Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

class="v">Не закрыть ни дверями, ни ставнями,

Навсегда не поставить креста

Над моими делами недавними,

Как не скажешь дождю – перестать…

Что ж, ужели последнею мерою

Так и будет идти до конца —

Всем служившая правдой и верою

Безучастная тяжесть стиха?

6 апреля 1934

Статуэтка

Если б мой язык сейчас не высох,

То, наверно, я сказал бы ей,

Что она нежней цветов нарцисса,

Па́росского мрамора нежней…

Что меня неодолимей рока

Тянет в мглу египетских ночей

То, что скрыто строгой драпировкой,

Сколотой рубином на плече;

И что я приду песком, мореной,

Океанской горькою тропой

Под крутые стены Карфагена,

В прах дорожный лягу пред тобой…

Для тебя осилив дни и скалы

Буду тих и нем в последний раз,

Чтобы ты меня не приласкала

Тёмными миндалинами глаз.

Чтобы, наконец, и я осилил,

Как сладка она и как горька —

Эта смерть, которая красивей,

Чем любовь доступная рукам.

Я б сказал всё то, чем сердце радо, —

Но, видать, мне не дано огня;

Ты лишь камень… А ему – не надо

Ни стихов, ни песен, ни меня.

31 июля 1934,

Ленинград

О лишнем

Мне тоже моря не забыть.

Как голубиных крыльев слепок —

Маячил парус на зыби

И чайка уходила в небо

Вечернее…

На маяке

Пустынным звоном били склянки,

И ветерок скрипел в жестянки

Консервных банок на песке.

А перед тем была болезнь,

В которой сделался привычен

Мир детских игр.

И город весь

Казался пуст и прозаичен

От ежедневных распродаж

Жратвы – арбузов, вин…

А где-то

У капитана Мариэтта

Пираты шли на абордаж;

Крепчал в глухих бочонках ром,

И ночи жарких побережий

Играли тусклым серебром

Песков. С лагун дул ветер свежий

В простор нехоженых равнин…

А здесь – не так. Здесь счетоводы

Тянули огненную воду

Из фляжек с маркою «Азвин».

Пел патефон фальцетом нежным:

«Ах, эти чёрные глаза…».

Одно и то же – три часа.

Потом пикник ушёл, в прибрежном

Песке

Объедки разбросав.

Согласен: каждому – своё.

Одни живут не в снах, так в трансе,

Другие синим спиртом красят

Своё тупое бытиё.

Но в сердце каждого лежит

Тоска по отзвукам неслышным

Иных страстей, быть может – лжи;

О всем, что кажется нам лишним,

С которым как-то легче жить.

Моя мечта:

Морская тишь,

Бездомный ветер по пути.

Бриг, ночь,

И свет медуз под килем —

Пропало всё…

Остались лишь

Пустые банки из-под килек.

Дутаз

Бродил я по тем дорогам,

Где солнце и зной, оспорив

Хребтов голубых отроги,

Пришли к голубому морю.

Я слышал дыханье ветра

В медвежьих суровых лазах;

Я слушал в скупом рассвете

Дичавшую грусть Дутаза,

Которого – дед мохнатый

Баюкал в руках устало.

Какая была утрата,

Чтоб песня его дрожала

Слезой, чтоб печаль звучала

В нехитрой душе Дутаза?

Откуда идёт начало

И песен его и сказок?

Быть может – века, как горы,

Быть может, худые годы

Ложились не жизнью – горем

На плечи его народа.

Я шёл. Скрипел обоз в степи.

А позади всё так же слепо

Маячил парус на зыби́

И чайка уходила в небо.

И вот до сих пор осталась

В его деревянном гуде —

Бездомная песен жалость

К таким же бездомным людям,

К свистящему бездорожью,

К разбросанным мелколесьям.

Но песни казались ложью,

И я не поверил песням.

Я видел наливший грузно

Опаловый виноградник.

Зелёную кукурузу,

В которой скрывался всадник.

Я видел в аварских саклях

Бруски золотистой брынзы,

Сухое баранье сало

Подвешенное под карнизы.

И весь Дагестан вчерашний

Сегодня казался тесен

Для радости, зазвучавшей

Единственной песней песен.

1934, Ирпели

«Почему я думаю про это…»

Почему я думаю про это —

До сих пор, как надо, не пойму…

Помню вечер, на исходе лето,

Облаков седую бахрому,

В си́вом жни́вье и полыни поле,

Низенькие столбики оград…

Красной птицей, трепеща от боли,

Умирал за хатами закат.

Шёл дымок от Головина сада,

Тёплой гарью в воздухе несло…

На косьбу идущие ребята

Выводили песню за село…

Было это – дальние просторы,

Сад, заполонённый тишиной,

Над умолкшей колокольней ворон —

Одинокий, скорбный и немой,

Иерусалимские берёзы —

Всё обычно… Если не считать

Двух домов, стоящих у колхоза —

Словно новобрачная чета…

Я ходил речёнкою Чернавкой —

Вся она в купавах и куге —

С жёрдочкой, проложенною навкось,

С тишью, красноватой, как багет.

Как всегда, теряли ивы листья —

Детищ отцветающей земли.

Как всегда, в перегонки рвалися

В омутах широких – голавли.

И тогда внезапно, словно солнца

В заспанный и серенький ручей

Сыпанули пригоршни червонцев

Лампы в двести пятьдесят свечей.

И любого золота дороже —

Весь большак и крыши озарив —

Ярко белой фосфорной дорожкой

У домов взметнулись фонари…

В первый раз, в глуши, где столько не был,

В этих скукой памятных краях

Радостью, широкою, как небо,