Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

И красноармеец Александр Анинекий не растерялся, когда рота осталась без руководства. Он принял на себя командование и дважды водил её в беспощадные атаки против фашистов, засевших в деревне Я. Пример командира увлекает бойцов, бесстрашие его становится их бесстрашием. Это не раз ощущал в своём сердце боец Анинекий.

Поэтому в атаку он поднимался первым и шёл впереди всех, сквозь губительный огонь фашистов, презирая смерть. И рота бросалась за ним в штыки, как за испытанным командиром. Рота выполнила боевую задачу. Правительство наградило орденом Красного Знамени командира-бойца, героя Александра Анинекия.

Сын полка

(Фронтовая правда. 1942, 28 февраля)

Деревня занята немцами. Целый взвод их хлопочет, вытаскивая пушку из снега. В стенах изб выпиливаются амбразуры, из некоторых уже торчат пулемёты. Два подростка идут улицей. Один краснощёкий, курносый, в галошах, перевязанных верёвочками, укутанный рваным, грязным платком, не поворачивая головы, шепчет другому:

– Колька, глянь, – мотоцикл-то какой! Вот бы спереть!

– А ну его, застрелят ещё, – говорит Колька, поддёргивая спадающие штаны. – Видишь – часовой ихний за углом стоит… – Трус же ты, Колька, – вздыхает курносый. – Если б я умел, как ты, ездить на велосипеде, – обязательно увёл бы мотоцикл у фрицев… А то я только заводить его умею.

– Что ты всё бубнишь? – сердится Колька. – Опять я со счёта сбился! Ну, сколько подвод, а?

– Иди, иди! – шепчет курносый. – Я знаю – сколько… А тебе – в обоз надо пристраиваться. Какой ты, к хрену, разведчик! Обоз – самое для тебя подходящее место. Точно!

Мальчики выходят за деревню. Узкой тропкой сворачивают на заснеженную просеку и сразу проваливаются по пояс.

– Хальт! – выкрикивает часовой и вскидывает автомат. Но мальчики и так стоят смирно. Немец быстро обыскивает их нищенские лохмотья – ничего… Только у курносого в кармане пустая спичечная коробка. Немец бросает её на снег; он рассержен. Курносый по всему видит, что сейчас немец даст ему «леща», и падает в снег.

– Ви есть бистро ходить, – кричит часовой, – быстро, шнель…

И мальчики, спотыкаясь, выбираются на тропинку. Они бегут всё быстрей и быстрей, и скоро их маленькие фигурки скрываются из глаз часового. Снова тихий белый лес, глубокие пушистые снега, мороз. Немец время от времени приплясывает под сосной, проклиная эрзац-валенки – ботики из войлока на толстой деревянной подошве. Через час приходит смена.

– Всё тихо, – докладывает немец, – ничего не произошло.

А мальчики в это время влезают в низкую землянку.

– Товарищ капитан, – докладывает курносый, – боец Семёнов вернулся из разведки. Задание выполнено.

Капитан Игнатьев достаёт блокнот и карандаш, Семёнов – из кармана пустую спичечную коробку. Близко поднеся её к ночнику, он читает: «Солдат в деревне около трёхсот, две противотанковые пушки установлены на восточной окраине за сараем, возле шоссе…»

Капитан Игнатьев записывает в блокнот количество немецких мотоциклов, подвод, пушек и пулемётов, расположение огневых точек.

– Так, – бурчит он под нос, – так… Ты, Толя, не спеши… Ну, как, всё?

– Всё, товарищ капитан!

– Сколько лет тебе, Толя?

– Шестнадцать, товарищ капитан.

– Как живёшь с товарищами? Освоился? И, скажи, откуда это у тебя парабеллум, а?

– Парабеллум я, товарищ капитан, нашёл в немецкой машине, которую мы взорвали… Офицер его бросил, а сам удрал. Ну, я первый в неё влез и пистолет взял себе… У меня и автомат есть немецкий… А с товарищами я живу хорошо. Вот только Анька!..

– Что Анька, – любопытствует капитан, пытаясь представить мысленно семнадцатилетнюю востроглазую военфельдшера Аню, – чего там с ней у вас?

– Насмешница она, товарищ капитан, – сердито говорит Толя. – Я вот руку обжёг, так к ней и не пошёл… Знаю, скажет: «Ах, вояка, ах, какая рана! Может, Вам переливание крови сделать? Или, может, тирипацию церепа?..» И пойдёт, и пойдёт – прямо непонятно, откуда у неё столько ехидства. Выволочку ей надо дать, товарищ капитан!

– Ну, вот! Такой боевой, а девчонки испугался… Держись, Толя, даст она тебе жару… Да, а говорить надо не тирипация, а трепанация. Повтори.

– Трепанация, – повторяет Толя.

– Хорошо. Иди.

Толя уходит из землянки. Около ближней деревни идёт бой, слышны пулемётные очереди и глухие разрывы мин.

Мальчик подтягивает потуже пояс, берёт автомат и бинокль. – На охоту, – кратко объясняет он Коле, сидящему у костра с воблой в руке, а ты тут… питаешься.

Коля знает, о какой охоте идёт речь. За последние дни Анатолий Семёнов подбирался поближе к немецкой обороне и, выследив в бинокль какого-нибудь зазевавшегося фрица, короткой очередью укладывал его наповал.

Четыре чёрточки провёл он на прикладе своего автомата. Четырьмя гитлеровцами стало меньше на нашей земле.

А вообще – он разведчик. В засады он ходит тайком от капитана, ходит потому, что беспощадная ненависть к немецким грабителям прочно поселилась в его шестнадцатилетнем сердце, и потому, что хочется жить как можно быстрее, воевать как можно отчаяннее, а усидеть на месте – невозможно.

По следам боёв

(Фронтовая правда. 1942, 2 марта)

Командный пункт полка – бревенчатый куб, врытый в землю, – полон горьковатого запаха смолы и хвои. То ли от тусклого золота свежерубленных брёвен, от чистого стола, освещённого настоящей керосиновой лампой, или, может, от того, что всего день тому назад наголову разгромлены два немецких батальона, но ощущение праздничной приподнятости и уюта не покидает нас в этой землянке.

Командир полка, майор Озеров, до странности похожий на Чапаева, только без усов, накручивает патефон.

– Сейчас я вас угощу, – подмигивает он нам, бросив ручку и рассматривая кончик иголки, – сейчас всё будет чин чинарём… – Пропали вы! – говорит нам начальник штаба. – После «Синего платочка» он вас поведёт пушку смотреть. А потом – хромого трофейного коня… Кстати, конишка-то всё-таки русский, по-немецки ни бельмеса не понимает.

– Пускай русский, – упрямо бормочет Озеров. – Пускай. Всё равно – трофей. И почему обязательно – русский? Может, он француз или, например, венгерец? Наши все умеют рысью ходить, а этот только манежным галопом… Эх, и козырьки ж я ему достал – чин чинарём! Сегодня в баню поеду.

Патефон, между тем, выдохся, прошипев в последний раз.

– Где моя шапка? – спросил майор. – Адъютант, дай шапку. Пошли пушку смотреть. Ох, и пушечка – чин чинарём, не знаю только, как её возить буду…

20-миллиметровая немецкая зенитка стоит в 10 шагах от командного пункта. Заложив обойму, Озеров садится на стальное сиденье и нажимает ножную педаль. Поднятый на 90 градусов, тонкий ствол зенитки задёргался. Трассирующие снаряды ушли высоко в ясное небо и там разорвались