Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

что вот он, ее шанс и сбежала, чтобы стать добровольцем. Отец нашел ее на следующий день и с позором возвратил домой, пообещав найти такого жениха, чтобы всю дурь из головы ее выбил. Всю ночь Катя провела в слезах, то желая отцу смерти, то ужасаясь собственным мыслям. Единственным утешением ее был лишь младший брат Петя, украдкой носивший ей яблоки и рассказывавший небылицы о пиратах и подземных ходах. Только в эти редкие минуты девушка чувствовала, что тьма и злоба, что дремали в ней всю жизнь, отступали под робкими искрами света, и что она еще не была потеряна для мира, хоть и порядком заплутала, отбившись от остальных.

А мир вокруг стремительно менялся, и вот уже даже ее отец разучился смотреть людям в глаза. Если люди не способны ныне смотреть друг другу в глаза, то как они посмотрят в глаза богу?

Открыв глаза, Катя подумала, что это всего лишь сон. Не дав ей опомниться, Петр попытался поднять ее на ноги.

— Ну же, быстрее, тебе надо на свет.

— Что это, кто это? — спросила девушка, оглядываясь по сторонам.

— Не важно.

— Что, черт побери, здесь творится?

Катя вывернулась из его объятий и словно раненая птица заметалась средь каменных изваяний. Она не знала как здесь очутилась и зачем, но хотела во что бы то ни стало выяснить все.

— Нет иных богов кроме нас. — словно шептали каменные идолы, но она как никогда знала, что бог только один.

Катя посмотрела на брата.

— Те небылицы про подземные ходы, о которых ты мне рассказывал в детстве, уж не эти ли кикиморы тебя вдохновляли?

Тот кивнул, вытирая слезы рукавом, и улыбнулся.

— Так и есть, пойдем, шишок, я тебе потом все расскажу.

Выход из дома укрыли кусты сирени. Несмотря ни на что он стоял, затерянный средь революций и войн, словно измазанный красной кровью.

— Я догоню. — сказал Петр девушке и повернулся к своему пленнику.

— Ты точно не можешь остаться?

— Должен же и я хотя бы раз поступить правильно. — ответил Артур.

— Вернись ко мне, слышишь, вернись. Мы еще увидимся, ведь так?

Ветер качнул кусты сирени, усыпав их тысячью бледных лепестков, укрыв тонкими ветвями от вездесущего солнца, что так и норовило разрушить из хрупкий рай. Артур подошел ближе и смахнул несколько лепестков с шинели, но очередной порыв ветра вновь окатил их цветами с ног до головы.

— По ту сторону снов. — ответил он.

Кровь прилила к щекам, когда их губы встретились в поцелуе. Черные волосы спутались с белыми, рука в кожаной перчатке сжала исполосованную магией руку, провела тонкую линию на щеке, скользнула по тонким позвонкам на шее, словно стремясь запомнить каждый изгиб. Запах сирени щекотал ноздри, и безнадежно кружилась голова от пропасти, что разверзлась у его ног.

Глава 6. Поднявший меч

Когда начальство вызвало Петра к себе, Лебедев похлопал его по плечу и открыл дверь. Это напомнило Петру смерть отца, но он лишь кивнул товарищу и скрылся за дверью. Лебедев вернулся на место, и продолжил сортировку дел, временами недоверчиво косясь на необыкновенно тихого Савицкого. Не замечая внимания к своей персоне, тот угрюмо молчал, пытаясь заточить карандаш перочинным ножом. Хрупкий грифель то и дело ломался, и он начинал сначала, не обращая внимания на ворох стружек, что уже скопился под его стулом. И не было ему дела ни до начальства из Москвы ни до слухов о том, что белые перешли в наступление.

В кабинете Трофимыча было накурено, и даже потоки свежего воздуха, лившегося из распахнутой форточки, не могли разогнать завесу дыма, в которой Петр различил резкие словно заштрихованные карандашом очертания незнакомой фигуры.

— Садитесь, товарищ Воронов. — сказал Трофимыч, указывая мозолистым пальцем, на стул.

Юноша недоверчиво покосился на стул, словно тот был капканом. На его памяти все, кто сидели на нем, кончали плохо, хоть и быстро. Отец его тоже на нем сидел, и где он теперь? Застрелен собственным сыном. Долг дорогая штука, за которую нужно платить снова и снова, пока она не отнимет все.

— С вашего разрешения я лучше постою. — ответил Петр.

— Садись, я сказал.

Петр нехотя опустился на стул и снял фуражку, аккуратно положив ее на столешницу. Коротко остриженные волосы больше не закрывали ему обзор, но теперь уже юноша и не боялся смотреть. Трофимыч нервно дернул рукой и сел сам, едва не уронив вазу с засохшими цветами. Быстрый взгляд, брошенный на начальство, и вот уже старик отодвинул вазу как можно дальше от себя.

Петр вздохнул, и смахнул соринку с фуражки. Артур был прав, все они здесь стояли на коленях, вот только признавать этого никто не желал. На рассохшемся от времени дереве кто-то аккуратно нацарапал простое русское «суки». С трудом подавив непрошеный смешок, Петр поднял глаза на незнакомца, чье появление повлекло за собой такой переполох.

Вольготно развалившись на стуле, тот курил, расстегнув кожаное пальто и роняя пепел на пухлую папку с делом, что лежала перед ним на столе. Сам товарищ был худосочным рябым мужчиной с гладко зачесанными назад рыжими патлами и жесткими чертами лица, по которым словно проехались наждаком и для прочности обожгли в огне. Тонкие линии морщин, лучами пролегшие от светлых почти желтых глаз и хитрая улыбка обнажившая желтоватые зубы, придавали ему вид подвыпившего добродушного гуляки или дорвавшегося до сметаны кота. Все так же скалясь, товарищ протянул юноше одну из папирос. Принимая ее, Петр не сомневался в том, что если этот товарищ сейчас вытащит револьвер и застрелит его, то эта улыбка едва ли погаснет хотя бы на миг.

— Товарищ Воронов… Петр, помнишь того пленника, ну, которого ты задержал, а затем отправил с товарняком?

Петр чиркнул спичкой и поднес ее к папиросе, стараясь, чтобы руки не слишком дрожали. Хоть он и был готов к этому вопросу, но вероятность быть пойманным на лжи существовала всегда, а тут еще и этот желтоглазый так и пригвоздил его к стулу своим взглядом. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что с таким надо держать ухо востро.

— Да, помню, Сергей Трофимыч, сдал как положено. Все документы чин по чину оформлены.

— Да видел я твои документы. — проворчал Трофимыч. — Не доехал он до места.

Петр изобразил удивление на лице и потушил папиросу.

— То есть как это? Спрыгнул что ли?

— То-то и оно, что нет. Прохлопали, идиоты проклятые,