Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

позволяла себе цапаться с редактором по мелким вопросам. Были случаи, когда он с ней соглашался. Но в принципиальных «боях» не уступал. Супился, строжился, был невнятен в аргументах, но власть свою использовал до конца. У Татьяны со Светланой на случай очередного упрямства Тутышкина появилось даже кодовое обозначение. После неудачного разговора с Матвеем Серафимовичем, когда его не удавалось переупрямить, они коротко сообщали друг другу: «Властью, данной мне Богом и Государем...»

Сегодня как раз был такой случай. Татьяна вспоминала сцену в редакции раздраженно. Для того чтобы излить негодование, ей, так же, как и Остудину, требовался собеседник. Когда вышли из столовой, Татьяна шагнула в сторону конторы, но Роман Иванович придержал ее за локоть:

— Как я понял, вы вроде чем-то взбаламучены. Давайте пройдемся по улице. Здесь и поговорить можно откровеннее, если, конечно, хочется.

Говоря честно, Остудин не полностью доверял Татьяне, хотя она и нравилась ему своей искренностью. К газетчикам он вообще относился осторожно. Кто знает, не появится ли где-то потом цитата из его высказывания. Ведь Татьяна может проговориться, обронить нечаянное слово, а кто-то его подхватит.

Предложение Остудина пройтись по улице Татьяна истолковала по-своему. Ей показалось, что он боится подслушивания, хотя и не понимала, как это можно сделать. Ведь без его разрешения никто в кабинет войти не может. Но раз уж он решил побеседовать на улице, она решила задать ему вопрос, которого боялась сама. Оглянувшись по сторонам и понизив голос, она спросила:

— Скажите, вы были искренни на конференции, когда говорили о книгах Брежнева?

Остудин посмотрел на нее, пытаясь понять, для чего Татьяна задала этот вопрос. Провокации он не ожидал, он уже понял, что ни на какую провокацию Татьяна не способна. Значит, она мучается сомнениями, которые не может разрешить. И боится поделиться ими с другими.

— Я был искренен не там, где внушал народу веру в слова вождя, — сказал Остудин. — Я хотел внушить людям веру в самих себя. Дело в том, что мы живем по двойной морали. Разве это нормально? Взять хотя бы нас с вами. Мы оба знаем, что творится черт-те что, светлое будущее от нас все дальше и дальше, а мы все так же призываем народ трудиться во имя его. О каком светлом будущем можно говорить, если на полках магазинов шаром покати? А ведь мы — богатейшая страна мира, более тридцати лет живем без войны. Куда же все уходит? В Анголу? Эфиопию? Вьетнам? Теперь вот в Афганистане социализм начали строить…

— Ну и куда же все уходит? — спросила Татьяна.

— В старческие мозги, — зло сказал Остудин. — Мы верим в догмы. Например, в незыблемость наших цен. А мир не стоит на месте. Он развивается, движется, он живой организм. Подними чуть-чуть цены на товары, сделай так, чтобы любой человек мог купить себе все, что он хочет, и наша экономика сделает такой рывок, который не снился ни одной державе. У нас сразу появятся деньги на инвестиции, на модернизацию производства, на закупку новых технологий. Для этого нужна только воля, больше ничего.

— А воли нет... — Татьяна опустила голову.

— У нас хотят решить все проблемы, ничего не делая, — сказал Остудин.

— Ну а вы? Вы что делаете? — Татьяна смотрела на Остудина с искренней надеждой.

— Я ищу нефть. Я пытаюсь найти источник, за счет которого можно временно поправить дела. Но только временно. Ведь нефть не вечна. Вычерпаем ее, что тогда будет со страной? С нашими детьми и внуками? — Остудин сделал паузу, потом спросил: — А у вас что, неприятности с редактором?

Татьяна и Остудин шли в полушаге друг от друга. Снег был утоптанным, да еще прихвачен легким морозцем, и Татьяна несколько раз поскользнулась. Не давая ей упасть, Остудин всякий раз подхватывал ее под руку. Вот и сейчас, пытаясь сохранить равновесие на скользкой дороге, Татьяна неловко взмахнула руками. И вновь Остудин, подхватив ее, помог Тане устоять на ногах. При этом сказал сквозь зубы:

— Вот ведь обстановочка. Под руку человека взять нельзя. К вечеру весь поселок будет говорить, что Остудин и корреспондентка целовались среди улицы.

— Да вы не беспокойтесь, я на ногах стою прочно, — сказала Татьяна, освобождая локоть. — А поругались мы с Матвеем Серафимовичем из-за той самой двойной морали.

— И в чем же она у вас проявилась? — спросил Остудин.

— В таком беспардонном лицемерии, что бессовестнее не придумаешь, — у Татьяны блеснули глаза от возбуждения. — Мы все время пишем, что ничего дороже человека быть не может. А вчера я столкнулась с таким ужасом, что до сих пор не могу прийти в себя. Представляете, прибегает ко мне соседка, тащит за руку: «Танечка, я вам такое покажу». Привела в избушку на курьих ножках. А там две пьяные бабы уткнули лица в стол и спят. А на кровати лежит старичок, на лице кожа натянута, как хирургическая перчатка, из-под нее череп просвечивает. Говорить старичок не может, только шевелит синими губами. Оказывается, этот старичок в охране у Троцкого служил. С тридцать шестого по пятьдесят шестой — двадцать лет — провел на Колыме. Недавно приехал в Андреевское, купил избенку. Сам уже ног не носит, пустил к себе двух бабенок, чтобы они ему готовили да бельишко стирали. А они оказались алкоголичками… Вы себе не представляете, какая в избе мерзость. За старичком не убирают, а он лежит без движения. Я пошла в райисполком, там, оказывается, о нем никто не знает. Сбегала в больницу, рассказала все главврачу, а для газеты написала статью. А Тутышкин на меня глаза вытаращил: «Что, и об этом надо печатать?» Сразу же послал меня к вам узнать, как почитатели Брежнева изучают его труды. Статью я отдала Светлане, она сейчас бегает по инстанциям, ищет справедливость. И ведь мне придется выполнять задание Тутышкина. Хоть и противно, а придется.

Остудин поймал себя на том, что очень внимательно слушает Татьяну. Она говорила о мерзостях, а от нее веяло чистотой. Он уже давно не встречал таких людей. Ему было необыкновенно хорошо с ней, он готов был слушать ее сколько угодно. Она верила в идеалы и упорно искала их. «Дай Бог, чтобы она как можно дольше не разочаровалась», — глядя на нее, подумал он и сказал:

— Обратитесь по этому вопросу к Краснову. Он вам поможет.

— Он сейчас у себя? — спросила Татьяна.