Читать книгу - "Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин"

Главный герой противится, однако под барабанную дробь душа соединяется с нерешительным лебедем, и он взмывает вверх.

В этом месте я при просмотре фильма всегда проливаю слезы, несмотря на то, что сам все и придумал. Наверно, это старческая сентиментальность.

Так вот, после записи последнего номера я в микрофон благодарю оркестр, Владимира Спивакова и собираюсь прощаться. И тут он меня останавливает:

— Гарри, еще осталось время, поэтому мы перезапишем первый номер.

— Почему, Володя?

— Можно лучше.

Вы представляете себе, что дирижер целый день записывает музыку, а в голове его занозой сидит одна мысль: можно лучше!

И они записали первый номер действительно лучше.

Я снова порываюсь поблагодарить всех и попрощаться.

И снова меня тормозит маэстро:

— Надо переписать!

— Почему?

— У нас виолончелист случайно ударил смычком по инструменту.

— Ну и что?

— Как что? Что ты будешь делать? Там в фонограмме будет стук.

— Успокойся, Володя. У меня на этот стук муравей упадет на землю. Это же мультипликация. Здесь все возможно.

Я так и сделал. В фильме упавший муравей исправил косяк виолончелиста.

Я благодарил тогда и благодарю сейчас моего друга Володю Спивакова и его замечательных музыкантов за высокий уровень записи.

А тогда я пожимал, прощаясь, руки музыкантам. Один из них, уходя, сказал мне:

— Вы знаете, Гарри Яковлевич, мы столько раз играли эту херню, но никогда — ТАК!

Актер Владимир Спиваков

После записи музыки Володя обратился ко мне со странным вопросом:

— Гаррик, а можно мне у тебя озвучить кого-нибудь доброго?

— Добрых не осталось. Есть петух.

— Недобрый?

— Недобрый.

— Ну ладно, давай петуха!

— Володя! Это будет нескоро.

— Я подожду.

Долго ждать он не смог. Позвонил мне через неделю с жуткой обидой.

— Что такое? Что случилось?

— Я сегодня вылетал из «Шереметьево». И по дороге увидел растяжку: «Гадкий я». Ты что, без меня уже озвучил и снял фильм?

— Успокойся, Володя! Это совершенно другая картина.

Прошло время. Я узнаю, что решением ЮНЕСКО Владимиру Спивакову присвоено звание «Артист мира».

Звоню в Париж, где происходит торжественная церемония награждения. Слышу шум публики и звон бокалов.

— Володя! Я тебя поздравляю!

— Спасибо, дорогой! Но ты скажи мне главное.

Я не понимаю, что может быть главнее происходящего с ним в ту минуту.

— Что, Володя?

— Я буду озвучивать петуха?

Хорошо, рядом были французы, не понимавшие, что же главное в этот момент для Артиста мира.

Я внутренне собрался, чтобы не рассмеяться, и очень серьезно ответил:

— Знаешь, Володя, у меня были сомнения на этот счет, но теперь, когда ты стал Артистом мира, ты достоин озвучить петуха!

— Спасибо, дорогой! — очень серьезно ответил мне Владимир Спиваков.

И вскоре он озвучил петуха. И это было здорово!

А альтистка его оркестра Светлана Степченко очень трогательно озвучила главного героя — Гадкого утенка.

После озвучивания Владимир Спиваков предложил мне сделать премьеру фильма в Доме музыки.

— Каким образом? У тебя здесь ничего для этого не приспособлено!

На что он мне невозмутимо ответил:

— Пацан сказал, пацан сделал.

И сделал!

Я перескакиваю по времени, но через шесть лет, 14 сентября 2010 года, в Доме музыки состоялась премьера фильма. Володя устроил настоящий праздник. Моя студия тоже подготовилась. Накануне был день рождения Володи. Мои умельцы изготовили большую покрытую бронзой клетку, прикрепили латунную табличку, на которой было написано: «Твой голос для меня и ласковый, и томный. Петух». В клетке был тот самый петух, которого озвучил Артист мира Владимир Теодорович Спиваков. Наш подарок перекочевал в его кабинет, где стоит по сей день.

Озвучивание

Блат в творчестве почти невозможен. Я в этом убедился, когда звукорежиссер Владимир Виноградов предложил мне пригласить хор под руководством его дочери для исполнения гимна птичьего двора.

Запись была недолгой. Молодые ребята открыли рты и по моей просьбе вскоре закрыли. Они были профнепригодны. Я обратился к Михаилу Турецкому. Миша согласился, и хор Турецкого через несколько дней блестяще записал гимн, который звучит в фильме. Можете убедиться.

Также не могу не вспомнить работу Володи Качана, Юлии Рутберг, Армена Джигарханяна, Григория Анашкина.

Особо хочется отметить Константина Райкина, который озвучил червяка.

Он подошел к микрофону и попросил меня, чтобы я объяснил ему задачу. Кто такой этот червяк? Я ему предложил сыграть еврея, живущего в казарме «Черной сотни». Он сразу это понял — как артист и как еврей.

К концу съемок я глянул в свой режиссерский сценарий и прочитал написанную мною кодовую фразу. Она мне, извините за нескромность, очень понравилась. Чего добру пропадать?

И я решил оставить след в искусстве. Мой голос звучит в конце фильма. Кажется, к месту.

Итак, у меня на руках оказалась вся фонограмма фильма: оркестр, вокальные наложения, реплики. Надев наушники, я на четыре месяца засел за работу. Я слушал по многу раз один и тот же фрагмент музыки до тех пор, пока не возникало адекватное пластическое движение. Я выстраивал хореографию каждого эпизода. Алгеброй разъял гармонию. Для того, чтобы гармония в итоге и появилась: слияние музыки и движения в кадре.

Четыре месяца не прошли даром. Впоследствии, во время съемок, меня можно было разбудить ночью и, благодаря музыкальной памяти, я мог даже спросонья сказать, кто что делает на каждую ноту музыки. Я должен был «увидеть музыку».

Потом в социальных сетях прочитал комментарий по поводу увиденного кем-то «Гадкого утенка».

Привожу дословно: «Какая сволочь этот Бардин! Я теперь “Лебединое озеро” видеть не могу!»

Согласитесь, что ведь это — комплимент!

Съемки «Гадкого утенка»

Когда декорации были готовы, куклы в перьях ожидали своего часа в шкафах, мы по традиции помазали водкой кнопку камеры и сделали первый кадр. Съемка началась. Но не в этот день, потому что открытую по радостному поводу бутылку водки пришлось допить участникам будущих съемок. А участников набралось много.

Стол в столовой пришлось наращивать и приспособить большой круг для вращения. По-китайски. За стол теперь садились двадцать два человека. В половине третьего звонил валдайский колокольчик, и изголодавшиеся коллеги устремлялись по зову колокольчика в столовую. И это был не только обед, а общение, обсуждение сделанного, совещание по поводу предстоящего.

Я вспоминаю четыре года съемок как счастье. Конечно, были трудности. Как без них? Но снимались сцена за сценой, и я понимал, что мы на правильном пути.