Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

class="v">И ты, приминая колючий снежок,

По-новому с городом ладишь.

Чугунную ночь выводя на мосты,

Торжественно-чистый и тихий,

Он – весь обещанье чудес,

Как листы

Ещё неразрезанной книги.

В таком замираньи,

В такой белизне

Пушистых мелькающих точек,

Все улицы стали немного грустней,

Просторнее, строже и чётче.

И нет им конца.

И темны над тобой

Бездонного неба провалы, —

Как будто ты в город зашёл неживой,

Где вовсе людей не бывало.

В четвёртом часу, окружён тишиной,

Услышишь от Нарвской заставы,

Как в воздухе ровно висит над Невой

Малиновый звон ледостава…

…А город тяжёлою спячкой сражён,

Но в комнате, ранним рассветом,

Ты тёплого хлеба отрежешь ножом,

Раскроешь за чаем газету

С ещё непросохшею краской.

И тут

От мира стеной заслонённый,

Почувствуешь бьющийся сквозь темноту

Пульс города, вечно бессонный.

1 июня 1936

Век

Всё равно нас не укараулить —

От волны, от пропасти, от пули;

Выпустишь когда-нибудь с крыльца

Вниз, в долину, где кусты заснули,

Где трава касается лица.

Отойдём два шага и – пропали:

Сто дорог лежит в сквозные дали,

В дольний мир, непознанный ещё.

Это мы о нём во снах мечтали,

Слыша ночью соловьиный щёлк;

Это мы протягивали руки

К ливням, к травам, проносящим звуки

Ветра: пусть признают нас в лицо,

Пусть возьмут с собой! Но близорукий

Детский мир кончался за крыльцом.

Исподлобья, тёмными глазами

По ночам смотрели, как над нами

Звёзды непонятные цвели.

Ничего не говорила память

Любопытным пасынкам земли.

Если б мы реки своей не знали —

Мы бы в омут бросились: искали б

Звёзды, затонувшие внизу:

Мы искать огня ходили б в скалы,

Искры, высекавшие в грозу.

Всё постигнуть! Поздно или рано,

Всё узнать! Затем и жизнь дана нам.

Так уходим мы, бросая кров,

Языком зализывая раны,

Выживая в бешенстве ветров,

Вставших над землёю в карауле.

В беспощадном грозовом разгуле

Здесь, над пограничным рубежом,

От волны, от пропасти, от пули

Только мы себя убережём.

Нам поможет дружба всех идущих —

Гордой головой купаясь в тучах,

Всех, кого пути борьбы вели,

Дружба неподкупных и могучих,

Непокорных пасынков земли.

7 июня 1936

«Всё так же в поймах за рекой…»

Всё так же в поймах за рекой

Коростели скрипят,

Где жил когда-то мальчик мой

Полсотни лет назад.

Его водил с собой поэт

В грозу, в ветра, в туман,

Где страха нет,

Где рабства нет,

Где волен океан.

Дорога тёмная отцов —

Ты вовсе не проста!

Их всех вела, в конце концов,

Высокая мечта.

Когда в дыму сгорали дни

Сплошных атак, когда

Живыми падали они

Под бронепоезда,

Чтоб стало нам доступно всё

От моря до небес.

Мы эту память пронесём

В боях наперевес, —

Мы нашу верность пронесём

Через огонь и лёд!

Над пригородом – колесом

Кружится самолёт.

Из окон сыплются цветы

На синие штыки:

Идут суровы и просты

Железные полки.

Как рокот волн звучит в ушах

Тяжёлый мерный шаг.

Идут полки, и жизнь – для них,

И даль для них – чиста.

Она живёт, отцов моих

Высокая мечта!

Сентябрь-декабрь 1936

Гёте

Шарлотта!

Не вам после смерти

Безумец цветы обрывал.

И всё ж им повторенный Вертер

Счастливей, чем оригинал, —

Ему хоть надежда осталась —

Помешанного слепота…

А зрячему – что ему жалость,

Когда вся планета пуста?

Запойная, злая усталость,

И жизнь, и походка – не та,

Ему только полночь осталась,

А пуля уже отлита;

И Ваши перчатки,

И ветер,

Пыжа золотой уголёк…

Но здесь не кончается Вертер,

Раз Вам – задыхаться в платок

Над свежей, над жёлтой могилой,

Размытой водой дождевой…

…А Вам – и того не хватило,

Вам склеп достаётся – живой.

15 октября 1936,

Ленинград

Студенты

<I. «Это – сумерки сразу за шторой…»>

II

Снегопад:

Дверь откроешь, и в низкий

Вестибюль —

Белых бабочек рой.

Разговор:

– А у вас кто?

– Десницкий.

– Молодой или старый?

– Второй.

– Ну, и я…

И в углу кто-то: «Слышишь,

Друг? А как по-немецки “пишу”?»

– На тетрадь. Да теперь не надышишь…

Schreib, geschrieben… Небось надышу!

И рысцою из корпуса в корпус,

Нарасхват занимая места…

Но покамест профессор, как глобус

Лысый, —

Мир потрясать не устал.

– Сон, не сон. Только в страшном веселье

Где-то бьётся и плачет набат:

Может, бой в Ронсевальском ущелье,

Может, ночь, и разбит Олифант…

Мы как будто живём в этом странном

Мире чувств,

Где ясней, чем в кино, —

Лес Бирнамский, стихи Оссиана,

Жизнь и смерть оживают равно.

Скажут – молодость.

Скажут – не хвастай! —

Жизнь для трезвых строга и проста…

…Но вот этот угрюмый, лобастый

Человек,

Что за кафедру встал, —

Он тащившийся Нерченским, узким

Трактом,

И в двадцать пять, облысев,

Он поёт с нами и по-французски,

Задыхаясь, читает