Читать книгу - "Фуга - Елена Владимировна Ядренцева"

уже ухмылялся Рыси в лицо, и кто-то уже оседал на землю, как Роуз сегодня на пол. А Артур лопался от понимания и говорил скороговоркой, пока не прервали:

— Это все уже было, мы сцепились, и в результате никто не победил. Ты поэтому говорил, что нельзя драться?

— Угу, — ответил Рысь и понял, что не врет, — угу, поэтому.

Вот почему он всех их помнит — и Я Вам Клянусь, и Артура, и безымянного — всех разом. Старый мастер уже однажды собирал их всех, не в Приюте, а прямо на равнине, и Рысь выплеснул всю силу, какую имел, и белые отбили, и тогда…

— И тогда наши силы сшиблись, — продолжила Роуз. И голос ее был тихим и грустным. — Их пустота и наша ярость. И никто не выиграл.

Она не говорила, что случилось после, но Рысь и сам знал. Рыжее на белом. Хлопья пепла и хлопья снега. Темнота, которую все теперь видят во сне, потому что мир не уверен, что жив.

— Мы всё испортили тогда.

— Не мы, а мастер.

— И мастер отмотал время назад, чтобы…

— Чтоб мы могли попробовать иначе. И поплатился за это. В прошлый раз в этот день мир перестал существовать.

«Как тут попробуешь иначе, если все, чего хочет безымянный, — та же драка?»

Артур добавил:

— Мы тогда напали первыми. После этого были вынуждены соблюдать закон. Время-то мастер отмотал назад, но белые запомнили.

— Мы же не знали, — сказал Рысь, — мы не нарочно.

«А скажи это пеплу на снегу. Скажи мастеру, который, видимо, тогда бродил один на остатках той поляны, того города, того мира. Вы всколыхнули волну, которая потом накрыла все. Какого еще ты хочешь прощения?»

Рысь даже не знал, сам себя он клеймил сейчас последними словами или старый мастер в его голове. Как можно ничего не понять и сразу все разрушить?

«Но нет, подождите.

Не надо было сталкивать нас, молодых, растерянных, сила ведь обжигала пальцы нам же, она стремилась выбраться наружу, никто не пытался нас сдержать, а мы не знали, что с нами такое. Мастер столкнул нас с белыми в расчете на то, что мы выиграем, пусть и с потерями, но мы не выиграли, мастер не рассчитал. И мы не виноваты, мы не знали.

Пустоту не испепелишь. Надо иначе».

— Надо иначе, — произнес Рысь вслух, — мы так долго не продержимся.

Он уже словно видел, как все будет: мелкие начнут психовать, белые станут радоваться, а старшие платить, платить, платить. Собой. Ксения будет ходить королевой, перебирать чужие шмотки, надевать лучшие, если не побрезгует. Щепка останется в доме мастера, ей хорошо. «Связь субстанции, именуемой “сила”, и материи, именуемой “душа”, в настоящий момент мало изучена» — вот это было в записках мастера, но ничего о том, что же им делать дальше. Если бы они отдали Щепку Яблоку, тот бы сожрал ее и не выпустил наружу собратьев? Или, наоборот, сожрал бы — и сошел с ума? Как вообще старому мастеру и Яблоку удалось договориться когда-то и какое в принципе мастеру дело до этой истории?

Кто-то откашлялся, и Рысь вернулся в здесь и сейчас. Артур и еще один парень, незнакомый, в черной майке, с прилизанными волосами, смотрели зло и опасливо одновременно.

— Что? — спросил Рысь.

— А мы не хотим за мелких платить, — начал незнакомый, — ты сказал сделать шаг вперед. Пусть они сами.

Ого, ого, вот этого-то он и ждал. Странно только, что их так мало. Рысь не спеша встал. Вот сейчас можно этих двух заставить, а можно сделать кое-что еще.

— Что? — вскинулся Артур, когда Рысь вразвалочку подошел к нему. — Что, в морду дашь? И вечно младшеньким твоим самое вкусное, самое классненькое, да? Ах, они маленькие! Не все такие святые, как ты. Ну, и что теперь?

— Обойдешься, — сказал Рысь, — у нас жертва, а не налог. Дело добровольное. Не хочешь — иди вон в столовую картошку чистить.

— Ага, а если там…

— Так ты не замечай их.

«Бедняги, и уйти им сейчас страшно, и оставаться тоже страшно, против всех-то».

— Кто еще с нами? — спросил Рысь спокойно. — Ужин нужен на всех.

Кто-то, конечно, повторил про себя рифму: «Ужин нужен». Кто-то прыснул: «И для белых тоже?» Пока старшие толкались и как-то там высчитывали меж себя, чья очередь чистить эту чертову картошку, из толпы младших вышел Александр:

— Я, в общем-то, готов. Не скажу, что мой навык чистки картошки очень уж отточен, но в целом…

— Хорошо, — кивнул Рысь, — кто еще?

Старшие спорили, и непонятно было — лень им чистить картошку или не хочется оказаться рядом с белыми. Пустая стылая столовая и так не самое веселое в Приюте место, а теперь, когда снаружи снег, а внутри сила знает что творится…

— А можно я пойду? — спросила Леди.

— Можно, — разрешил Рысь.

— Нет, — возразил Артур. — Ей никак нельзя. Она же это… рукава испачкает.

— Так она их подвернет.

Рысь смотрел на Артура, тот на Рысь. Что, страшно девочку посылать? Все-таки жалко? Здоровый лоб, а силы отстегнуть жалеет.

— Блин, — сказал Артур, — ты иногда как старый мастер смотришь, знаешь?

— Нет, — сказал Рысь, — не знаю. Но спасибо.

— Во-во, и эти паузы еще, как будто время даешь человеку сквозь землю провалиться.

— Кто, я даю? Да ладно тебе, что ты.

— Невозможно с ним разговаривать, — сказал Артур и вышел из мансарды в темный коридор.

Леди замешкалась, искала свечи. Александр зачем-то подхватил свой рюкзак.

— Там книги мастера, — объяснил, поравнявшись с Рысью. — Когда он за ними придет?

— Да чтоб я знал, — ответил Рысь честно. — Может, и не придет.

— Придет, — сказала Роуз, — обязательно.

Рысь двинулся за всеми — чистить картошку.

Из комнаты, которую мастер велел ей считать своей, Джо выглянула только к вечеру. Где люди? Где смех, подначки, шуточки, ухмылки, кто-то кому-то наступает на ногу, кто-то кого-то хлещет скрученным в жгут полотенцем?

Надо пойти в Приют. Убедить мастера, что всё в порядке, и пойти. Или тайком сбежать — через окно. Ну да, ей сказали не возвращаться, да, ну и что. Все сейчас там, а она тут, одна, в тишине, в комнате пахнет старым деревом, и что теперь? Джо пнула подушку, еще раз и еще; пока никто не видит, наверное, можно. Что делать, если рядом только один знакомый, и тот — взрослый?

— Мама, — позвала Джо шепотом, — мама, мама, мама.

Мама тоже сказала бы, что Джо не справилась. «Я не горжусь тобой. Что это ты делаешь?»

«Я не знаю, что делать, помоги мне».

«Тихо сиди, и все. Не знает она».

«Я не могу сидеть тихо, все остались там, он же убьет их, он же всех высосет, он же мне снился все детство в Центральном, ты говорила: “А, не обращай внимания”, и поджимала губы, и смотрела мимо. Ты его знала, ты знала, откуда он, но ничего мне не сказала, а теперь Роуз, и Рысь, и остальные пострадают, а я даже не увижу, как они…»

«Ой, деточку не взяли играть. Ой, она расстраивается».

Джо врезала подушке еще раз и швырнула ее в угол, пусть там и лежит.

— Надеюсь, вы разберете вещи, — сказал мастер и смотрел при этом так, будто совсем не знал, чего от Джо ждать. «Ну и ладно, а я не знаю, чего ждать от вас. Я не просилась к вам сюда, вы что, не верите?» Джо сказала бы это вслух, но не смогла, мастер ушел на кухню или куда-то там, а Джо осталась в полутьме. Вещички разбирать.

В рюкзаке обнаружились чужая юбка, чужая — Александра? — тетрадка, чья-то подзорная труба, бинт, еще бинт, окровавленный скомканный бинт, банановая шкурка. Ботинки раз, ботинки два — да куда столько, если ходишь босиком? — кофта, футболка, книжка про мастера и город, еще одна кофта. Скомканный носовой платок — мастера, кстати. Картонка с надписью «Не забудьте курицу». Кусок угля, завернутый в бумагу. Два звена цепи толщиной с руку Джо. Обмылок. Ярко-красный бумажный цветок. Черный фломастер.

Банановая шкурка навела Джо на мысль о еде. Как тут