Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

слушал Остудина с внутренним удовлетворением. Между делом подумал: «Нам бы в райком такого лектора». Когда Остудин сошел с трибуны и проходил мимо Казаркина, он ухватил его за руку и с чувством пожал.

За следующие выступления первый секретарь не беспокоился. Он приложил к ним свое идеологическое перо. Больше того, неожиданную радость ему доставило выступление учительницы. Она не только добросовестно прочитала свой текст, но и добавила от себя душевные слова:

— Я бы хотела закончить свое выступление, перефразировав строки великого поэта: «Не знаешь, сделать бы жизнь с кого, делай ее с товарища Брежнева».

Здесь школьники, хлопая своей учительнице, кричали «Ура!» Казаркин с умилением смотрел на них и не мог сдержать радостной улыбки.

Список выступающих закончился. Но ритуал требовалось соблюдать. Казаркин встал и спросил для порядка:

— Есть еще желающие выступить? — и, будучи уверенным, что желающих нет, начал было: — На этом разрешите конференцию...

Но в это время с задних рядов внезапно донеслось:

— Я хочу сказать.

С места поднялся пожилой мужчина с большими распушенными усами, в очках. Казаркин перегнулся через Расторгуева, спросил у Краснова:

— Кто это?

— Школьный кочегар Малышев, участник войны. Мужик скандальный.

Казаркин прибег к испытанному приему:

— Подождите, товарищ. Люди устали, давайте с ними посоветуемся.

Обычно в таких случаях участники мероприятий, которым все надоело до жути, кричат: «Хватит! Прекратить прения!» Но в этот раз на людей словно что-то накатило. Задорный голос перебил председательствующего:

— Пусть говорит! Дать слово Малышеву.

Казаркин сделал последний ход:

— Вы передайте в президиум свое выступление. Мы его приложим к протоколу конференции.

Ход оказался крайне неудачным. Он вызвал протестную реакцию зала. Под хохот и аплодисменты кочегар занял место на трибуне. Еще не взявшись рукой за край трибуны, он бросил в зал:

— Я сам на Малой земле воевал. И Брежнева вот, как вас, видел, — Малышев повернулся к столу президиума. — И могу сказать о нем только хорошее. А вот когда зашел в прошлом году в Новороссийский музей, заплакал. Куда ни глянь, одни фотографии Брежнева. А ребят, которые там головы сложили, словно и не было. Мы уже обожглись на Сталине и Хрущеве. Сначала хвалили, а теперь хуже их и людей вроде нет. Когда Брежнева начнем ругать, получится, что мы всю Малую землю хаем. Я не понимаю, чего мы шумим? Ну, написал человек книжки, гонорар за это получил. А плохие они или хорошие — народ скажет. Я вот, например, слыхал, что все эти книжки за Леонида Ильича другие написали.

В президиуме поднялся шум. Малышев, кряхтя и припадая на одну ногу, спустился с трибуны. Его вытолкали из зала через запасной выход. А Казаркин испытал состояние, близкое к шоку. И в заключение сипло произнес:

— Позвольте нашу конференцию считать законченной.

Для того чтобы выйти из шока, Казаркину требовался взрыв. И он произошел, когда члены президиума снова оказались в директорской комнате. Едва переступив порог, Казаркин сказал ледяным тоном:

— Прошу остаться только членов бюро и Краснова.

Под всеми остальными он подразумевал Остудина и директора клуба. Когда они вышли, Казаркин, глядя на Краснова, словно удав на кролика, сказал шипящим голосом:

— Как ты мог допустить такое? Ты понимаешь, на кого вы с этим негодяем Малышевым подняли руку? Вы думаете, что уже прошли те времена, когда в стране избавлялись от болтунов и провокаторов? Ошибаетесь! Их никто не отменял. И вы в полной мере ответите за содеянное.

Краснов понимал, что в эти минуты решается его судьба. Поскольку непосредственную ответственность за конференцию несет он, Казаркин все на него и свалит. И Краснов пошел ва-банк.

— Но ведь предоставил ему слово не я, — сказал он. — И в списках выступающих Малышев не значился. Так что извините, но никаких обвинений на свой счет я не принимаю.

Казаркин оторопел. Он вдруг почувствовал, что земля поплыла у него под ногами. Из обвинителя он превратился в обвиняемого. И что было хуже всего, Краснов действительно мог выйти сухим из воды. Ведь слово для выступления Малышеву предоставил сам Казаркин. Теперь уже защищаться надо было ему.

— Но ведь не можем же мы вставить в отчет то, что говорил этот кочегар? — растерянно произнес Казаркин.

— Мы можем вообще не упоминать о нем, — спокойно заметил Расторгуев. — Мало ли что может наговорить сумасшедший?

Это была спасительная мысль, и Казаркин тут же ухватился за нее. Он понимал, что самого факта выступления скрыть не удастся. О нем рано или поздно узнают в области. Да и уполномоченному КГБ по району, если не сегодня, то уж завтра обязательно расскажет обо всем случившемся кто-нибудь из членов бюро. Ни одному из них Казаркин не верил. Он знал, что они сохраняют ему преданность лишь до тех пор, пока он при власти. Поэтому он сам, как только прилетит в районный центр, вызовет к себе уполномоченного КГБ и расскажет ему, что какой-то психически ненормальный человек вылез на трибуну и произнес такие слова, которые нормальный Казаркин повторить не может. В том, что Малышев ненормальный, не приходится сомневаться. Ведь если признать его нормальным, значит, все, что он сказал, — правда. А поскольку правдой это не может быть, вывод напрашивается сам собой. Кагэбист, хоть и молодой, но шустрый, все поймет. «Что бы мы делали без них?» — подумал Казаркин и обрадовался, что вся история сводится к такому концу.

— Артем Васильевич правильно заметил, — глядя на Расторгуева, уже спокойным тоном произнес Казаркин. — Нечего обращать внимание на болтовню сумасшедшего. Мы еще выясним, откуда он взял сказку о том, что кто-то писал за Леонида Ильича. Я думаю, что в целом наша конференция прошла успешно. Спасибо за проделанную работу.

Все облегченно вздохнули. Краснов понял, что гроза миновала. О том, что будет завтра, Краснову не хотелось думать.

Но Казаркин не мог поставить точку на этом. Он нашел Татьяну, взял ее под руку, вывел в опустевшее фойе. О чем они говорили, неизвестно. Отчет, который полностью появился в районной газете и сокращенно — в областной, рассказывал, что читательская конференция по книгам Леонида Ильича Брежнева, проведенная в поселке Таежном, прошла на высоком политическом накале. На конференции выступили те-то и те-то люди. О Малышеве в отчете не упоминалось.

Когда Татьяна вместе с районным начальством отбывала из Таежного, она подошла к Остудину и осторожно, стараясь, чтобы никто не слышал, спросила:

— Ну и как вам это мероприятие?