Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

Петр задумался. Он смутно догадывался, что мог попросить этот гражданин, но жизнь сестры, как ни крути, была дороже. Ради нее он вынесет все, но не отдаст свою Катю могильным червям, не позволит смерти глумиться над ее телом, а с ним пусть делают, что захотят — он все стерпит. Отец бы одобрил, но даже если нет, пусть все черти в аду проклянут тот день, когда он к ним попадет.

— Хорошо, я согласен. — сказал Петр.

— Вот и славно.

Глава 3. Спаситель

Спасительная дверь на улицу призывно распахнула дверцы. Петр ускорил шаг, подгоняя своего пленника, когда Савицкий нахально преградил им путь.

— Чего в гости не зовешь, Петро? Эх, зазнался ты один в таких хоромах жить. Не-хо-ро-шо, не по-товарищески как-то.

— Потом поговорим. — сказал Петр, крепко сжав руку пленника, чтобы тот не выдал его неосторожным жестом.

Артур стоял как ни в чем не бывало, чуть ли не насвистывал, лишь лукавая улыбка, затаившаяся в уголках губ, говорила о том, что он внимательно слушал их разговор.

— У тебя все потом да потом. — продолжал канючить Савицкий.

— Хорошо, приходи на днях. — сдался Петр и, схватив пленника под локоть, потащил последнего к выходу.

— Лучше цирюльника проведайте, больше проку будет. — вдруг сказал Артур.

— Ты что сказал, падла?

Лицо Савицкого покрылось нехорошими красными пятнами. Петр предвидел, что должно было произойти дальше, но остановить товарища не успел. Пленник получил кулаком под дых, но даже это недоразумение не заставило его взять себя в руки, и вот он уже во всю смеялся над выражением лица Савицкого. Подоспевший Лебедев удержал Григория, а Петра удержал его же заключенный, не дав ему влезть в драку.

— Ты как до своих лет дожил, позволь узнать? — спросил Петр, когда они уже вышли на улицу.

— Самому интересно. — вздохнул заключенный.

Дальше шли молча. Временами Петр до боли скашивал глаза на проходящих мимо людей, но те шли так же как он, не глядя по сторонам, отчаянно мечтая слиться с тенями и столь же сильно боясь стать объектами чьего-либо пристального внимания. Наручники с заключенного он предусмотрительно снял, предупредив того, что если что-то пойдет не так, то стрелять он будет без предупреждения.

— Какие же нынче люди грубые пошли. — вздохнул Артур, но дальше спорить не стал, с наслаждением разминая затекшие руки.

— Запомни, ты — доктор из Москвы. Кстати, как твоя фамилия?

— Анайрин. — безропотно ответил новоиспеченный доктор.

— Нет, не подойдет. Будешь… — Петр огляделся по сторонам в поисках приличного для доктора имени, когда взгляд его упал на давно закрывшуюся аптекарскую лавку, а затем на кота, что умывал морду, сидя на ступеньках. — Будешь Котовским.

— А чем моя хуже?

— Не спорь.

— О времена, о нравы…

Чем ближе был дом, тем сильнее Петр чувствовал на себе давление чужих взглядов. Словно насекомые те проникали под его кожу, вгрызаясь в трепещущую плоть. Поведение Савицкого беспощадно высветило то, как в сущности своей, трусливо он сам повел себя, прикрываясь долгом, моралью, работой, а на деле будучи просто не в силах ответить ударом на поцелуй. Потому, что где-то в глубине души ему понравилось. Потому что этого было опустошительно мало. Нельзя разжечь пламя и кормить его пеплом, но нельзя и признать того, что это пламя уже разгорелось в его душе, и потушить его может лишь смерть.

Груня встретила их еще в подъезде. Исполненный ужаса взгляд девушки говорил сам за себя, но заметив, что Петр не один, служанка быстро взяла себя в руки и доложила обстановку. В сознание Катя не приходила, а сонное забытье сменилось бредом горячки.

— Что прикажете подать доктору? — спросила она.

Петр посмотрел на Котовского, но тот лишь пожал плечами.

— Неси все, что есть, там видно будет. — сказал Петр девушке и закрыл за собой дверь.

Склонившись над постелью больной, он поправил сбившуюся подушку и отошел в сторону. Товарищ Котовский подхватил одну из склянок и осмотрел ее на свет.

— На основе мышьяка? Да вы, люди, совсем больные. А это что, ромашковая настойка? Очаровательно.

— Хорош трепаться, что ты можешь сделать?

Артур поджал губы и недовольно оглядел оставшиеся лекарства. Пользуясь тем, что Петр смотрел на больную, он быстро положил в карман одну из жестяных коробочек и принялся что-то насвистывать себе под нос.

Петр обернулся. В этот момент гражданин и правда походил на доктора, глупые пациенты которого не соблюдали предписанного моциона, не хватало только очков да пухлого чемоданчика с дребезжащими склянками.

— Для начала выкинь эту гадость, а там посмотрим.

Дышала больная хрипло, на губах появилась нехорошая корка и влажно блестели белки глаз из-под опущенных ресниц. Артур склонился над ней и осторожно провел рукой по лбу, пока Петр стучал склянками и жестяными коробочками, торопливо сгружая их в старую тряпицу.

— Господи… — прошептала Катя.

— Нет, сегодня я вместо него. — примирительно ответил Артур.

Нервный смешок, вырвавшийся поневоле, едва не заставил Петра выронить сверток. Далеко не сразу он понял, что смеялся сам.

— Ну вот, а в недостойном поведении меня упрекаешь. — сказал доктор. — Когда ты спал в последний раз?

— Не твое дело, займись ей.

Серый в подтеках потолок, серая паутина, затаившаяся в углу, серая пыль, скопившаяся на подоконнике — все это вдруг с необычайной ясностью предстало перед взором Петра. Даже свет, изливавшийся из окна, был все того же пыльного цвета скорби. Выцветшие лучи солнца превращали лица здоровых людей в лица больных, а лица больных в лица мертвецов. Это был свет без надежды, а собравшиеся в этой комнате были людьми без будущего как и их истерзанная войнами и революциями страна.

Но вот капля по капле свет наполнил комнату теплом долгожданного лета. Петр прикрыл глаза, тут же наполнившиеся слезами, но даже этого оказалось недостаточно — свет уже проник в его мысли, подсветив самые теплые воспоминания и заставив поверить, что все будет хорошо.

— Пока все, пойдем, ей нужно поспать.

Артур вышел из комнаты, словно давая Петру время, чтобы побыть с сестрой. В комнате было так жарко, что он, не выдержав, открыл одну из форточек, еще сохранявших зимнее утепление. Горький лекарственный дух был изгнан порывом весеннего ветра, взъерошившим и без того растрепанные волосы, что так и норовили сбиться в колтун. Катя перевернулась на другой бок и спрятала голову под одеяло, словно лесной зверек, оставив на виду лишь русую макушку.

Петр сел прямо на пол и облокотился на кровать. Бессонные ночи у постели больной, убийство