Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

например стрельба красными, белыми и синими дымовыми снарядами по китайским рубежам на день коронации королевы Елизаветы, но бывали и более кровопролитные, в частности лавина артиллерийского огня, которую обрушивали на позиции противника на протяжении всего 1 мая. В журналах боевых действий разных подразделений фигурировала череда мелких операций, таких как «Операция “Хорек” (POLECAT) 16–23 февраля 1953 года: прочесывание территории дивизии на предмет наличия вражеских партизан; задержаны лишь несколько гражданских»[355]. Ночью бойцы на передовой за несколько миль видели барражирующие аэростаты в ярком свете прожекторов, обозначавших границы лагеря в Пханмунджоме, где никак не могли договориться о мире. Это придавало дополнительный сюрреалистичный оттенок маленьким, но кровопролитным боям на нейтральной полосе. В Корее даже профессиональные военные столкнулись впервые в жизни с проблемой – необходимостью сражаться в условиях, когда жертвы так часто кажутся напрасными. Капитан Питер Сиббальд, офицер штаба дивизии Содружества, вспоминал, что испытывали десятилетием позже он и его коллеги, сражавшиеся в горах Радфан в последние дни британского присутствия в Адене: «Ничто из того, чего мы можем сейчас здесь добиться, не стоит жизни даже одного гвардейца». Начало этой коварной доктрине было положено в Корее[356].

Однако, поскольку тратить человеческие жизни даже ради самых важных целей (что бы под ними ни подразумевалось) было неоправданно, старшему командному составу в Корее приходилось преодолевать еще одну трудность – сдерживать амбиции профессиональных военных, которые приезжали в страну, надеясь добиться боевой славы. Немало было американских генерал-майоров, принимавших командование дивизиями, которых приходилось решительно осаживать, когда они норовили начать наступление, руководствуясь исключительно соображениями собственного карьерного роста. Одной из бригад дивизии Содружества прибыл командовать офицер, прославившийся своей отвагой как командир батальона во время Второй мировой. «Храбр как лев», – сказал о нем один из его коллег. Однако в Корее его порывы и темперамент пугали подчиненных. Когда он запланировал атаку на китайские позиции, командиры его батальонов, уверенные, что операция закончится тяжелыми потерями, выразили решительный протест. Бригадира без лишнего шума отстранили. По меркам обычной войны его энтузиазм должен был вызывать восхищение, но здесь, в Корее, это было просто нелепо. Под словами лейтенанта Пола Шихи из американской 7-й дивизии, выражавшего свое отношение к чересчур ретивым офицерам в письме к родителям в Мэн в июне 1952 года, могли бы подписаться многие солдаты ООН:

У нас новый командир батальона, тот еще сукин сын. Прибыл в Корею в сентябре 1950 года, когда дивизия высадилась в Инчхоне, и возвращаться домой отказывается. Прибыл мастер-сержантом, сейчас дослужился до майора. Он помешан на власти и обожает войну. По-моему, у него с мозгами не все в порядке и его нужно срочно домой в клинику. У него глаз горит, когда он рассказывает, как будет бить китаёз в предстоящей операции. Сердца у него нет вообще: младшего лейтенанта, только что присланного из Штатов, он в первую же ночь отправил в патруль. Вот такой псих нами командует. Наверху считают, что он боец номер один. Боже, когда я уже наконец сниму эту форму? В печенках у меня сидит эта Корея!

Храни вас боже обоих, ваш любящий сын Пол[357].

Британский главнокомандующий на Дальнем Востоке генерал сэр Чарльз Кайтли, посетив Корею в апреле 1952 года, доложил в Военное министерство, что «вся вертикаль командования практически единодушна: коммунистической политикой Китая руководят из Москвы, поэтому дальнейшие его действия так же непредсказуемы, как и остальные шаги коммунистов в других регионах. Большинство полагает, что мы заходим в тупик. Война такого рода, когда противник готов устраивать атаки, независимо от того, стоят ли потери поставленной цели, для нас в новинку и заставляет перестраивать направление мысли. Я поражен до глубины души тем, что китайцы демонстрируют не только выносливость и закалку, но и высокое военное мастерство»[358]. Основной тактической проблемой Кайтли называл ночное просачивание противника, с которым боролись «заграждением из колючей проволоки по стандартам 1914–1918 годов, дополнительно усиливая его минированием». Его порадовал боевой дух в войсках ООН, но ужаснул разгул венерических заболеваний в американском контингенте и формированиях Содружества. Кайтли предлагал сделать лечение более неприятным – «вернуть некоторые из довоенных методов вместо пенициллина». Командование ООН было озабочено проблемой «застоя» среди бойцов на передовой: «Риджуэй говорит, будь его воля, он бы каждые три месяца менял всех до единого, включая командиров дивизии!» Старших офицеров выводило из себя количество случайных огнестрельных ранений в районах боевых действий: военврач в госпитале обнаружил пятьдесят девять пострадавших от действий противника и двадцать четыре раненых в результате несчастных случаев, «подавляющее большинство из этих ранений были самострелами»[359]. Так бывает на любой войне: на каждого погибшего в схватке с противником приходился погибший в идиотской аварии с грузовиком, в потасовке в баре в тылу, из-за неполадок с оружием или техникой, рокового шага на неотмеченное минное поле. Позиционную войну в Корее справедливо называют войной взводных, поскольку значительная часть боев вспыхивала в результате столкновений мелких подразделений на нейтральной полосе. В некоторых частях давали недельный отпуск любому, кто приводил пленного, и дозорные шли ради этого на все: резали телефонные провода китайцев, а потом устраивали засады на отряды связистов, являвшиеся их чинить. Они могли несколько ночей просидеть с дубинкой наготове, дожидаясь возможности пустить ее в ход. Однажды ночью лейтенант Джон Боулер из Валлийского полка, лежа в засаде на переднем склоне в составе разведотряда из четырех человек, увидел в свете вспышек длинную колонну из двадцати пяти китайцев, молча шлепавших мимо них. Когда прошла примерно половина колонны, один из противников все-таки увидел залегших на склоне разведчиков. Темнота взорвалась пулеметными очередями. У всех четырех британцев заклинило вечно отказывающие в неподходящий момент «Стэны». Тогда они рванулись к своим позициям, но пока бежали, трое были ранены и упали. Патруль затаился, раненые изо всех сил старались сдержать стоны, пока китайцы обыскивали местность. Одного из британцев все-таки нашли и застрелили. Боулер спасся и привел санитаров с носилками за двумя оставшимися ранеными.

Боулер был одним из множества молодых офицеров-призывников, которым воинская повинность, даже на поле боя в Корее, показалась очень интересным и полезным опытом. Как большинство британских военных, он не задавался вопросом, зачем и почему ведется эта война, его заботило и интересовало только его подразделение. Огромное значение придавалось полковым талисманам. В Гонконге, где валлийцы совершали акклиматизационный переход по пути в Корею, на середине марш-броска свалился козел, служивший талисманом части. Для суеверных солдат мысль о его гибели, когда батальон уже отправлялся на войну, была невыносима, поэтому пострадавшего унесли в расположение на носилках, где выхаживали днями и ночами четверо суток, пока наконец, к огромному облегчению всей части, козел, пошатываясь, не встал на ноги.

Самым крупным сражением, в котором довелось принять участие девятнадцатилетнему Боулеру за время службы в Корее, была атака местного значения силами взвода. Однако после долгих недель бездействия и скуки такие мелкие бои приобретали несоразмерно высокую значимость и привлекали внимание генералов. Дивизия Содружества постоянно рвалась продемонстрировать свое военное мастерство. Боевой патруль из тридцати человек, в который назначили Боулера, репетировал эту крошечную операцию за линией фронта три дня. В назначенный день позиции китайцев, на которые предстояло совершить налет, были ослаблены ударами с воздуха, пока пристреливали орудия. В час «Ч» взвод двинулся через нейтральную полосу и вверх по занятому противником хребту точно как по учебнику – строем «вытянутый клин» с двумя отделениями в авангарде. Так они и вонзились в китайские позиции, забрасывая их на ходу гранатами. Навстречу им из блиндажей вылетела толпа солдат противника, и тогда британцы, вернувшись на опорный пункт, вызвали артиллерийский огонь по китайцам. Все потери составили одно легкое ранение, да еще одному радисту оторвало ступню взрывом гранаты. На следующее утро на дальней стороне полосы проволочных заграждений шириной 400 метров перед их позициями показался китайский офицер, пытающийся привлечь внимание и попросить убежища. Как выяснилось, это был командир части, стоявшей на атакованных британцами позициях, а его действия во время атаки