Читать книгу - "Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский"

«Можно быть за социализм или против. Нет ни „третьей силы“, ни третьего пути, ни третьей судьбы», — писал в статье Эренбург. «Все ошибки Сталина входят в принудительный ассортимент социализма, — комментировал Любищев, — и кто борется со сталинизмом, борется и с социализмом».

«Нейтралитет некоторых государств при расколе мира на военные блоки может быть порой обоснованным. Но нет и не может быть нейтралитета умов, сердец, совести», — писал Эренбург. «Выходит, все, кто не защищает Сталина и его наследство, — отвечал ему Любищев, — кто даже просто нейтрален в борьбе со сталинским духом, — люди без ума, сердца и совести? А как быть с такими людьми, как Тито, Ганди, Неру? Не придется ли повторить сталинские характеристики этих деятелей?..»

Любищев не упоминает об идеологических постулатах, выдвинутых еще основоположниками литературы соцреализма, типа: «С кем вы, мастера культуры?», «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается, его уничтожают» и т. п. Но, развенчивая тезис об отсутствии «третьей силы» и «третьего пути», он тем самым не оставляет места и для таких догм, в обилии изобретавшихся приверженцами «классовой нравственности» и политического сектантства, отделившего себя от демократии. «Свобода мысли — ценнейшее достижение человечества», — подводил итог Любищев.

Из-за особенности воззрений, как тут же сообщал о себе Любищев, «печатная форма общения для меня недоступна: мои произведения „печатаются“ (на пишущей машинке) тиражом всего несколько экземпляров». Публицистическую же работу он ведет неустанно: только разоблачению «лысенковщины» и защите научной генетики посвятил с 1953 года «более 40 печатных листов, и ни одна страница в печать не проникла».

22 июля 1957 года И. Г. Эренбург ответил А. А. Любищеву сдержанным письмом, размером примерно в полторы страницы, не желая, по его словам, чтобы «мое молчание Вы истолковали превратно». В письме И. Г. Эренбург признавал справедливость некоторых частных замечаний ученого, но настаивал на своей правоте в целом.

Перепечатанный вместе с ответом Эренбурга в нескольких машинописных закладках верной помощницей, женой ученого, трактат Любищева и ходил по рукам в «самиздате». А. А. Любищев, бесспорно, — «патриарх» нашего «самиздата», а эта его переписка с И. Г. Эренбургом — не одна ли из первых ласточек, возвещавших пробуждение общественного сознания в хрущевскую «оттепель»?

Не замедлил отозваться «самиздат» и на публикацию мемуаров Эренбурга. И вновь страсти кипели вокруг оценки писателем личности Сталина и его роли в истории страны.

Во второй половине 60-х годов по всем отечественным пределам широко гуляла многостраничная рукопись полемического письма публициста Эрнста Генри, адресованного Эренбургу (датирована 30 мая 1965 года). Обращаясь к истолкованию фигуры Сталина в мемуарах Эренбурга, Э. Генри аргументированно возражал против того, чтобы, по его словам, вплетались «нити в клубок легенды о злом, но великом». На многих фактах из разных сфер деятельности Сталина и различных периодов истории страны он доказывал, что такие легенды полностью безосновательны. А напротив — что политика Сталина часто была мелочной, недальновидной и дилетантской, политикой упущенных шансов и погубленных возможностей. Ограниченная хитрость, злоупотребление силовыми приемами, произвольные побудительные мотивы, восходящие к безмерному властолюбию и самомнению, преобладали в действиях Сталина над широкими государственными идеями, умом и действительным пониманием обстановки. Не говоря уж о нравственной стороне дела, это влекло за собой дополнительные десятки миллионов истребленных человеческих жизней, неисчислимые растраты материальных ресурсов и многократно ставило страну на грань катастрофы…

Былое «самиздатское» произведение Э. Генри ныне опубликовано под названием «Письмо „исторического оптимиста“», к сожалению, даже и теперь с некоторыми усекновениями, но зато с авторскими пояснениями, возвращающими ко времени, когда оно писалось («Дружба народов», 1988, № 3). Смысл тогдашней полемики доведен до широкой читающей публики.

Крупный писатель нередко оказывается невольным глашатаем путей и флагманом бредущих вослед караванов даже в своих заблуждениях и ошибках. За истекшие с тех пор два с лишним десятилетия в советской литературе вырос, наверное, целый клан разноликих персонажей — Сталиных, «величественных злодеев».

Если ограничиться лишь произведениями документально-художественной прозы, занявшими видное место в журналах самой последней «перестроечной» поры, то достаточно назвать мемуарные записи К. Симонова «Глазами человека моего поколения (Размышления о И. В. Сталине)» («Знамя») или обширное документально-биографическое повествование Д. Волкогонова «Триумф и трагедия» («Октябрь»). О смысловом ряде и тонах, в каких истолковывается в них заглавная фигура, красноречиво говорит уже последнее возвышенное название — «Триумф и трагедия»: преобладают «шекспировские» краски.

Появляются и произведения противоположной направленности, из которых выделяется повесть «Дублер» А. Адамовича («Дружба народов»). Сталкиваются произведения — сталкиваются и позиции, нравственные нормы, мировоззрения. Продолжается и кипит спор, затеянный некогда вокруг истолкования в произведениях Эренбурга личности и роли Сталина в истории — «самиздатовскими» авторами А. А. Любищевым и Э. Генри.

Задеты некие сокровенные глубины общественного сознания. Смириться с истиной, вернее, с фактом заурядности и ничтожности методов обмана, все еще мучительно трудно. Приведу слова А. Адамовича из его выступления за «круглым столом» «Литературной газеты» «Портрет без ретуши», где копья участников скрещивались и вокруг названной темы. «Я получил массу писем-откликов на своего „Дублера“, — говорил Адамович, — в любом из них возмущение. Не тем, что Сталин — убийца сорока миллионов людей, это готовы принять. Уже не обижаются даже самые откровенные сталинисты. Возмущение вызывает то, что они увидели Сталина ничтожеством. От нас требуют, чтобы он был крупной демонической фигурой. Фигурой исторически зловещей, но — грозной, но — великой. Даже у Симонова мы читаем, что он злодей, но с чертами величия… Я думаю, что хорошенько достанется и Л. Баткину, который в своем превосходном эссе „Сон разума“ по поводу симоновских записок о Сталине показал истинные масштабы „великого“» («Литературная газета», 1989, 9 августа).

Наверное, почти так же трудно было поначалу свыкнуться и смириться с произошедшим мыслящим людям Германии, когда подавляющее большинство немецкого народа, отринув вековые традиции и идеалы совести, гуманизма и демократии, оплевав своих вчерашних духовных кумиров, как покорное стадо, двинулось за ничтожным и темным авантюристом Гитлером на завоевание мира.

В интеллектуальных кругах немецкой зарубежной эмиграции, среди писателей и художников, тогда тоже начались яростные споры, которые по инерции, наверное, кое-где у немцев тянутся еще и до сих пор. Споры о том — кто такой Гитлер? Многих ослепляли романтические представления, которыми всегда окружены выдающиеся преступления, грандиозные убийства, массовые завоевания. Рассуждали так: может ли Гитлер не быть великой личностью, если он заворожил всю Германию и захватил почти всю Европу? Да, он — гений, пусть «гений тьмы»!

Против этих взглядов ополчился Бертольт Брехт, один из самых острых и проницательных умов XX века. В самый разгар политических и военных триумфов Гитлера, весной 1941 года, он написал сатирическую пьесу «Карьера Артуро Уи», где представил победоносного национального вождя и провидца мелким проходимцем и