Читать книгу - "Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин"

Второе. С кем происходит? Кто герой?

Третье. Что происходит?

Четвертое. Кто ему мешает? На чем строится конфликт?

Я как автор сочувствую герою и помогаю ему или одержать победу, если это не противоречит моей концепции, или погибнуть в борьбе и добиться от зрителя сочувствия. Может быть открытый финал. Не нашим, не вашим. И тогда я предоставляю свободу зрителю домыслить, что будет с ним дальше. Но самое главное: прежде чем строить эту конструкцию, необходимо крепко задуматься.

Зачем и для кого я строю?

Что это будет? Храм, барак или туалет?

Рождение фильма

Когда я определился с темой и музыкой будущего фильма, позвонил Владимиру Спивакову. Объяснил в двух словах, о чем будет кино. Володя предложил мне тут же подъехать к нему в Дом музыки. Я приехал, все подробно рассказал. К этому времени в голове звучала не только музыка, но и выстроился сюжет будущего фильма.

Я представлял себе серый мрачный город, лишенный любых красок. И вот появляется между уложенных плит первый зеленый росток. На этом строится конфликт между узаконенной серостью и зелеными побегами.

Власть изобретательно использует различные средства для борьбы с пробивающимися зелеными ростками. Эти средства предстояло придумать вместе с уже испытанным мною художником Кириллом Челушкиным.

Немного отвлекусь. Человечество, проходя все этапы эволюции, от пещеры до небоскребов, свернуло ошибочно с гуманистического направления. А именно: вместо целенаправленного улучшения нашей жизни стало придумывать все более совершенное оружие для истребления самого человечества.

Сегодня уже дошли до оружия массового поражения. Что дальше? Слабó нажать на кнопку? Слабó отправить на тот свет миллионы?

В любом тоталитарном режиме существует государственная машина. Машина подавления свободы. В фильме «Слушая Бетховена» зеленая трава — это свобода, которая противостоит государственной машине.

Лично для меня самым грозным оружием является ПРАВДА. Не газета, а сама правда. Именно правда сносит с тронов тиранов и тиранию.

Тираны, как правило, прячут концы в воду, прикрываются сейфами с засекреченной информацией. Они боятся честной истории, подменяя ее конспирологией.

Не зря Максим Горький вложил в уста своего героя из пьесы «На дне» Сатина фразу, которая и сегодня актуальна: «Правда — бог свободного человека!»

А куда уж быть свободней Сатина! Бомж! По сегодняшней шкале ценностей он — лузер! Неудачник! Но он свободен, а это — главное.

Пока я ехал к Владимиру Спивакову, мои музыкальные аппетиты выросли. Я ему предложил сыграть не только аллегретто из Седьмой симфонии Бетховена, но и завершить фильм «Одой к радости» из Девятой симфонии.

Если бы в фильме «Слушая Бетховена» был текст, то мне ближе всего оказались бы строки Евгения Евтушенко из стихотворения «Казнь Стеньки Разина»:

               Стоит все терпеть бесслезно,

               Быть на дыбе,

                                        колесе,

               Если рано или поздно

               Прорастают

                                       ЛИЦА

                                                   грозно

               У безликих на лице…

Владимиру Спивакову идея пришлась по душе настолько, что именно он предложил назвать фильм «Слушая Бетховена».

Как бы навеяно. Более того, он сказал, что запишет это бесплатно. Сказать, что я обрадовался, — это ничего не сказать. Я был счастлив.

Из Дома музыки я не то что поехал — нет — полетел на киностудию, чтобы поделиться с коллегами этой радостью. По дороге меня нагнал телефонный звонок от Владимира Спивакова, который сообщил мне, что поступил неправильно, решив все самостоятельно, не посоветовавшись с оркестром. У меня аж сердце захолонуло. Неужели отказывается?

Нет. Володя собрал оркестр и поставил на голосование вопрос: «Согласны ли вы бесплатно записать музыку для Бардина?»

Оркестр проголосовал единогласно. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. А их в оркестре даже больше ста. Мы назначили срок записи.

Работа началась.

«Слушая Бетховена»

Сценарий был написан. Рабочую раскадровку я нарисовал. Труднее оказалось с изготовлением монстров, которых нарисовал художник Кирилл Челушкин.

Все монстры — от маленьких пылесосов до больших утилизаторов — должны были стать управляемыми и подвижными. Конструкции машин тщательно рассчитали на бумаге, а потом их изготовили мастера киностудии. Дома собрали, плитку уложили, будущую зелень покрасили и в большом количестве заготовили.

Музыку расшифровали, поделили на сцены, такты и акценты.

Казалось бы, все. Предстояло самое ответственное — съемка.

По традиции в первый день помазали кнопку водкой, и все завертелось.

Страх перед Бетховеном прошел. По принципу: глаза боятся, а руки делают.

Я случайно узнал, что одна киноведка высказала довольно смелую мысль о том, что не надо связываться режиссерам с классической музыкой, потому что дотянуться не получится. Мол, не надо и пытаться. Она, по сути, призвала режиссеров не к смелости, а к трусости. Режиссура и трусость, как гений и злодейство. Они несовместимы!

Не слушайте ее, ребята! Рискуйте!

Если бы вы знали, какое счастье снимать фильм, слушая каждый день, кроме выходных, самого Людвига ван Бетховена!

А уж когда эта музыка, подчиняясь твоей воле, синхронно звучит, сливаясь со снятым на пленку или цифру изображением, то это удовольствие, не сравнимое ни с чем! Поверьте мне! Я это не раз испытал. Главное — не дотянуться, а прикоснуться.

Не слушайте киноведов! Иногда это евнухи, рассуждающие о любви.

Когда фильм был завершен, по традиции его показали в клубе «Эльдар».

Клуба уже нет, его поглотил Москонцерт. Поневоле в голову лезут грустные мысли о том, как рушится моя жизнь. С уходом Эльдара Рязанова клуб его имени перестал быть для москвичей той притягательной точкой вольнодумства и праздника.

Завтра начнут сносить Дом кино, где прожито много счастливых дней. И в залах его, и в ресторане.

Давно сгорел Дом актера на «Пушкинской», где я тоже оставил свои счастливые отпечатки.

Это не только приметы времени.

Для меня эти дома — как для детей зарубки на притолоке двери, свидетельства их стремительного роста.

Уходит эпоха, а может быть, это мы проходим сквозь время, а оно равнодушно наблюдает наше прохождение. Такова данность. Ничего не поделаешь.