Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

Уже почти развернулась. Медленно-медленно идет дальше по переулку и перешептывается с Рози. Что только думают местные, видя женщину, которая разговаривает сама с собой и явилась с той стороны?

Дочь хочет вмешаться, но Рахат Сахиб подает ей знак идти тихо. Как будто нет ничего странного в том, чтобы прийти с той стороны и беседовать с призраком. Из одной превратиться в двух.

– Магазин воздушных змеев, – говорит Мама и показывает на него так, как будто все знает. – Где дерево?

Дерево, какое дерево в этих узких переулках? Где даже одному нелегко протиснуться. То локтем заденешь, то нога провалится в канаву.

– Мама, дерево?

– Дерево с синдуром.

«Рози, Рози, – хочет разозлиться Дочь, но что толку злиться на мертвых? – И все-таки что она там нарассказывала Маме? Искать синдур? Здесь?»

Спросила одного, спросила другого – Мама расспрашивает. Рахат Сахиб не теряет терпения: ведь она пришла с той стороны границы, гость.

– Это шиитское? – спросил кто-то. – К которому приходят во время Ноучанди Джумерат?[178]

И правда, было дерево все в красных точках-тиках. Выходит, Рози была шииткой, а Дочь так и не знала об этом?

Мама озиралась по сторонам, как сумасшедшая. Потом сказала:

– Здесь нет, вернемся к Делийским воротам.

Чего нет? Адресов, которые дала Рози? Они же записаны, можно показать кому-нибудь, и он поможет найти. Или еще какое-то туристическое место? Обязательно нужно все посмотреть? Но почему вот так, обшаривая тростью?

Рахат Сахиб вывел обратно к Делийским воротам. Мама опять встала, изучая окрестности. Потом сказала:

– Туда не пойдем, а пойдем сюда, в сторону переулка с тем деревом.

Отмеряя и выверяя каждый шаг, она шла вперед.

– Посмотри на это, а теперь на это, – говорила она то ли себе, то ли Рози.

Локомотив, тянущий за собой вагоны.

Теперь Мама двигалась с закрытыми глазами. Как будто так будет лучше видно.

– Господи, да разве так можно ходить? – вырвалось у Дочери. – Мама!

Рахат Сахиб потянул ее назад.

Мама с закрытыми глазами впереди. Повернула налево, потом опять налево. Они оба за ней.

Забыв день сегодняшний, открыв дорогу памяти.

Мама остановилась у какой-то водосточной канавы. В ней текла вода. Она не казалась грязной, но все-таки это была канава. Здесь она открыла глаза и долго смотрела на воду. Потом ее рука, обводя тело, заскользила вниз и остановилась между ног.

– Она писала в эту канаву, когда была маленькой, если не могла терпеть.

Женщина в окружении мужчин, рука между ног, стоит беззаботная под лахорским небом, пришла с той стороны.

Кончики ушей у Дочери горят от стыда. Что это такое Рози рассказывала Маме? Она попыталась вернуть Мамину руку на место.

Мама освободила руки и стала с новой силой вглядываться в переулки, как будто могла видеть вдали. Что-то неопределенное, словно стала рекой с двумя головами, которая может течь и сюда, и туда. Тот самый миг, когда встречаются два потока. Застывший миг. Ставший водоразделом.

Решила пойти в тот. Самый узкий переулок. Стены с обеих сторон сами поддерживали их за локти. Разве нужна тут трость? Мама отдала ее Дочери. И нужно ли держать глаза открытыми? Опять закрыла. Так и не открывала.

Остановилась. Шедшие позади тоже. Дотронулась руками до стены, чтобы убедиться в том, что она шершавая, как говорила Рози.

– Та самая? Да?

Она шла с закрытыми глазами, касаясь рукой стены. Как будто доверившись переулку, который, взяв ее за руку, вел куда пожелает.

Переулок нес ее. Дальше стена стала очень старой. В ней была дыра размером с маленькое окно. Мамина рука провалилась в нее, и тогда она засунула туда голову. Замерла. Не открывая глаз. С той стороны в крыше тоже была дыра, такая, что если свалишься сверху, то не упадешь, а застрянешь – наполовину наверху, наполовину вися. Ее прикрывал брезент, на который Мама посмотрела, полуоткрыв глаза.

– Все еще? – спросила она у дыры в крыше.

И быстро опустила веки, чтобы не исчезло все то, что было теперь видно.

Остановилась на пару мгновений, казалось, чтобы вернуться обратно в сон. Но вдруг пошла так, словно ноги забыли, как делать шаги, и вели себя как сумасшедшие. Она не ставила сначала одну ногу, а потом вторую, но обе ноги поднимались вместе, чтобы шагнуть. Как будто боялись, как бы одна не осталась позади. Как будто дали обет ни на секунду не разрывать свою связь, и то, что должна узнать одна, тогда же должна узнать и вторая. Как будто два тела и одна жизнь.

Мама не то скакала, не то бежала вперед. Туда, где заканчивалась стена и была маленькая красная площадка, к которой вели ступени.

– Мама! – Испугавшись, что она может споткнуться, Дочь бросилась подхватить ее.

Но на этот раз Рахат Сахиб сильно схватил Дочь за плечи и потянул назад, так, что она в удивлении уставилась на него.

Мама запрыгивала на ступеньки, все так же беспечно поднимая обе ноги сразу, перескочила через красную площадку и оказалась у двери.

Старая толстая дверь зеленого цвета, отделанная узором из трещин, с тяжелой железной цепочкой.

– Это дом брата ее матери, – прошептала Мама, но шепот был больше похож на крик.

На двери не было видно таблички с именем, но была вывеска, на которой на урду было написано: «Здесь можно купить оборудование для крикета». Мама прочитала вывеску и подергала за цепочку.

Здесь гремела цепочка, а там, с другой стороны переулка, из крошечного дома вышел старик. Столетний. Длинная борода, глаза, затянутые паутиной.

– Из семьи доктора, – сказал он, увидев женщину, схватившую дверную цепочку. – Дочь доктора пришла, – провозгласил он переулку и, забравшись на две ступеньки, положил руку на голову женщине, стоявшей на красной площадке.

От этого шпильки, державшие на ее голове пучок, упали, а волосы рассыпались, и тогда, чтобы бережно подобрать их одна за другой, со всех сторон переулка стали выходить люди.

8

Много лет назад жил такой Бхупен Кхакхар. Он рассказывал истории с помощью кисти. Истории про женщин, хотя ему самому нравились мужчины. Их он одевал в женские одежды и наделял женскими манерами. Он знал, что истории нельзя запереть в коробку, холст или взгляд. И потому никогда не пытался. Напротив, каждый раз оставлял лазейку, пустое место, чтобы история могла свободно течь и выбирать свой путь сама.

Потому что истории никогда не заканчиваются. Выпрыгивают через окна, щели или еще какие-то отверстия, а если не находят, раскачивают землю и создают их