Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

class="v">Нынче наша выгода;

Подождёшь.

Проводи нас, звонкая,

До ракит…»

– Ехали червонные

Казаки.

3 января 1935

«…Пьёшь, как фикус, желтея от жажды…»

…Пьёшь, как фикус, желтея от жажды,

Кислый дух домовитых квартир.

Так живёшь. И под осень однажды —

Захватив через форточку ширь —

Вдруг почувствуешь косточкой каждой,

Как широк он, непознанный мир.

3 января 1935

«Я говорю суровые слова…»

Я говорю суровые слова —

Так жизнь меня большая научила.

И песня, как тугая тетива,

Всегда звонка и также осторожна,

И, как стрела в груди врага, права.

И, может быть, моя простая сила

Лишь только тем красива и жива,

Что никогда не знала дружбы с ложью.

4 января 1935

Радость

Зелёный день. И ты пойдёшь, невеста,

Красавица, и ты пойдёшь туда,

Где под ноги – травы зелёной вместо —

Расстелет шкуру горькая вода.

Зелёный день. И скалы будут падать

В раскосых бликах – в море, в пустоту;

И ты опять почувствуешь, как радость —

Себя и жизнь, и день, и высоту,

С которой видно треугольный парус —

Пасущийся у неба на краю.

Пускай туман взойдёт солёным паром,

И ветры, с гор сорвавшись, запоют, —

Ты знаешь – парус вырос на просторе,

А непокорный человек под ним —

И смерть свою, и море переспорив,

Придёт к тебе покорным и родным.

5 января 1935

«Кажется, и двух-то слов не скажешь…»

Кажется, и двух-то слов не скажешь

О такой суровой и простой.

Вот ты вся здесь: меловые кряжи,

Дальний лог, забытый и пустой,

Тихие купальщицы-ракиты,

Травами заполонённый дол, —

Всё, что здесь бездомным и забытым

В босоногом детстве я прошёл,

Всё, что нёс, как дорогую память,

Вынянчив и выстрадав сполна…

…Вот опять стоят перед глазами:

Жёлтые пески за плывунами,

Поле с лебедой и васильками,

Летняя багровая луна.

Что я видел здесь? – Кривую хату,

Животы, набухшие водой,

Голод, злобу… И, над всем распятый,

Грозный крест на церкви золотой.

Мать молилась: «Не карай! Помилуй!»

Миловал – и мёрли сыновья.

Миловал – гуляли воротилы,

Слава поднималася твоя,

Вольный, знаменитый Дон Иваныч

(Тонкий колокольчик под дугой),

Из конца в конец – голодный, рваный,

Славный балыками и ухой.

Тихий! Так ли? В чьих же это сказах,

В чьих же песнях и до наших дней, —

Триста лет спустя бунтует Разин

Силой непокорною своей.

Он прошёл грозой сквозь все туманы…

«Тихий, Тихий», – врало вороньё, —

Это низовые атаманы

Хоронили прошлое твоё,

Чтобы ты глядел в лицо усадьбам

Самой верноподданной рекой:

Это – то, что в памятном двадцатом

Навсегда рассеял Примаков,

Уводя отряды в дымных травах

Умирать за новые края…

Вот откуда поднималась слава,

Радостная молодость твоя,

Чтоб садов твоих надречных свежесть

Здесь не увядала никогда,

Чтобы шли по синему безбрежью

С яровой пшеницей поезда,

Чтобы там, где навсегда бездомным

Сгибло детство горькое моё,

Выносили липецкие домны

Золотое, тяжкое литьё.

6 апреля 1935

«Ничего не скажу на прощанье…»

Ничего не скажу на прощанье,

Только пальцы до хруста сожму,

Чтобы горечь и тяжесть молчанья

Было мне не снести одному,

Отвернуться – и вспомнить сначала

До последнего тусклого дня —

Всё, что ты для меня сберегала,

Всё, что выстрадала для меня…

Ничего не скажу на прощанье,

Даже ласки не вспомню простой.

И холодная тишь мирозданья

Станет вровень с моей немотой,

Чтобы я, в глухоте цепенея,

Далеко, у чужого огня, —

Перемучился трижды больнее,

Трижды горше, чем ты за меня.

2 мая 1935

Слово в защиту

О чём сказать? Мне двадцать лет. И это

Не слишком много, чтобы говорить,

Что я познал цветы и радость лета,

И день и ночь, и тонкий свет зари;

О чём сказать? Как тёмное виденье

На будущую Марну, на Стоход —

По всем полям прошёл мой год рожденья,

Тяжёлый год, четырнадцатый год.

И по пятам – глухие дни, в них – слёзы,

Седая мать, холодный едкий дым,

Протезы брата, выбитая озимь,

Голодный страх над чугуном пустым.

И кто-то сгибший в пушечных колёсах,

Сто панихид в селе и бабий вой…

Глухие дни. Три года надо сбросить —

Их не было у детства моего.

И срок пришёл. Мне б песней захлебнуться

О всём, что в нашу молодость вошло.

Но я был мал. И знамя революций

Моих прозрачных рук не обожгло.

Придёт сосед и кажет мне: «Ты – молод».

И упрекнёт: «Твои пути просты…

А я прошёл фронты в жару и холод,

Я знаю всё, чего не знаешь ты».

Что возражу в ответ на укоризну.

Я вспоминаю всё: осенний ржавый лист,

И день, и час, когда с огромной жизнью

Шесть лет моих лицом к лицу сошлись;

Я вспомню всё: ночлежки и приюты,

Мякинный хлеб, приводы, и моих

Товарищей – раздетых и разутых,

Изломанных в притонах воровских;

Я вспомню всё: тифозные вокзалы

И пожелтевший протокольный лист —

Где слово «малолетний» не смывало

Проклятого клейма