Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

Заскребся ключ в замочной скважине, то Груня вернулась с рынка; одного из тех, которые столь безуспешно пытались ликвидировать его товарищи по работе. Сам Петр к последним директивам правительства относился равнодушно, сначала бы с бандитами и классовыми врагами покончить, а все остальное подождет. Все громче в штабе слышались шепотки о белых, что сбивались в группировки и налетали на станицы, убивая мирных жителей, о золоте, которым их снабжали иностранные агенты.

Зловещее слово «контрреволюция», крепко пустило корни в умах людей. Гнев затмил голос разума, обуздал сердечный порыв. Отгонять падальщиков любой ценой, не дать им и дальше пить кровь народа, что и так страдал достаточно, что купил себе свободу столь дорогой ценой.

— Сегодня ты свое получишь, а пока жди здесь. — сказал он, не глядя на собеседника.

— Как скажешь, но ты, ведь, помнишь, что смерть не выход?

— Да что ты знаешь о смерти? — возмутился Петр, на секунду забыв, с кем говорил.

— Все. — был ему ответ.

Волна прежнего отвращения и гнева вновь окатила его с ног до головы. Чтобы не дать этой ярости остыть, припомнил он и слухи о Петроградских банях, и переодевания в женщин для увеселения господ, и анекдоты про похождения великого князя Константина Константиновича. Разбередить зарубцевавшуюся рану, напомнить себе, что если он упадет, то станет одним из этих отбросов без совести и чести, что не смогли усмирить свою плоть.

Уловив ход его мыслей, собеседник, казалось, ничуть не обиделся и даже наоборот находил во всей этой ситуации нечто забавное. Поправив сбившиеся волосы, он обошел Петра сзади и прошептал почти над самым ухом:

— Не утруждайтесь, душа моя, вы не можете презирать меня больше, чем я сам презираю себя. Я ужасный, отвратительный, аморальный субъект без совести и чести, но наблюдать за вашими терзаниями все равно что топить щенят. Нет уж, увольте, вы свободны от своей клятвы.

Гнев не утих, но принял иную форму. Петр развернулся и посмотрел ему прямо в глаза. Подумаешь, нашелся святой мученик, что не мог пройти ни мимо дворняги, ни мимо больного, даже не попытавшись облегчить их страдания. Под тяжестью его взгляда маг умолк и отвел глаза, лишь нервные руки его, продолжали шарить по карманам, словно он надеялся найти в них утраченное достоинство. То, как этот товарищ, словно тряпка, давал каждому встречному вытирать о себя ноги, бить и насмехаться, доводило Петра до белого каления. Хотелось крепко ударить его по дурной голове, чтобы выбить все эти бредни, но он знал, что если поступить так, то будет только хуже. Петр шагнул вперед и схватил его за руку. Та действительно была мягкой и гладкой, словно шелковая простыня, но это больше не злило его. Неловко пожав ее, он снова отступил назад.

— Просто жди здесь.

Столкнувшись со столь горячим сопротивлением, казалось, что гость растерялся и не смог придумать достойный ответ.

— Я буду. Тут, да, так и сделаю, тем более, ты видел эту погоду? Ну и дождище…

Спекулянтов было решено брать по-тихому, так еще оставался шанс выпытать, кто из начальства их покрывает, заранее предупреждая о грядущих налетах. Самогон гнали везде. В деревнях уже давно не верили ни в деньги, ни в хлеб, предпочитая гнать эту отраву разума и духа и продавать на рынках через третьих лиц. Однако, это была лишь вершина айсберга, ведь по имевшимся хоть и разрозненным сведениям на этот раз в деле наверняка не обошлось без одной из местных банд. Петр проверил, на месте ли патроны в нагане, и немного подумав, положил в шинель коробку запасных. Груня вновь затеяла уборку, чтобы хоть чем-то занять руки и мысли.

— Доктор пока побудет здесь. — сказал Петр служанке и добавил уже тише. — смотри, чтобы ни в чем не нуждался, но и наглеть не давай.

Девушка удивленно воззрилась на него, но переспрашивать не стала. Обычно гости не задерживались надолго. Даже Катины подруги, строившие глазки Петру, и то быстро испарились, стоило ему только заступить на свою нынешнюю должность, а доктор знай себе сидел и чувствовал себя весьма вольготно.

— Как угодно. — ответила она и вышла из комнаты.

Бывший склад купца Дорофеева расположился на правом берегу реки Вятки у пристани. Петр много раз проходил мимо него, вспоминая матушкины истории о местном призраке и художнике, которому удалось его запечатлеть. Стена из красного кирпича аккурат подпирала бок еще действующего порохового завода, а выбитые стекла говорили о том, что завод переживал не лучшие свои времена.

На операции подобного масштаба Трофимыч всегда выезжал лично, плевав на все директивы вышестоящих лиц. «Тыловые крысы» и «подкаблучники империализма» были самыми мягкими из выражений, которыми он их наградил на этот раз.

У каждого из выходов, что наметил на карте Петр, уже стояло по несколько их ребят. Покореженный ржавчиной амбарный замок с тихим звяканьем упал на землю. Савицкий выругался, но Петр уже потянул дверь на себя. Не видно было ни зги, но вот в просвете мелькнула чья-то тень. Операция началась.

— Стоять, ЧК!

Кто-то ругнулся, и попытался проскочить в один из выходов. Вспышки выстрелов озарили чернильную тьму. Послышался звон разбитого стекла, и в воздухе разлился резкий запах спирта. Петр споткнулся об одну из многочисленных коробок и едва не прострелил себе сапог. Кто-то рухнул на землю неподалеку, судя по всему, напоровшись на все те же вездесущие коробки.

— Бляха-муха! — с чувством сказал упавший, и Петр по голосу понял, что этот не из своих.

— Зажигай, Васька! — крикнул Трофимыч, и тишина снова наполнилась канонадой пальбы.

Петр выстрелил, но промахнулся. Тот, другой, тоже выстрелил, но и его ждало фиаско. Потихоньку начали зажигать керосинки. Наган издал сухой щелчок, тогда как наган врага нацелился прямо на него. В порыве отчаяния Петр бросился прямо на врага и что есть силы врезал по заросшей челюсти.

Они покатились по полу, сцепившись как дикие звери и забыв про человеческую речь. Ушные перепонки разрывало от нестерпимой боли и грохота пальбы. Противник был крупнее и сильнее него. Петр вытянул нож из голенища сапога и всадил его в ногу по самую рукоять, но враг лишь взбеленился еще пуще и приложил его головой об острый угол одного из ящиков. Кровь теплыми струйками залила глаза. Петр ударил врага локтем, но силы уже почти оставили его. Неподалеку белела фигура Савицкого.

— Гриша, подсоби. — прохрипел Петр, но тот словно не слышал его, деловито обыскивая труп поверженного врага.

Петр обмяк безвольной тряпицей. Хватка ослабла, и вот он уже валялся на полу, дожидаясь, пока