Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

Притащил.

Поднял. Швырнул. Грузовик. Или что? Еще один или двое в повязках. В грузовике девчонки. Как она. Шестнадцать. Семнадцать. Девятнадцать. Плачут. Всхлипывают. Одна на другой. Овцы-козы. Букашки. Она укусила за руку. Тот, что в повязке, влепил пощечину. Страшные глаза. В красных прожилках. На лбу шишка. Кожа такого цвета, как будто обуглилась, пока он тащил ее через огонь.

Темень. Сверху кинули дерюгу. Они погребены под ней. Девчонки кричат. Царапаются. Увязли в дерюге. Темень. На дерюгу с шумом летят тяжелые вещи. Девчонки внизу. Задыхаются, раздавлены. Умирают. Без сознания. Кто-то плачет. Кто-то молчит. Ослепли. Она тоже.

Шум. Или молчание.

Воспоминание. Или догадка.

Машина остановилась. Мужчины в повязках выпрыгивают. Вытаскивают девчонок вниз. Плачут. Молчат. «Я ничего не сделала. Отстань! О господи! Куда меня несешь? Мама! Папа! Брат? Вы? Мамина сестра не простит вас!»

Кладбище. Одна могила разрыта. Новая. Или раскопали. Она упала. Лежит. Убежит. Тот, что с шишкой, прыгает следом. Вытащил. Бросил. Боль. Не помнит.

Да, боль. Вспомнила. Ноготь на большом пальце. Разве отрежешь теперь. Врастает все больше. Врезается в плоть. Как достать? Начал гноиться.

Пинок. Открылась дверь. Каморка. На кладбище. Девчонки набились. Молчат. Запуганы. Прижались друг к дружке. Как скот. Дверь закрыта. Темень. Плач. Молчать. Слезы. Кровь. Пот. Моча. Вонь. Наверное, была – не помнит.

День или ночь? Сколько дней, сколько ночей? Кто в состоянии посчитать?

Теперь загрузили в открытый грузовик. Она встала. Пустая улица. Нигде не видно колодца, куда можно было бы спрыгнуть. Двое мужчин в повязках позади нее. «Вниз». – Ее пихают и заставляют сесть. Упала. «Куда нас везут? Что будут делать с нами? Анвар! Где будешь искать?» Пустошь.

Белое солнце. «Колодец, колодец», – колотится ее сердце. Смерть не приходит от одного только желания. И от того, что призываешь ее, тоже.

«Надевай двое шальвар». Так наставляла девочек мадам. Двойные шальвары остались там. Дома.

Когда они проникли в дом, были одни шальвары или двое?

«Лепешка сгорела. Дома пожар. Я подожгла». Она заплакала. «Нигде нет колодца».

Сколько дней? Сколько ночей? Где-то заперли. Опять погрузили в грузовик. Где-то заперли. Опять погрузили в грузовик. Все тот же или другой? Кто знает. Все те же девчонки? Кто знает, сколько. Стадо.

Как-то она оказалась в повозке. Зажата под ногами того, что с шишкой, и возничего, сверху на нее что-то накинули. А девчонки? Кто знает.

Съела половинку тоста. Иногда хлеб и вода. Иногда только хлеб. Иногда только вода. Несколько фиников. Немного нута. Четыре анны – кима, одна анна – роти. Где бы найти яда.

Слышала о мятежах. Слышала о беженцах. Думать нельзя. Говорить тоже. «Анвар. Дядя. Увижу колодец – убегу».

Девчонки теперь молчат. Одна сказала: «Нас сделают проститутками». Другая сказала: «Нас прикончат». Опять замолчали. Сидят, взявшись за руки. Иногда по отдельности.

Поменяли машину. Военный грузовик-краб. Запихали в него. Наверное, и новые девчонки. Все девчонки. Почему только девчонки? У девчонок гнилая судьба.

В загоне с коровами и быками. С животными. Солома. Навоз. Мычание.

Как-то на развалинах какой-то старой крепости. «Вот бы забраться повыше и прыгнуть».

Грузовик резко затормозил. Девчонки попадали друг на друга. Остановился. Всех вывели, выстроив в линию. Внутрь. Еще девчонки. Все под замком. Заключенные. Какой-то монастырь. Заброшенный. Ванная. Впервые. Прикрикнули. Выдали мыло и одежду. «Помойтесь!» Помылись.

Гостеприимная встреча козочек, идущих на убой. «Почему не дают нам яд? О Боже! О Милосердный!» Девчонки взялись за руки, встали в круг, замолчали.

Она разорвала рукав старой курты. Сделала повязку и замотала нарывающий палец. Хромает.

Впервые просторное помещение. Просторная тюрьма. Она бродит по заброшенным комнатам. Хромает. В одной комнате статуя. Она видела такую в музее. С Анваром. Точно такую же. «Мой Анвар. Наверное, это Анвар оставил ее здесь. Чтобы подкрепить мою смелость. Знак от Анвара». Маленькая. Пять дюймов. Или меньше. Такой же древний Будда. «Анвар, где ты? Как ты узнаешь, что я здесь?»

Она подняла статую. Прижала к груди. Будда был с ней и во время сна, и во время бодрствования. Зачем умирать? Уже умерла. Но сжимает статую. «Исполним погребальный обряд вместе. Теперь он всегда со мной, где бы я ни была. Это знак. Это Анвар. Утешение моего умершего сердца. Теперь это мое каменное сердце, полное сострадания».

14

Женщина остановилась. Бабочка скользнула обратно на трость. После того как они уехали из Карачи, все находившиеся в машине продолжали искать и расспрашивать. Увидев пустыню, женщина опять попросила остановиться. Села так же, как в прошлый раз. Обхватила пальцами рукоятку трости. Почувствовав ее настроение, бабочка вспорхнула и уселась между двумя ее пальцами, легкая, как призрачное видение. На это раз бабочка была цвета красной охры, которая переходила в черные полоски. С обеих сторон виднелись пятна, похожие на открытые глаза, а при взмахе крылья напоминали уши.

Женщина начала рассказывать вторую историю, и вторая бабочка сидела перед ней, открыв глаза и навострив уши. Готовая слушать и смотреть.

История вторая.

«Статуя и та девчонка»

Где-то свистели пули. Рычание какой-то тяжелой машины. Грузовик. Звук шагов. Спор. Громкие голоса. С шумом открылись задние ворота. Внутри у девчонок все содрогнулось. Взялись за руки и сели, прижавшись к стене. Она завернула статую в дупатту и прижала к груди. «Анвар, Анвар», – поднимался в ней страх.

Кто это был? Спорят: «Только индуски у вас? Как-то нечестно по отношению к нам, – раздается хохот. – Ну-ка, любезный, одолжи нам пару-тройку. – Еще хохот. – А местечко вы себе знатное присмотрели, приятели. Дайте и нам слегка поразвлечься». Балагурят.

Потом молчание. Скрежет закрывающихся ворот. Звук буксующих колес. Грузовик уехал.

Что будет? Что происходит? Мы умерли. Нет, это статуя спасла. Это знак. В тот первый раз она видела такого Будду с Анваром. Анвар почувствует. Мы спасемся.

Это она плакала или другие девчонки? Мы сидели рядком, взявшись за руки.

Она стала при всех прижимать к себе статую. Вспомнит о доме – прикладывает Будду ко лбу. Спустится мертвенная тишина – склоняется перед ним.

До каких пор? Никто не знает, до каких пор. Нет ни часов, ни радио.

После споров и хохота их увезли из того старого здания. Они настолько алчные, что совсем не готовы делиться. Они засунут нас в гарем. Продадут какому-нибудь богачу.

Туда и везут.

Вдали от города. Такая глушь, как будто никогда не ступала нога человека.

Остановились в лесу. Развели огонь, дали девчонкам муку и велели делать роти.