Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

первую очередь на немецких евреев, а не на еврейский народ в целом, и исключала миллионы других пострадавших иностранцев.

В Западной Германии Аденауэр (канцлер) и Хойс (президент) олицетворяли исторический дух “доброй Германии”, предположительно сохранившийся, несмотря на варварскую интерлюдию нацизма; оба были детьми во время объединения Германии и выросли, когда канцлером был Бисмарк, а на троне сидел Вильгельм I; Аденауэр родился в 1876 году, Хойс – восемью годами позже. В глазах Хойса чувство коллективной вины задавалось возвышенными идеалами немецкой Kultur. Аденауэр считал правильным, что Западная Германия принимает на себя коллективную ответственность за долги и преступления государства-предшественника, как честный сын принимает на себя долги разорившегося отца. Как подчеркивал Основной закон (Grundgesetz), Федеративная Республика была юридическим продолжением германского Reich. (К этому же аргументу прибегали многие из числа прошедших денацификацию госслужащих и кадровых военных, добивавшихся возвращения своих прежних должностей и пенсий.) Признание довоенных долгов и принятие на себя новых обязательств перед многочисленными жертвами нацистских преступлений было неотъемлемой частью этой преемственности. Социалистическая Восточная Германия, напротив, считала себя новым государством, свободным от подобной юридической, финансовой и исторической ответственности.

Вместо того чтобы располагать роли на линейной оси от преступника к жертве, мы должны будем начертить треугольник взаимоотношений между еврейскими жертвами, немецкими жертвами и государством. В своем интервью Allgemeine Wochenzeitung der Juden in Deutschland Аденауэр сказал и о том, что западногерманское государство возьмет на себя репарации, первый шаг по пути к Люксембургскому соглашению 1952 года, по которому Германия обязалась выплатить Израилю и Конференции по материальным претензиям евреев 3,5 миллиарда немецких марок. Работа над ошибками больше не была личным делом, касающимся индивидуального наказания и искупления, но стала общественным институтом с ежемесячным пенсионным чеком для еврейских жертв. Эта ситуация существенно отличалась от послевоенной, когда актуальными были конфискация собственности осужденных нацистов с передачей ее их жертвам, реституция изъятых активов и штрафы отдельным преступникам (Sühnegeld).

Наше представление о Германии 1950-х прочно связано с дебатами вокруг вины, в которых нравственность понимается как свойство индивида, а не коллектива. Карл Ясперс (и многие другие) отвергали саму идею о том, что можно доверить решение моральных проблем обществу. Но что происходит с нравственностью, когда государство признает общественную ответственность за зло, совершенное от имени нации? Сообщило ли немцам преобразование личной вины (Schuld) в общественные обязательства (Schulden) больше или меньше чувства ответственности и раскаяния за совершенные проступки? Это существенный вопрос.

Wiedergutmachung

Немногие немецкие слова вызвали такие дебаты и такое непонимание, как Wiedergutmachung, зонтичный термин для попыток Германии исправить зло, причиненное жертвам нацистов, преимущественно евреям. Буквальный его смысл – “сделать так, чтобы снова стало хорошо”, но, чтобы не запутывать читателя, нужно добавить, что, употребляя это выражение, немцы не воображали, что такое действительно возможно, ведь возмещение ущерба не починит сломанного. Аденауэр, как мы видели, говорил о жизнях, которые были “непоправимым образом разрушены”. К 1945 году термин вполне устоялся и указывал на необходимость замены, компенсации, оплаты или искупления. Он был вдохновляющим.

Сложился широкий консенсус, что Германия должна обеспечить Wiedergutmachung. Правда, разброс мнений относительно того, кто именно должен этим заниматься и кто, как и в каком объеме должен быть получателем, был таким же широким. Английские переводы колеблются между reparation (репарациями), indemnity (возмещением), compensation (компенсацией) и restitution (реституцией). Но было бы неверно постоянно употреблять какое-либо из этих слов, поскольку в послевоенные годы развернулась настоящая борьба по поводу точного значения немецкого термина, происходившая в два этапа. На первом, с 1945 по 1952 год, Wiedergutmachung указывало на лоскутное одеяло разных мер от добровольных пожертвований до наложения штрафов на бывших нацистов, чтобы собрать средства для их жертв. В этих инициативах участвовали местные власти и комитеты, в которых были одни немцы. В противоположность этому реституция собственности была преимущественно проектом союзников, двигателем которого выступали американцы, а наблюдателями – суд, членами которого были как представители союзников, так и немцы; в советской же зоне собственность еврейским жертвам возвращали исключительно редко. В Восточной Германии Wiedergutmachung означало выплату репараций Советскому Союзу, которая официально завершилась в 1953 году. Западная же Германия в 1952 году начала второй этап. Теперь Wiedergutmachung сделалось государственным делом и стало означать прежде всего две вещи: индивидуальные компенсации (преимущественно в виде пенсий) для жертв нацизма, подвергшихся преследованиям по причине расовой или религиозной принадлежности или политических убеждений, и коллективное Wiedergutmachung с Израилем и Конференцией по материальным претензиям евреев.

Еще до окончания войны социал-демократы в изгнании включили Wiedergutmachung в свои планы по созданию будущей Германии. В свете масштабов нацистских преступлений и потенциально разорительных сумм они собирались заставить платить нацистов, а не весь немецкий народ. После окончания войны премьер-министр Баварии, социал-демократ Вильгельм Хёгнер, рассматривал денацификацию и Wiedergutmachung как две стороны одной медали. Принятый в марте 1946 года закон об освобождении от национал-социализма дал местным властям право конфисковывать собственность и налагать особые штрафы в пользу жертв. Фактически государство отбирало имущество у нацистов и отдавало евреям, коммунистам и социал-демократам, освобожденным из заключения. Проблема была в том, что значительная часть национал-социалистической собственности принадлежала не отдельным нацистам, а самому государству. К июню 1948 года удалось собрать только 104 миллиона рейхсмарок – ничтожная сумма перед лицом исторических страданий. Комитеты жертв организовывали сбор пожертвований на улицах. (На некоторых кружках для пожертвований по-прежнему красовались нацистские символы.) Осенью 1945 года, когда пожертвования еще считались хорошим тоном, в Северной Рейн-Вестфалии такие приступы щедрости принесли жертвам нацизма 1,9 миллиона рейхсмарок4.

Финансовая помощь сопровождалась конфискацией мебели, одежды и квартир у нацистских “активистов”. В Мюнстере комитет по Wiedergutmachung отбирал у бывших нацистов одеяла, велосипеды, радиоприемники и кухонные принадлежности, чтобы передать жертвам. Повсюду жертвы нацизма и бездомные переезжали в квартиры, прежде принадлежавшие нацистам. Это было легко сделать, пока те сидели в лагерях. Однако к 1948 году многие из них вернулись и отправились в суд, требуя квартиры им вернуть5.

Во Франкфурте-на-Майне служба соцобеспечения выдала “79 выжившим носителям звезд” экстренную помощь и собрала деньги для раввина Леопольда Нейгауза на восстановление синагоги в районе Вестенд и кладбища. В более чем скромном бюджете были изысканы средства для реабилитации и ухода, в том числе для 63 евреев, возвратившихся из Терезиенштадта; сам Нейгауз был одним из них. 548 жертв получили в общей сложности 139 254 марки на приобретение одежды и домашней утвари. Также выдали деньги на покупку одежды 45 польским евреям6.

И все-таки нужды жертв намного превосходили те денежные ресурсы и ресурсы милосердия, которые были доступны в разрушенных городах послевоенной Германии. Мэр близлежащего Ханау