Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

военной зоной, подчиняющейся военной дисциплине. Никаких офицерских клубов или баров, никаких наркотиков, фильмов, развлечений. Только горные хребты, ощетинившиеся оборонительными сооружениями, которые обе стороны теперь возводили и рыли с чрезвычайной осмотрительностью и усердием.

Почти по всей линии фронта западные и китайские войска разделяла полоса шириной примерно в милю, по обеим сторонам которой на обращенных к противнику склонах располагались окопы и наблюдательные пункты. Но это были уже не наспех сооруженные укрепления армии, которая постоянно двигалась по району боевых действий: это были крепости, обширные соты бункеров и тоннелей, прорытых инженерами в земле с помощью экскаваторов, пробуренных в скалах отбойными молотками, перекрытых накатом из бревен на стальных опорах и схороненных под многофутовой толщей земли или мешков с песком. Там словно порылись полчища гигантских кротов или устроил себе норы легион барсуков. Некоторые из них прикрывались тщательно окопанными танками, которые обеспечивали не только непосредственную огневую поддержку, но и ночное освещение благодаря установленным на корпусе большим прожекторам. Днем присутствие людей на хребте мог выдавать только мелькнувший где-нибудь государственный флаг или бравада какого-нибудь удальца, беспечно встающего в полный рост на фоне неба. Большинство бойцов спали под землей на койках, сооруженных из досок, скрепленных телефонным проводом, или несли вахту у бинокля-перископа, окуляры которого целиком заполняли узкую амбразуру в передней стенке бункера. «По размеру амбразур всегда можно догадаться, насколько опасна эта позиция, – говорит сержант Том Пентони из 5-го полка морской пехоты. – Если амбразура широкая, значит, не особенно обстреливают. А вот если амбразура узкая, значит, дела плохи»[346]. Когда в Корее побывал ветеран Первой мировой фельдмаршал лорд Александер, он сразу отметил, что эта манера ведения войны напомнила ему Фландрию.

Только ночью под сурдинку разворачивалась бурная деятельность: бойцы в темноте пробирались вперед, чтобы укреплять оборонительные сооружения, либо вели патрульные отряды сквозь ряды колючей проволоки на нейтральную полосу. Ниже бункеров по склону был создана хитроумная система с целью погасить энергию атаки: проволока, минные поля, сигнальные мины на растяжках, мины-ловушки, а также ряд новшеств, опробованных только в Корее, таких как бочки с напалмом или белым фосфором, которые можно было подрывать и воспламенять из стрелкового окопа, потянув за детонирующий шнур. Малейшее движение (замеченное или воображаемое) на нейтральной полосе вызывало внезапный взрыв и ослепительную вспышку. Без всякой видимой причины на каком-то участке фронта вдруг завязывалась артиллерийская дуэль и грохотала неделями: снаряды над бункерами, где отсиживались бойцы, летели по четыре-пять-шесть часов в день. Даже знание того, что эти укрытия вполне способны выдержать такие обстрелы, не особенно успокаивало сидящих внутри и слабо утешало связистов, помнивших, что им придется, когда все утихнет, в сотый раз за эту командировку заменить все телефонные провода по всему участку.

На противоположном склоне, позади позиций, обычно можно было двигаться свободнее. Там располагался штаб роты, от которого телефонные провода тянулись к батальонному, еще на одну горную гряду глубже в тыл. Днем по этому склону неутомимыми муравьиными цепочками двигались вверх и вниз бойцы, занимающиеся тяжелым нескончаемым трудом: перетаскиванием продовольствия, воды и боеприпасов от ближайшей точки в долине, куда могли добраться грузовики. В этих хозяйственных нарядах американцев и бойцов сил Содружества неизменно сопровождали сотни «чигги» – корейских носильщиков с деревянными А-образными рамами для переноски грузов на спине. Их упорный труд остался одним из самых ярких воспоминаний у всех иностранных ветеранов корейской войны. Большинство частей проводили на передовой от двух до трех месяцев подряд, прежде чем их отводили на запасные рубежи или в лагерь отдыха. Даже когда боев почти не было, поддержание обороноспособности позиций, караулы, патрули требовали огромного напряжения сил и невероятно изнуряли. Нужно было каждый день перекомпоновывать опознавательные знаки для авиации, собирать белье в стирку для прачек-корейцев, проводить занятия по физподготовке (в большинстве британских частей) – и без конца копать, рыть и долбить. Дикое, практически животное существование. Коль скоро мыться было практически негде, многие не обременяли себя и бритьем и даже наслаждались лохматостью. Кто-то из британцев с риском для себя отапливал бункеры с помощью горелок, сделанных из бензиновых канистр, и готовил на них еду. Для бойцов всех формирований ООН жизнь зимой сосредоточивалась вокруг драгоценных источников тепла – важнейших средств выживания. В качестве универсального инструмента для еды они использовали ложку, которую прицепляли к поясу, иногда дополняя ее штыком. Бесконечно строчили письма домой, подробно описывая опостылевшую рутину и устало рассуждая о том, когда и как наконец прекратится эта война. Со временем они переставали замечать надсадный металлический рев пропагандистских громкоговорителей, доносившийся с китайских позиций: «Ты ошибся стороной, британский [или американский, австралийский, турецкий – на выбор] солдат, переходи к нам!» В наушниках у радистов иногда раздавался прорвавшийся на их частоты голос с китайским акцентом: «Привет, Томми! Замерз, наверное? И по жене соскучился?» Выдавались эти реплики наобум. Однако у совсем еще зеленого рядового Алана Мэйбери затряслись колени, когда в первый же день на позиции китайский громкоговоритель с противоположной стороны выдал: «С прибытием, 1-й батальон Даремской легкой пехоты!»[347] Противник всеми силами старался показать себя всеведущим.

Ко всему этому добавлялась постоянная опасность внезапного нападения китайцев, когда среди ночи под визг горнов и истошные вопли волна пехоты обрушивалась на колючую проволоку, пытаясь захватить позиции, прежде чем защитники призовут на подмогу свою сокрушительную артиллерию. Каждый взвод на каждом из холмов существовал сам по себе, остро ощущая свою оторванность и замкнутость. Почти все бойцы спали в ботинках, а многие и в спальники не застегивались, ложились поверх, боясь быть застигнутыми врасплох. Всем частям дивизии Содружества снова и снова рассылали напоминания о том, что бдительность ослаблять нельзя: «…постоянное пребывание на одних и тех же оборонительных позициях создает у пехоты чрезмерную уверенность в своих укреплениях. Однако очень немногие позиции способны выдержать сосредоточенный артиллерийский обстрел, зато многие участки траншей, орудия и склады боеприпасов оказываются погребенными под землей во время вражеской артподготовки», «…контратакующие войска необходимо перемещать на выжидательные позиции при малейшем обоснованном подозрении о вероятной атаке противника и двигать в бой ДО ТОГО или КАК ТОЛЬКО противник ворвется на эти позиции. Ложных тревог будет много, но иначе никак нельзя»[348].

Майор Джон Слоун из аргайлских горцев сформировал свое представление о китайских солдатах в Бирме, «где они неизменно запаздывали на полчаса с атакой». Но то были гоминьдановцы. Явившиеся в Корее им на смену «добровольцы» Народно-освободительной армии кардинально от них отличались. Они заставили западного противника зауважать себя. «Китайский пехотинец хорошо обучен, хорошо оснащен и эффективен, – сообщалось в докладе дивизии Содружества. – Он отлично сражается ночью, очень храбр, его боевой дух на высоте, он не теряется в неразберихе боя. Подводит его только недостаток технической оснащенности и плохая связь. Китайцы готовы нести потери и потому могут патрулировать крупными силами… ‹…› Мало кто сомневается, что война в Корее велась в интересах китайцев. В маневренной войне китайцы со своей плохой связью, отсутствием поддержки с воздуха, тяжелой техники и транспорта оказались бы крайне уязвимым противником»[349].

В ночь на воскресенье, 4 ноября 1951 года, дивизия Содружества подверглась характерной внезапной атаке китайцев. Собственный Его Величества шотландский пограничный полк занимал позиции на высоте 355, отвоеванной у китайцев во время октябрьского ограниченного наступления Ван Флита. Три часа бункеры поливали артиллерийским огнем, потом под обычный аккомпанемент рожков и горнов китайская пехота ринулась на прорыв через остатки колючей проволоки. Во время артиллерийской контрподготовки минометы шотландцев раскалились докрасна, и командиру минометного взвода пришлось приказать бойцам поливать стволы драгоценным пайковым пивом для охлаждения. Два взвода роты В противник оттеснил с позиций. Где-то после полуночи ротный связной, тучный неторопливый чеширец по имени Билл Спикман, за которым числилось ошеломляющее количество дисциплинарных проступков, кряхтя, поднялся на ноги в штабе роты, набил карманы, пазуху и подсумки гранатами и сломя голову ринулся в темноту. «И куда, черт возьми, ты собрался?!» – спросил ротный сержант-майор. «Пойду сковырну парочку китаёз», – ответил Спикман. Он в одиночку промчался по хребту, швыряя на ходу