Читать книгу - "Кратчайшая история музыки. От Древнего мира до наших дней - Эндрю Форд"

вместо изображений нот там часто фигурировали их названия). Хоровые общества также становились частью национально-патриотических движений, что сказывалось на их репертуаре: прибывая в США, Канаду и Австралию, эмигранты из Европы привозили с собой свою музыку.

Наряду с традицией хоровых обществ существовала также культура духовых оркестров. В XIX в. популярность активно набирали общественные музыкальные организации и самодеятельные коллективы, но именно духовые оркестры стали традицией в индустриальной Британии, особенно на севере Англии. Руководство угольных шахт, заводов и мельниц покупало своим рабочим корнеты, валторны, эуфониумы и тубы отчасти для того, чтобы те не спивались в пабах. Лучшие из рабочих оркестров звучали совсем не по-дилетантски. Включая в репертуар собственные сочинения музыкантов и обработки классических произведений, отрывки из опер и популярных мелодий, эти коллективы принимали участие в серьезных региональных и национальных конкурсах, где демонстрировали азарт и рвение, обычно присущие футболистам.

Культура духовых оркестров по-прежнему популярна, что заметно выделяет ее на фоне остальных видов любительской музыки. Ее эпицентром является английский городок Хаддерсфилд на западе Йоркшира. Там в радиусе 10 километров можно найти более 50 оркестров разных уровней мастерства. В этом городе также находится один из самых известных любительских хоров Великобритании Huddersfield Choral Society, существующий с 1836 г. Когда в 1978 г. в великолепной викторианской ратуше Хаддерсфилда выступал скрипач Иегуди Менухин, он попросил своего помощника Филипа Бейли сесть в зале и понаблюдать за слушателями. Как Менухин и предполагал, во время выступления многие слушатели по нотам следили за тем, как скрипач исполняет музыку Баха и Бартока.

«Здесь тебе не дадут схалтурить», — сказал после концерта Менухин своему помощнику, объяснив глубокий интерес публики к музыке влиянием традиции местных хоровых обществ и самодеятельных оркестров.

К XX в. классическая пятилинейная нотация стала международным стандартом. Тем не менее она не заменила табулатуры — напротив, часто они сосуществовали на одной странице, что было особенно важно для распространения записей популярных песен, где были несложные партии для фортепиано и «табы», как называют иногда табулатуру, для гитары или укулеле. Такая запись позволяла быстро выучить песню для исполнения дома или в пабе, где до появления музыкальных автоматов посетители любили петь вместе.

Кроме того, именно так рождались многие популярные мелодии, например песни американского композитора Стивена Фостера (1826–1864). В середине XIX в. в арсенале Фостера уже были песни, написанные для шоу менестрелей, вроде «Oh, Susanna!» и «The Camptown Races», но потом он решил сконцентрироваться на сочинении салонных песенок наподобие «Jeanie with the Light Brown Hair», «Hard Times Come Again No More» и «Beautiful Dreamer». Хотя эти песни не принесли Фостеру богатства, они стали очень популярными в США и за границей, и их до сих помнят.

Регтаймы Скотта Джоплина также обрели популярность благодаря нотной записи. Джоплин (1868–1917) не был новатором, придумавшим жанр регтайма, но его «Maple Leaf Rag» (регтайм «Кленовый лист») (1899) стал одной из самых популярных пьес в этом жанре и на всю жизнь обеспечил музыканта деньгами, а также позволил посвятить себя работе над оперой «Тримониша», которую он закончил в 1910-м и опубликовал годом позже за свой счет. В рецензии на «Тримонишу» — а точнее, на опубликованную партитуру оперы, которая при жизни Джоплина так и не была поставлена, — журнал American Musician and Art Journal высоко оценил оперу и даже настаивал на том, что она «знаменует совершенно новый этап в развитии музыки». Стоит добавить, что регтаймы Джоплина и других композиторов попали в Европу, где оказали влияние на Дебюсси, Эрика Сати и Стравинского, причем все они узнали о новом стиле благодаря не звукозаписи, а печатным нотам.

Обложка «Maple Leaf Rag»[26]

Даже после изобретения звукозаписи печатные сборники еще долгое время не теряли свое значение в мире популярной музыки. Нередко одновременно с публикацией нот песен артисты записывали свои исполнения. Например, опубликованную в 1934 г. песню «Little Man, You’ve Had a Busy Day» — слова Эла Хоффмана и Мориса Синглера, музыка Мэйбла Уэйна — за один год записали пять раз: ее исполнили Элси Карлайл, Поль Робсон, Ишам Джонс, Эл Боулли (совместно с оркестром Ray Noble Orchestra) и Эмиль Коулман. То, что песня стала хитом, объяснялось не включением ее в репертуар одной эстрадной звезды, а общей известностью и доступностью нот.

После Второй мировой войны публикация нот продолжала сосуществовать с бурно развивающейся индустрией звукозаписи, но ситуация изменилась. В печати ноты хитовых песен стали появляться уже после выхода в свет пластинок с записями, и переложения нередко делались крайне непрофессионально, что сильно разочаровывало фанатов, которые не могли воспроизвести песни The Beatles так, чтобы они звучали «как в оригинале». Этим «оригиналом» стало теперь звучание песни на пластинке, а не ее нотная запись, то есть «оригиналом» теперь стали голоса и звучание гитар участников группы.

Это был переломный момент в истории музыкальной индустрии, о котором мало говорят. Если для Артура Шнабеля ни одна исполнительская интерпретация сонаты Бетховена не могла превзойти подлинник — то есть ни один пианист не мог полностью воплотить потенциал, содержащийся в нотном тексте Бетховена, — то теперь ни одна перепевка песни The Beatles не могла превзойти собственное исполнение «битлов». Оригинальная версия Лунной сонаты представляла собой печатные ноты. Оригинальная версия «Love Me Do» была записана на пластинке. Музыка изменила свое местожительство.

И все же ноты поп-, рок- и джазовых композиций продолжали появляться на свет, причем некоторые публикации были весьма донкихотскими по своему характеру. Надо полагать, последняя версия трехголосной фуги из «Музыкального приношения», изданная в 1725 г., не соответствовала в точности той фуге, которую Бах сымпровизировал для Фридриха Великого. Скорее всего, Бах не только хотел усовершенствовать свою импровизацию, но и вряд ли смог воспроизвести ее во всех мелочах. Если бы звукозаписи не существовало, нам было бы так же сложно вспомнить детали знаменитых соло Джона Колтрейна или Фрэнка Заппы. Тем не менее некоторые фанаты джаза и рока хотели не просто слушать «A Love Supreme» или «Hot Rats», но и иметь возможность видеть нотную запись этих композиций — если не для того, чтобы научиться играть их, то хотя бы чтобы понять, как Колтрейн или Заппа делает это. Правда, открыв ноты, они не нашли того, что искали. Колтрейн и Заппа, хотя оба были высококлассными образованными музыкантами, уже не принадлежали «письменной» музыкальной традиции. То, что они играли, по большей части было плодом импровизации, а их самозабвенные соло — спонтанным наитием, которое никогда не повторялось, поэтому изучение всех хитросплетений нот и сложных ритмов в