Читать книгу - "Командир счастливого «Окуня». Русский подплав Первой мировой - Василий А. Меркушов"

Командир «Аллигатора» капитан 2 ранга Вальронд не мог понять, куда девался германский крейсер, так как никаких обломков поблизости не плавало, а за двадцать минут корабль не мог скрыться из виду.

Возвращаясь в Утэ, лодке пришлось пробираться через целое поле немецких плавающих мин заграждения, которых раньше здесь не было.

Явилось предположение, что одна из трех выпущенных «Аллигатором» мин Уайтхеда потопила германский крейсер и приготовленные к постановке на верхней палубе мины заграждения всплыли на поверхность.

(Из германского описания войны стало известно, что это был крейсер «Тетис», который с двумя миноносцами конвоировал заградитель «Альбатрос», следовавший для постановки мин у маяка Богшер.

Атака «Аллигатора» имела все шансы на успех, так как благодаря сумеркам выпущенных мин с крейсера не видели, и только бдительность миноносца S-142 спасла «Тетис», который успел дать полный ход назад, и мины прошли под его носом.

Несмотря на присутствие подводной лодки в этом районе, «Альбатрос» получил приказание поставить мины на указанном ему месте, что он и сделал. Однако, торопясь поскорее оставить опасный район, сделал это так плохо, что много мин осталось на поверхности воды.)

Работы по пригонке на место запасного перископа и мелкого ремонта механизмов закончены, и сегодня «Окунь» должен выйти в Моонзунд.

Развернув только что полученную газету «Новое время», увидел, что Морской генеральный штаб напечатал выдержку из моего донесения об атаке германской эскадры 21 мая с. г., причем, как и раньше, не были указаны название лодки и фамилия командира. Выписке предшествовало такое предисловие штаба.

«Сообщают следующие подробности о недавнем случае атаки неприятельских судов нашей подводной лодкой, которая столкнулась с германским кораблем, успев, однако, выпустить перед тем в него мину.

Подробности эти представляют собой совершенно исключительный интерес, характеризуя, с одной стороны, трудность боевой работы лодок вообще и доказывая из ряда выходящую смелость, искусство и хладнокровие, проявленные личным составом нашей службы подводного плавания».

Это сообщение было напечатано во всех петроградских газетах, и капитан 1 ранга Н. К. Подгурский увидел, что молчать больше невозможно и хочешь не хочешь, а надо идти благодарить команду за службу. Придя в Адмиралтейский бассейн, где стоял «Окунь», Подгурский обратился к выстроенной на палубе команде с более чем странной речью, произведшей на нее отвратительное впечатление.

Действительно, разве можно было сказать команде или кому бы то ни было: «Я все ждал выяснения результатов атаки, чтобы поблагодарить вас за службу, но раз теперь об этом пишут в газетах, то вот я и пришел сделать это».

Иначе говоря, если бы Морской генеральный штаб не счел нужным опубликовать выдержку из моего рапорта, начальник Дивизии подводных лодок Балтийского моря так бы и не пришел благодарить команду. Она так это и поняла и была глубоко обижена подобным нетактичным заявлением своего высшего начальства.

Между тем, дело вовсе не в том, какие результаты дала атака, а в том, что если никаких результатов и не было бы, то команда все же честно исполнила свой долг перед Родиной и с честью вышла из тяжелых испытаний военного времени.

Такое невнимание к команде произошло потому, что, решив, что на переходе из Ревеля в Люм 25–27 апреля с. г. я шел на буксире вовсе не для сбережения дизель-мотора, а потому, что боюсь встречи с противником и не хочу плавать, Подгурский решил начать с меня освежение личного состава подводного плавания и возбудил ходатайство о смене и назначении меня на должность старшего офицера учебного судна «Рында», стоявшего в Ревельском порту как база (плавучая гостиница) для английских подводных лодок.

Об этом поведал сам Николай Константинович вечером в день прихода в Ревель, пригласив меня на рюмку коньяку.

В адмиральском помещении на транспорте «Европа» в присутствии некоторых чинов штаба дивизии и кое-кого из командиров подводных лодок Подгурский с кривой улыбкой высказал сожаление, указав, что соответствующий приказ был уже сдан в типографию штаба командующего флотом и только радиотелеграмма об удачной атаке «Окуня» германской эскадры заставила его уничтожить.

Таким образом, получилось, что негодный, по мнению начальника дивизии, командир подводной лодки, которого он хотел сдать в архив, назначив на небоевой корабль, остановил целую неприятельскую эскадру и заставил ее, не сделав ни одного выстрела и даже не показавшись в виду русских берегов, вернуться в свои порты.

Попав в глупое положение, Николай Константинович сухо принял меня по возвращении из Рижского залива и не был на лодке хотя бы из простого любопытства, чтобы посмотреть на повреждения, полученные от таранного удара неприятельского корабля.

Неудовольствие командиром, таким образом, было перенесено на команду, а она всегда все примечает и отлично разбирается в происходящем, но – у нас всегда так: «паны дерутся, а у холопов чубы трещат»…

Вспоминается воинский устав Петра Великого, где о командующем генерале говорится: «Добродеяние его и справедливость привлекают к себе сердца всея армии, как офицеров, так и рядовых. Зане ему надлежит жалобы их и доношения добровольно слушать, добрые их дела похвалять и за оные воздавать, за худые же накрепко и с усердием наказывать, чтобы он всякому возлюблен и страшен был».

В 10 ч. 50 м. утра по уходе начальника дивизии вышел из Ревеля в Моонзунд и в полночь прибыл в Куйваст, где ошвартовался к борту транспорта «Сухона».

14/27-15/31 июня дневниковые записи даны под заголовком «Спасение миноносцев от преследовавших их германских крейсеров „Любек“ и „Аугсбург“ 15/28 июня 1915 года».

17/30 июня

В 11 часов утра подводная лодка «Минога» вернулась с моря и ошвартовалась у борта транспорта «Хабаровск». Командир лейтенант Кондрашев рассказал, что 14 июня в 14 часов ввиду ожидавшихся активных действий противника «Минога» была выслана на протраленный немцами курс от маяка Стейнорт, к которому должна была подойти со стороны открытого моря.

В тринадцати милях от Люзерорта встретил плавающую германскую мину заграждения и расстрелял ее из ружей.

Ночью в тридцати милях от Стейнорта видел яркие, бело-красные вспышки, чередовавшиеся каждые полчаса. Повернув на них, вскоре определил, что кто-то пускает ракеты.

В 2 ч. 30 м. ночи (15 июня) в темноте обрисовался силуэт судна. Лодка погрузилась и, не видя корабля в перископ, продолжала идти тем же курсом. Через полчаса рассвело и, так как поблизости никого не оказалось, «Минога» всплыла, и командир вышел наверх, чтобы осмотреться.

Лишь только люди вышли на верхнюю палубу, как в 3,5–4 кабельтовых увидели несущийся на лодку по воде немецкий гидроаэроплан, а в 11 кабельтовых – неприятельский миноносец, тоже идущий на «Миногу». Пришлось срочно погрузиться и уйти на глубину 45 футов.

Всплывая каждые полчаса и осматриваясь