограничного снова перешли в руки британцев, потерявших семерых убитыми, восемьдесят семь ранеными и сорок четыре пропавшими без вести. Четверо удостоились медали «За выдающиеся заслуги». Рядовой Спикман получил два ранения и был награжден Крестом Виктории. История о его одиночном подвиге – и байка о том, что не последнюю роль в нем сыграло горячительное, – вошла в легенды британской армии. А собственно битва? Битва по общекорейским меркам была мелочью, просто локальные боевые действия, которые разные части по всему фронту вынуждены были с размеренной регулярностью вести на протяжении двух лет позиционной войны. Выигравшие бой могли похвалить себя за хорошо проделанную работу. Проигравшие отдавали очередную высоту противнику, и тогда рано или поздно кому-нибудь другому выпадало жертвовать собой и выбивать оттуда коммунистов.

⁂

Военнослужащих ООН поражали невероятная целеустремленность, с которой сражались многие китайские солдаты, и легенды о том, на что они готовы были пойти, лишь бы не сдаваться в плен. Порой раненые коммунисты сопротивлялись попыткам британских или американских санитаров оказать им помощь. Объяснялось это, судя по всему, не столько оголтелой фанатичностью, сколько умелой индоктринацией: «В среднем, – сообщалось в докладе британской разведки о дезертирах, – китайский солдат-коммунист больше осведомлен о планах и намерениях командования, чем обычно положено знать военным аналогичного звания в некоммунистических армиях. Мы предполагаем, что это обусловлено постоянными партсобраниями, на которых всех участников независимо от звания побуждают высказывать мнение по поводу предстоящих операций вплоть до критики планов командования»[350].

Типовая военная рутина постановки задач и инструктажа у китайцев приобрела новое содержание. Для руководства «добровольческой» Народно-освободительной армии в Корее это был догмат веры – еженедельно часами обсуждать тактику перед боем, проводить разборы после и вести политическое просвещение. Политруки строили свои речи на лозунгах типа «Поможем Корее побороть Америку и отстоим нашу отчизну!», «Любовь к корейскому народу – любовь ко всей Корее» примерно так же, как христианские священники строят проповеди на цитатах из Библии. Об эффективности политической индоктринации можно судить по тому, насколько трудно оказалось брать китайцев в плен, а число перебежчиков было ничтожным, несмотря на потоки пропагандистских листовок с заманчивыми обещаниями, которые войска ООН обрушивали на китайские позиции.

Коммунисты вели на передовой еще более пещерное существование, чем войска ООН. Господство в воздухе позволяло западным бойцам относительно свободно перемещаться днем (главное – не попадать в зону прямой видимости противника). У китайцев артиллерийских боеприпасов было слишком мало, чтобы тратить их на беспокоящие обстрелы. Однако у бойцов Пэн Дэхуая каждый дюйм передних рубежей непрерывно подвергался угрозе атаки с воздуха. Маскировка стала навязчивой идеей, ведь они знали: стоит американцам засечь хотя бы один человеческий силуэт на открытой местности, как последует сокрушительный шквал огня. До наступления темноты, а часто и после китайцы обитали в немыслимом лабиринте тоннелей, которые они прорыли по своему фронту, превзойдя все, что соорудили технически гораздо лучше оснащенные войска ООН на своей стороне. «Тоннель стал одним из фундаментальных китайских институтов», – иронизировал Ху Сэн, представитель штаба маршала Пэна. Жизнь «добровольцев» за его стенами представляла собой зеркальное отражение той, что вели бойцы ООН: слушали пекинское радио, читали, играли в покер, пели и танцевали под музыку китайских скрипок и инструментов, сделанных из орудийных гильз. Многие китайцы, попавшие на корейский фронт неграмотными, пользовались долгими часами вынужденного бездействия, чтобы учиться читать и писать при мигающем огоньке свечи. В сырых, сочащихся водой пещерах всех донимали бесконечные болезни. Летом бушевала лихорадка, так что зимний холод бойцы воспринимали как спасение. От болезней и ран лечились традиционными китайскими снадобьями из трав. Современные лекарства практически отсутствовали. Почти все время большинство воюющих голодало.

Китайцы ничуть не меньше страдали вдалеке от дома, чем военнослужащие ООН. «Мы сражались в чужой стране, и потому поддерживать боевой дух было труднее, чем во время Освободительной войны», – говорит Ли Бэньвэнь, полковой политрук[351]. Мало кто из бойцов имел при себе даже фотографию семьи, поскольку фотоаппарат был редкой роскошью. Раз в две недели они могли получить письмо от домочадцев – написанное в большинстве случаев профессиональным писарем. Об отпусках в Народной армии практически не слышали. Наведаться в родную деревню разрешали разве что из сострадания – в случае кончины кого-то из близких. Офицер штаба 23-й группы армий Ван Чжугуан за шесть проведенных в Корее лет побывал дома лишь дважды. Его жена, фабричная работница, отправляла ему время от времени немного денег – сколько удавалось выкроить, помимо расходов на себя и маленькую дочку. Жалованье у Вана, как и у остальных «добровольцев», было мизерное, в качестве доппайка только сигареты.

В атаке китайцы специализировались на просачивании и окружении, при этом по крайней мере один отряд атакующих шел прямо на укрепления противника. А значит, западным войскам необходимо было выстраивать круговую оборону. С течением войны организация и подготовка у китайцев заметно улучшались: за линией фронта проводились репетиции атак. Сообщения передавались без шифровки, открытым текстом с помощью имеющихся радиостанций или – чаще – по телефону. «Их стандарт – окружение и глубокое проникновение» – так характеризовали китайскую манеру британцы.

По словам Ли Хэбэя из 587-го полка, китайцы считали американцев менее грозным противником, чем японцев: «У них не было японской боевой злости». Коммунисты отточили мастерство ночных сражений до совершенства, потому что лишь темнота позволяла им справиться с проблемой превосходства сил ООН в воздухе. С течением войны резко повышались и их зенитные мощности: появлялись поставляемые Советами 35-миллиметровые, 37-миллиметровые и 100-миллиметровые орудия. «Мы все лучше обходили “узкие места”, – говорит Ван Чжугуан. – Мы привыкли к тому, что американцы бомбят определенные участки в определенное время, и навострились проезжать эти места в перерывах между бомбежками». На вопрос, чего китайцам больше всего не хватало, Ван без колебаний отвечает: «Самолетов». Численность китайских сил в Корее зависела от того, какое количество личного состава удавалось снабжать с северного берега Ялуцзяна (Амноккана). В бойцах как таковых недостатка не было никогда, поэтому в атаках так безжалостно жертвовали жизнями людей. «Мы несли огромные потери, – признает Ван Чжугуан, – но они были не напрасны. Мы выиграли битву»[352]. Более объективные наблюдатели вряд ли согласились бы с этим выводом. Даже многим китайским офицерам неловко сегодня вспоминать эту грубую, расточительную тактику периода корейской войны. На противоположной стороне, в войсках ООН, в разных подразделениях по-разному оценивали масштабы риска, допустимого в погоне за господством над ничейной землей в ночное время. Среди американцев самыми ретивыми считались южане. Во взводе 35-го пехотного полка у рядового первого класса Марио Скарселлеты был боец из Западной Виргинии, который постоянно вызывался добровольцем в разведывательные группы: «Он говорил: “Боже, пожалуйста, пошли нам полсотни гуков!” Ему это было в кайф. Нам бы тысяч пятьдесят таких, как он, вот пусть они бы и сражались, а нас отправили бы домой». Готовность идти на риск у многих заметно поубавилась после начала переговоров о мире. «Было ужасно трудно заставить кого-то что-то делать, ходить в те же патрули например, – говорит капрал Билл Паттерсон из 27-го пехотного. – Тебе просто могли сказать: “Хм, мое дежурство заканчивается»[353]. Британцы уделяли большое внимание патрулированию в интересах поддержания боевого духа. Дивизия Содружества обычно занимала около девяти миль линии фронта, и каждая из трех ее бригад развертывала один батальон на запасных рубежах. Каждая часть организовывала частые двух-трехдневные «засадные» патрули, а также боевые дозоры силами отрядов по пятнадцать человек при поддержке «летучего отряда», который всю ночь оставался в боевой готовности на позициях, чтобы прийти на подмогу патрульным, если те попадут в переделку. Но, как признавались британцы в одном из докладов, «в силу численного превосходства противника преимущество на суше при возможных стычках почти всегда оставалось за ним, позволяя ему выносить своих раненых и убитых»[354].

Британцы считали необходимым занимать людей, бороться со скукой и однообразием. Среди затей командования встречались откровенно комичные,