Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

Юнкеров с десятком автоматчиков шёл на броне головного танка. Вражеские автоматчики били по десантникам с самых неожиданных направлений – из-под кустов, с высоких елей, из потайных окопов.

Юнкеров со своими бойцами просматривал дорогу; отбиваясь от автоматчиков, прощупывал болотистые поляны: возможен ли проход для танков. Он первый обнаружил пушечные дзоты немцев на пути наших машин и блокировал их. Гранатами разметав вражеские расчёты, он уничтожал 75-миллиметровые пушки немцев, и танки, тяжело наваливаясь на перекрытия дзотов, засыпали металлические обломки деревянным крошевом и землёй.

К вечеру передовые машины вышли к шоссе и остановились, укрывшись на опушке. В полукилометре перед ними виднелся посёлок. По шоссе в посёлок шла колонна немецкой пехоты, тянулись пароконные повозки, ползли самоходные орудия.

Юнкеров вызвал охотников: «Кто со мной?», и все двадцать автоматчиков сказали: «Я!» Он отобрал семь человек. Из немецких окопов было видно всё, что делается на шоссе и за ним. И всё же фрицы не уследили, когда и как выдвинулись смельчаки к шоссе и даже пересекли его.

А колонна шла к посёлку – длинная, тёмная. Военком батальона, стоявший возле танков, посмотрел на часы:

– 22.00, – сказал он водителю, выглянувшему из люка.

И в этот момент ударили пулемёты – два станковых и два ручных. Они гремели с обеих обочин шоссе, и жаркие веера пуль скрещивались на колонне, почти мгновенно обрезав её на десяток рядов в глубину. Немцы заорали от ужаса и неожиданности. Тот, кто шёл далеко от головы колонны, теперь оказался первым, – впереди были только трупы. А самые задние, не понимая, в чём дело, пёрли вперёд, и передние не успевали повернуться, чтобы бежать, – их косили свинцовые струи. Самоходные пушки, волчком крутанувшись на месте, ринулись назад, давя и калеча пехоту. За ними неслись уцелевшие повозки, спотыкаясь и подпрыгивая на завалах из человеческих тел. А пулемёты всё били и били смертельными, жалящими очередями. Пока фрицы в окопах опомнились, – две с половиной сотни трупов устлали дорогу на протяжении двухсот метров.

Было уже темно, и жёлтые острые язычки огня, летевшие из пулемётных стволов, не могли остаться незамеченными. По ним открыли огонь немецкие пулемётчики из окопов. Надо было уходить; уже двое из восьми лежали, плотно прижавшись к земле. Но в это время заговорили немецкие пушки.

– Болванками, гады, садят… по танкам, – вслух подумал Юнкеров и тут же заметил пушечный дзот. – Вот ты где, сволочь!

Он действовал быстро и расчётливо. Трёх десантников он оставил с пулемётами контролировать дорогу. Двух взял с собой: за глаза хватит, чтобы сковырнуть пушку вместе с дзотом! Они поползли, вжимаясь в землю под свирепым пулемётным огнём немцев. Вот уже Юнкеров отвёл правую руку назад и, рванувшись всем телом в направлении броска, всадил гранату в амбразуру. В ту же секунду пуля автоматчика ударила ему подмышку и вышла меж лопаткой и позвоночником. Юнкеров упал лицом в торф, но сейчас же поднялся, опираясь на руки, и кинулся к дзоту. За ним прыгнули бойцы. Один сразу же был убит, но другой – Михеев – ворвался вместе с Юнкеровым в дзот. Расчёт немецкой пушки был мёртв, но сама пушка не пострадала. Юнкеров едва сумел привести её в негодность – он истекал кровью.

– К своим надо, – подумал он и выполз из дзота. Михеев, карабкавшийся за ним, вдруг охнул и упал, придавив Юнкерову ноги: разрывная пуля разворотила ему живот. Другая пуля ранила Юнкерова в руку.

Медленно, тяжко хрипя и сплёвывая сгустки крови, идущей горлом, Юнкеров взвалил на себя ещё живого Михеева и всполз с ним к шоссе. Сколько это длилось – минуту, год?.. С пробитым лёгким, с безжизненно повисшей рукой он выполз к своим и вынес товарища. И у него ещё хватило силы самому направиться в тыл. Немецкая мина накрыла его на пути. Но смерть опоздала – Юнкерова уже нельзя было убить: гремели трёхдюймовки танков, подоспевшая пехота шла в атаку, и Юнкеров рос и множился в этом безудержном порыве биением сотен яростных солдатских сердец.

Старшина василий Мялкин

(Фронтовая правда. 1942, 9 октября)

По лесной дороге шёл танкист. Был он – издали – какой-то тёмный, будто железный: чёрная тужурка, чёрный буграстый шлем на голове; но когда мы остановили его, чтобы расспросить о дороге, из-под хмурого шлема глянуло на нас милое сероглазое лицо, и русая прядь волос, косо упавшая на лоб, показалась ещё светлее от белого бинта под ней.

– Так вам Мялкина? – переспросил он удивлённо. – Я и есть Мялкин. Вот ведь как! Вы меня ищете, а я – навстречу. – И словно прислушиваясь к своим мыслям, засмеялся: – Везучий я какой-то. По всем статьям – погибнуть был должен, а остался жив. И рана тоже зарастает… Видите, свободно своим ходом двигаюсь, а ведь долбанули меня в голову крепко.

– А вы расскажите нам по порядку, как и что, – попросили мы, – может, вместе разберёмся.

И в тёмной землянке, полной дыма и запаха сохнущих шинелей, Мялкин час за часом вспомнил весь восьмидневный бой – жаркий и запутанный, как узор на афганском ковре.

Утром выползли из трясины, объехали болото и по опушке пошли. Добрались до шоссе. За кустами виден населённый пункт – конечный рубеж нашей атаки. Дали мы шесть выстрелов и хотели было дальше двигать, как подбежали наши пехотинцы:

– Дзоты, – кричат, – дзоты! С пушками!

Я развернул машину и раздавил один дзот с 75-миллиметровой пушкой. Соседний танк – два. Пехота закричала «ура», «ура» и пошла на штурм. И сразу же по башне ударили немецкие снаряды. Я развернул танк лбом на огонь, увидел, откуда бьют, и скорректировал командиру танка лейтенанту Раку наводку, он разбил эту пушку с двух снарядов.

В это время по соседнему танку стали стрелять термитными. И опять я увидел, откуда огонь, и Рак снова с трёх выстрелов закопал немецкую пушку вместе с расчётом. Проехали мы полсотни метров и наткнулись на четыре 75-миллиметровые пушки… Честное слово, их там было битком набито! В общем, Рак две пушечки разбил. Потом мы взяли малость поближе к шоссе и по дороге раздавили четыре 150-миллиметровых пушки и одну миномётную батарею. Фрицев я не считал, но стрелок-радист говорит, что он их один штук 80 кокнул…

Простояли мы под кустом ночь. Пехота наша подошла и за ночь нарыла вокруг танка окопы. Ну, раз стрелки закрепились, то мы, конечно, поехали опять вперёд. Когда мы задержались, чтобы расстрелять одну 75-миллиметровую пушку, мимо нас проскочил Тарасенкин танк. Тарасенко опередил