Читать книгу - "Фуга - Елена Владимировна Ядренцева"

сказать. Почему-то «не знаю, что сказать» от Я Вам Клянусь задело ее сильнее всего. А интересно, если она скажет, что с Белым временно, ей кто-нибудь поверит?

Она и сама не могла толком объяснить, почему стала играть за него. Бери, пока дают. Или чтоб отомстить старому мастеру со всеми его планами и снисходительностью — как же он ее бесил. Или потому, что Белый явно не из людей, а Ксения-то человек, и ей хотелось все-таки самой решить, что там случится с Рысью, Роуз и им подобными. А может, она согласилась просто потому, что рядом с Белым невольно начала говорить только то, что нужно ему.

Ксения не знала. Что она знала точно, так это то, что нынешнее положение дел ее не устраивает.

Белый не слышал никого, кроме себя. Нет, он примерно знал, чем напугать людей, примерно выучил их слабые места, но как люди устроены — так и не понял. Поэтому обманывать его оказалось легко — все равно что обманывать ребенка.

— Я тоже хочу пить их силу, — говорила Ксения.

— Ты хочешь стать такой, как я?..

Вот этот вопрос Ксении не нравился — беловолосый задавал его с надеждой, даже в кои-то веки смотрел прямо на нее, а не в собственные мысли, и глаза у него темнели, и это пугало. Как будто подо льдом скрывалась быстрая темная река.

Он собрал все их вещи. Кулон Ксении, сережки Роуз, браслет Леди и даже ручку у Александра умудрился отобрать. По вечерам раскладывал на покрывале, гладил, перебирал. Браслет вообще надел. Ксения знать не знала, что все это значит и как скоро ему понадобится Щепка, поэтому исправно пыталась согреть ледяные губы, слушала шутки, закрывала глаза.

«Зависай рядом. Замечай. Не упусти».

— Я хочу стать сильнее всех, — говорила она чистую правду, а Белый, конечно, сильнее всех считал себя. — Я хочу стать сильнее всех, — повторяла она самую свою страстную мечту, и запрокидывала голову, и терлась волосами о его плечо. Иногда, если он глубоко задумывался, ей приходилось потом вычищать из волос снег.

Однажды безымянный сделал ей подарок.

— На, — сказал он, кивая на Я Вам Клянусь и мальчишку из младших.

Мальчики из младших делились для Ксении на три типа: те, что с тетрадками, те, что напрашиваются, чтобы их треснули, и все остальные. Этот был из первых, и Ксения заранее скривилась. А глаза у него между тем годные, темные, она носила бы такую брошку.

«Стоп. Какую брошку?»

— На, пей, ты же хотела, — сказал беловолосый и ушел. Испытывал? Не сомневался? Кто поймет!

— Спасибо, милый! — крикнула Ксения ему в спину и закашлялась. Потому что Я Вам Клянусь смотрел пронзительными, чистыми глазами, будто бы внутри у него вместо искристой разноцветной речки оказался колодец. Или источник. — Что? — огрызнулась Ксения. — Вот что ты смотришь? Лучше стон изобрази.

Они были на кухне, и Ксения плюхнулась прямо на подоконник и немедленно об этом пожалела.

— Стон, — повторила внятно и тихо; выдрать край юбки из кактусовых зарослей никак не получалось.

— А ты, мальчик, давай тверди о том, как меня ненавидишь, да погромче.

— Какая ты стала решительная, — пробормотал Я Вам Клянусь. В глаза ей он по-прежнему не смотрел.

— Ну давай же, — сказала Ксения торопливо, — представь, что тебя мучают. Я тебя мучаю. Представь, что тебе кошмар снится, в конце-то концов.

Я Вам Клянусь наконец застонал тоненько, на одной ноте, очень достоверно; мальчик отмер, с грохотом выбросил из шкафов пару кастрюль, швырнул на пол стул, затопал ногами и выкрикнул:

— Да вы!.. Я, когда вырасту, я… — и замолчал только тогда, когда Ксения с подоконника ласково протянула:

— Тихо-тихо-тихо…

Но вместо того, чтоб схватить мальчишку за плечо, взяла банку с черничным мармеладом и принялась совать в рот дольку за долькой. Я Вам Клянусь, не прекращая стонать, округлил глаза. Раньше она сладкое в рот не брала.

— Восполнить силы, — объяснила Ксения шепотом, — он должен чувствовать подъем моих сил, может быть, хоть так… Ты виртуозно стонешь, милый мой.

Милый поднялся с пола, где изображал неземную муку, и протянул руку — помочь Ксении спрыгнуть с подоконника.

— Знаешь, что самое ужасное? — спросил. — Мы же становимся всё хуже рядом с ними. Все худшее просыпается в нас. Ты должна была уже…

Она же думала пустить глаза на брошки. Это сойдет за «уже»?

— Не знаю, — ответила она очень-очень быстро, столько нужно было вместить в эту минуту, — не знаю, мое худшее всегда со мной, там нечего будить, оно и так…

Я Вам Клянусь коснулся губами ее губ, и в этот миг Белый распахнул дверь.

— О, — удивился, — нравится? Ты научилась брать силу через рот?

— Ага, — кивнула Ксения, — через рот.

И облизнулась. Нет-нет-нет, надо это все заканчивать. Где, в конце концов, несчастный мастер? Не поможет — так хоть поговорили бы. Сгинул на две недели, как последний…

А вечером к ней в комнату проскользнула Леди. Белый как раз ушел изводить Рысь — он любил это даже больше, чем перебирать отнятые сокровища, — и Леди просочилась в дверь совсем бесшумно. Ксения с удивлением поняла, что даже некоторым образом соскучилась.

— Это же вы их выпустили, — сказала Леди вместо «здравствуйте, как у вас дела». — Никто вам ничего не говорит — ни Рысь, ни Роуз, но это вы их выпустили, у вас же было два предмета: и ваш кулон, и мой браслет, и вот поэтому…

— Ой подожди, — сказала Ксения. — Хочешь ликера?

Леди кивнула, и это доказывало, что Приют никогда не станет прежним.

— Ты же у нас правильная девочка?

— Неправильная, — ответила Леди, — мы здесь все неправильные. А худший из неправильных ваш новый друг.

— Ты тоже видела его в ночных кошмарах?

За то время, пока они не виделись, Леди как будто стала меньше ростом. Мышка. Кукла.

— Видела. Нет. Давно. Не ваше дело.

— Мое, — сказала Ксения, — пей ликер.

Получается, все они так или иначе знакомы с Белым? Ксения, Леди. Александра надо спросить. А Щепка что? Нет, Щепка в их тогдашней компании не проводила время точно. Девушки на выданье…

И Роуз. Роуз тоже что-то знает.

«Нужно пойти и спросить мастера, чего он тянет. Где он вообще?»

— Вы приведете мастера, — сказала Леди, — или я в вас разочаруюсь.

«Тоже мне резон».

— Почему я?

— Вам Белый доверяет. Вы можете сказать, что идете за Щепкой. Он же хотел ее получить.

— Вот потому-то я никогда за ней и не пойду. Если я выгляну из дома, Белый вспомнит. Как там твое сопротивление? Читаешь книжки?

Младшие ведь действительно читали книжки — Рысь бы гордился ими, если б знал. Учили наизусть стихотворения. Отпаивали друг друга сладким чаем с лимоном. Если кто-то в Приюте сейчас помнил, какой сегодня день недели, то только они.

— Откуда вы знаете? — спросила Леди, дернувшись. — Давайте расскажите своему этому.

— А вот хочу и не рассказываю. Я не доносчица.

«А еще очень не люблю делать ошибки, как в этот раз, когда две старые побрякушки действительно побудили меня ударить Яблоко. Я не люблю, когда меня несут чужие волны, я же, в конце концов, сама волна. Глупо звучит. Если бы пришлось объяснять, как бы я объяснила Рыси — хочу искупить?..»

Леди плотней закуталась в чью-то рубашку, явно мужскую и на размер больше. В Приюте в последнее время было холодно, поскольку Рыси не хватало сил топить. Ксения с ужасом ждала, что со дня на день в трубах останется только холодная вода. Сама она куталась в шаль. Роуз ходила в майке. Белый смеялся и сдувал снег с ладони в лицо Ксении.

Леди опустила в ликер язык, поморщилась и снова опустила.

— Переводишь продукт. Разбавь им кофе, или чай, или не знаю что.

— О, нет, так все становится яснее.

— Ненадолго.

От ликера на щеках у Леди проступил румянец, и теперь вся она казалась еще бледнее.

— А что