Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

Гаранина то одному, то другому подразделению, идущему в самом ответственном направлении. Придаёт так, как придаются танки или батареи. И великое это доверие своего командира боем оправдывает пулемётчик Александр Гаранин.

Зверства и насилия

(Фронтовая правда. 1942, 9 августа)

Партизаны, действующие в лесах Чудовского района Ленинградской области, принесли страшные вести о зверствах, чинимых немцами над советскими жителями в занятых ими населённых пунктах.

Колхоз «Свободный труд». Немцы расстреляли колхозницу Майорову и двух её сыновей 11-ти и 13-ти лет за то, что они собирали свой картофель. После зверских издевательств убили её дочь 16-ти лет.

Деревня Маслино Городковского сельсовета. Немцы выгнали жителей из домов и принудили их жить в землянках. Однажды девять женщин вышли из землянок, направляясь в деревню. Гитлеровцы выстроили их и расстреляли из пулемёта. Раненых – добили прикладами. Из девяти человек одна колхозница – Балдукова – оказалась в силах уползти в лес. Узнав об этом, немцы расстреляли её мужа, двух сыновей и сестру.

Деревня Весёлая Горка Ольховского сельсовета. Немцами в этой деревне сожжено четыреста человек.

Деревня Шеве Городковского сельсовета. Отступая, немцы дали населению 15 минут на выезд из деревни. За опоздание на две минуты были расстреляны 31 женщина и ребёнок. Всего в этой деревне немцы расстреляли 60 человек.

Он спас тысячи жизней

(Фронтовая правда. 1942, 19 сентября)

Нет, он не прославленный хирург и даже не санитар. И фронт не знает его фамилии в ряду знаменитых снайперов и танкистов. Он, как это ему ни досадно, не убил за всю войну ни одного подлого фрица… И всё-таки у него есть личный счёт мести, и когда-нибудь в одной из рубрик бухгалтерии войны родины прочтёт имя Егора Герасимовича Маслова, красноармейца-шофёра, спасшего тысячи ленинградцев от голодной смерти и тем уничтожившего немцев не меньше, чем многие, на всю страну известные герои.

Трёхтонный ЗИС к тому времени, как Егор Маслов уселся за его баранку, имел 14 000 километров пробега. По-настоящему, машину следовало бы перебрать, почистить, подтянуть. Но война шла уже второй день, и Маслов решил, что сначала надо драться, а необходимый ремонт можно делать и в короткие перерывы между боями.

Так начался путь шофёра и его машины по бесконечным дорогам Великой Отечественной войны. ЗИС-4 безотказно таскал на себе пушки зенитного дивизиона, счетверённые пулемёты, ящики со снарядами для крупнокалиберных гаубиц. И к какому бы подразделению ни прикомандировывали Маслова с его машиной, всюду его считали самым надёжным шофёром и неохотно расставались с ним.

И когда в бою под Невской Дубровкой осколки мины в нескольких местах пробили ему ногу, Маслов не пошёл в госпиталь. Он выковырял с помощью санитара колючие кусочки металла из ран и остался в подразделении.

Ленинград переживал конец осадной осени 1941 года, когда Маслову приказали перебазироваться километров за тридцать от прежнего месторасположения и отпустили на это… пять килограммов бензина. Скажите это любому шофёру, и он только улыбнётся… И Маслов – тоже улыбался, и вёл машину, и довёл до указанного места.

Я не знаю, чего больше в такой работе – искусства или героизма. Маслов водил свою машину по ледовой дороге через Ладогу с самого начала и до конца. И рассказывает он об этих неимоверно трудных рейсах смущённым баском, как бы сомневаясь, стоит ли об этом вспоминать.

– Первый раз поехал я в Сясьстрой за грузом. Дорога была ещё плохая, но я как-то добрался назад до станции Ладожское Озеро и сгрузился. Крепко обстреливали фрицы дорогу, однако ничего – проскочил. И с тех пор 120 суток провёл я на этой дороге и в каждые делал по 3–4 рейса… Какой уж тут сон! Вроде как и не спал вовсе, а так, подремлю, пока грузят на машину, переберусь через озеро – и опять подремлю минут десять, пока сгрузят.

Был я приписан к какому-то автобату, но ни командира его, ни номера, ни где стоял он – не знаю. Некогда было заезжать.

Даже валенок и полушубка не получал, так в шинелишке и сапогах провёл всю зиму. А ведь выедешь, бывало, на ровное поле озера – дует низовой ветер, метёт позёмку, и мороз – градусов пятьдесят. Да тут ещё фрицы станут обстреливать, глядишь – на дороге пробка. Ухватишься руками за баранку и прыгаешь в кабине, пока из сил не выбьешься. Иначе – пропадёшь; мало ли находили мы шофёров: стоит машина, и он в кабине – замёрзший!..

И ведь в чём беда-то, товарищ! И рейсы надо поскорее делать, и горючее бережёшь пуще глаза…

А в Ленинграде детишки с голодухи мрут… И как я вспомню про это, так прямо – сам полуживой. Заворачиваю машину в новый рейс, и всё мерещится мне дочка – три годика ей теперь, осталась где-то с женой в Белоруссии, и ничего я о них не знаю, только снятся…

И хочется пустить машину вовсю, а ползёшь на какую-нибудь горушку на второй скорости, потому – горючее бережёшь.

Сто двадцать суток ездил я так, дорогой товарищ, перевозил продукты для Ленинграда. И если подсчитать, то получается неплохо, больше 60 000 пудов осилил один мой ЗИС.

В последние дни вода стала на крылья заходить, а я всё ездил. Потом Ладога тронулась, и стал я опять возить боеприпасы на передовые. Теперь вот приехали мы с ЗИСом медаль «За боевые заслуги» получать.

За что меня наградили – не скажу, но ЗИС – стоило, потому что сделали мы с ним с начала войны 69 000 километров пробегу. Если к ним прибавить прежние 14 000, то получится солидная сумма, а до капитального ремонта он ещё тысяч двадцать, как я думаю, проколесит. И думаю я, это не зря, а потому, что сам после ледовой дороги перебрал мотор, сменил поршневые кольца и знаю, что машина надёжная, а это в нашем деле – главное.

Солдатское сердце

(Фронтовая правда. 1942, 3 октября)

Ему было 29 лет – военкому мотострелковой роты Ивану Юнкерову. Он прожил их стремительно и напряжённо и погиб, как погибает шаровая молния, ослепляющая самой своей смертью. Он погиб, но в ротах и батальонах о Юнкерове заговорили с любовью и гордостью; он как бы заново возник после смерти в рядах бойцов – по-иному живой и по-прежнему стремительный. Политруки рассказывали вновь прибывшим бойцам о комиссаре Юнкерове, и он, ещё ощутимый в общежитейских и боевых делах части, становился для новичков светлой легендой, честью и славой их подразделения, их самих.