Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

отца, перестрелка с контрабандистами на Спасской улице, непрожитое горе, эмоции и чувства навалились на него всем скопом, тяжестью наковальни придавив к простыне. Юноша смежил веки, обещая себе встать через несколько минут, но у сновидений были на него другие планы.

Перо, вылезшее из подушки, щекотало нос. Петр зажмурился и перевернулся на другой бок. Поздно. Разум уже вернулся к нему. Кто-то уложил его на кровать, прикрыв тяжелым чесучовым одеялом. Кати рядом не было, пленника, впрочем, тоже. Из столовой послышался чей-то смех, и звонкий стук столовых приборов заставил его окончательно проснуться и поспешить навстречу новому дню.

— Ой, Петя, прости, разбудили мы тебя своей болтовней. — сказала Катя и подула на чай.

— Ничего, о чем говорили? — спросил Петр, садясь за соседний стул.

— Ваша сестра любезно пыталась уверить меня, что мои способности есть не проклятие, а божий дар. — доверительно сообщил гость.

Петр поперхнулся чаем, и удивленно уставился на сестру.

— А вы сами поразмыслите. — сказала Катя. — господь никогда не ошибается, и точно знает, кому какой крест по силам вынести. Коли выбрал он вас, значит, сердце у вас на месте, и не даст через чужое горе перешагнуть. Чего уставился, Петька? Думаешь, я два и два сложить не могу? Одними лекарствами меня на ноги не поставишь. Вы ведь священник, да, из тех, которых ищут?

Артур бросил быстрый взгляд на Петра, но тот уже успел перехватить инициативу в свои руки.

— Ладно, догадливая, лучше скажи как себя чувствуешь? — спросил он у сестры.

— Как? Как будто вчера родилась.

Катя вскочила из-за стола и закружилась по столовой, каким-то чудом умудряясь не налететь ни на один из острых углов. Выведенный на чистую воду самозванец захлопал в ладоши в такт ее дикому танцу, и только одному Петру было не до смеха.

— А где Груня?

— В кладовой, а что?

— Да так, поговорить нужно.

Под пристальным взглядом гостя, Петр отправился на поиски служанки. Та и правда что-то искала к кладовой, напевая себе под нос одну из песен Плевицкой.

— Я знаю, ты все еще любишь его.

— Глупости какие, что это на тебя нашло? — спросила Груня.

— Если тебе дорого это место, то ты не будешь больше говорить с ним, ты поняла?

— Больно надо. — проворчала она и выскочила из кладовки.

Петр вернулся и как ни в чем не бывало принялся размешивать сахар в чае.

— А где мука или сегодня в обеденном меню что-то другое? — спросила Катя.

— Тебе бы все шутки шутить, людям есть нечего.

— Они сами сделали свой выбор, когда божьего избранника свергли.

— Боюсь, что наш гость не питает желания слушать наши дискуссии. Включи, пожалуйста, патефон.

— Как скажешь, милый брат.

Катя подскочила с места, взлохматив Петру волосы, подбежала к патефону, что стоял на подоконнике. Кружась в такт музыке, она опустилась обратно на место и обратилась к гостю:

— А вы какое блюдо предпочитаете?

— То, что поймал сам.

Петр поперхнулся, когда чужая нога скользнула по его лодыжке, и Катя с готовностью похлопала его по спине.

— Куда это ты? — спросил Петр у сестры, когда та вновь подскочила с места.

— За тебя, дурака, помолиться и за отца нашего, чтобы поскорее вернулся, — сказала, смеясь, она и добавила уже тихо. — хороший он, ты уж его не обижай.

Петр проводил сестру до самого порога, пытаясь уверить в том, что ей лучше остаться дома, ведь болезнь еще может вернуться, но Катя только хохотала и вертелась как егоза, уворачиваясь от попыток накинуть на нее пальто потеплее. Такой он не помнил ее с тех пор, как девушку отправили в школу, а сам он уехал, чтобы стать офицером царской армии.

Вернувшись в квартиру, Петр устроился в одном из кресел. Гостя не было ни слышно, ни видно, лишь ветер игрался со шторами, да соседский кот скребся под дверью. Стоило признать, что при Кате он вел себя безукоризненно, ни единым оскорбительным намеком не смущая ум девушки, и даже случай с ногой вполне можно было простить.

Петр вытянул ноги и крепко задумался. Быть честным сложнее всего, но так заповедовал его отец. Хоть честность в этом мире не стоила и ломаного гроша, честность с самим собой, порой, значила все. Серебряный полтинник блеснул в тонких пальцах. Петр любил играть с монетой, пока никто не видит. Холодный металл словно притягивал к себе все его страхи и успокаивал шальные мысли, что так и норовили сбить его с толку. Чего же он хотел? Найти его, толкнуть к стене, чтобы до синяков, чтобы понял и почувствовал, как это больно, терять себя. А затем… Затем задрать измятую рубашку, царапая ногтями нежную кожу, сжать запястья, зарыться носом в волосах, вдохнуть тонкий аромат сирени и дальше… Он не услышал, как скрипнула дверь, но сразу узнал, этот высокий вкрадчивый голос.

— Катерина Васильевна взяла на себя труд просветить меня касательно того, перед кем сейчас принято кланяться. — сказал Артур, небрежно прислонившись к стене.

Монета упала в кресло, и Петр торопливо схватился за книгу, словно все это время был занят чтением, а не эротическими фантазиями собственного сочинения.

— Не совсем понимаю, о чем вы, — проворчал он.

— Ну как же, раньше перед императором шапки долой, потом перед господами из учредительного собрания, а теперь уже Ленин наше все?

— А теперь мы свободные люди. — сказал Петр.

От прежней интеллигентности не осталось и следа. Развязные манеры и пренебрежительно-насмешливый тон вернулись к гостю словно никуда не уходили. Отлепившись от стены, он сделал круг по комнате и остановился напротив Петра.

— Свобода? Ха! Да вы от рождения на коленях стоите, в рот власти заглядывая, завтра новое начальство придет, ну так вам и подниматься не надо, вы, ребята, привычные. — захохотал гость.

— А ты что: один такой умный не стоишь?

— О, я тоже стою, но, знаешь, сколько полезного я там могу сделать? — сказал Артур и с готовностью опустился на колени.

— А ну отошел от меня!

Петр в негодовании вскочил с кресла. Гость пожал плечами и поднялся с колен. К своему удивлению, Петр осознал, что в его фантазиях гость был несколько ниже и уж точно молчаливее. Однако, этот живой и неидеальный субъект с сомнительными моральными устоями притягивал к себе сильнее всех фантазий, и с каждой минутой, проведенной вместе, сопротивляться этому было все труднее.

— Ты кое-что забыл. Мое желание все еще при мне. — произнес Артур как бы между прочим.

Глава 4. Забытые