Читать книгу - "Википроза. Два Дао - Борис Акунин"

Автомобиль уже стоял около станционного пакгауза, по другую сторону которого ждал литерный. Подошла Корина, с ней еще двое. Зинаида вопросительно заглянула в окно. Погоди, отмахнулся от нее Абрамов.

— Я за тобой внимательно наблюдал, — продолжил Карлсон. — Ты не похож на революционного мечтателя. Ты похож на человека, который хочет нормальной жизни. Нас много таких. Тех, кто раньше мечтал о бурях и грозах, а теперь хочет покоя. Нас большинство. Вот почему победит Сталин. Время героев вроде Котовского и авантюристов вроде Зиновьева закончилось. И теперь это я скажу тебе то же, что ты сказал мне. Кумекай, Александр Емельянович. С кем ты, за что ты. Чего тебе от жизни нужно и чего не нужно.

Абрамов молчал. Думал о том, чего ему нужно от жизни. Про Зельму, про маленького Сандрика.

Карлсон не мешал, терпеливо ждал. Снова заговорил минуты через две.

— Езжай к Зиновьеву. Доложи, что Котовского убили сообщники по финансовым махинациям. Сталин ни при чем. Пусть твой шеф оставит эту идею, начнет изобретать какие-нибудь другие. А ты об этом будешь сообщать Генриху Григорьевичу Ягоде. В декабре на съезде победит Сталин. И у нас в стране наконец начнется нормальная жизнь, когда не разрушают и поджигают, а строят и чинят. У тебя начнется нормальная жизнь. Спокойная и долгая. Решай, Абрамов. Выбор за тобой.

Ссылки к восьмой главе

Конь Орлик

Это эпоха, когда поразительно интересные персонажи встречались не только среди людей. Про Орлика, любимого коня Котовского, поведал уже цитировавшийся мной Алексей Гарри. Вот фрагменты его отлично написанного рассказа «Рыжий конь командира».

«Рыжий конь принадлежал полковнику Мамонтову. Когда котовцы у днестровского льда в январе двадцатого года взяли в плен этого, несмотря на чин полковника, еще совсем юного офицера, он очень долго и путано, срывающейся скороговоркой объяснял, что ничего общего с пресловутым генералом Мамонтовым — поджигателем, погромщиком и вешателем — не имеет… Полковника отправили в тыл, Орлик остался у Котовского.

Орлик был необычайно добродушен. Красивая гнедая кобыла — любимая верховая лошадь комбрига — попробовала было в первый день знакомства укусить Орлика за шею. Но громадный рыжий конь только ласково взмахнул в ответ коротким хвостом и глянул на свою соседку по конюшне такими умными и добрыми глазами, что гнедой кобыле стало, очевидно, просто неловко…

Командир бригады стоял на крыльце, расставив сильные, короткие ноги, в белой меховой куртке, тугих алых чакчирах и алой с желтым фуражке. Его окружали ближайшие помощники и друзья. Увидев незнакомую лошадь, которую ему подвели, командир бригады сначала в недоумении нахмурился, потом вспомнил, довольно улыбнулся и легко вскочил в седло.

Первые минуты всадник относился к Орлику с недоверием, как и всякий кавалерист к незнакомому коню, который впервые очутился под ним. Но Орлик проявлял такое добродушие, такую поразительную готовность не только немедленно выполнять получаемые поводом, шенкелями и корпусом приказания, но и точно угадывать эти приказания, что Котовский вскоре стал обращаться с Орликом, как со старым другом. Да и Орлик, по-видимому, сразу понял, что на нем сидит его новый хозяин.

С тех пор Орлик стал постоянным боевым конем Котовского. Грузное тело своего хозяина Орлик носил с необычайной легкостью и грацией. Конь никогда ничем не болел, никогда не проявлял признаков переутомления, никогда не опускал он в унынии голову. Он был всегда добродушен, весел и доволен жизнью. Он совершенно не боялся огня; свист пуль, разрывы снарядов он воспринимал как обыденные, неизбежные явления своей боевой жизни; чем горячее был бой, тем веселее даже становилось Орлику. Глаза его блестели лукавым — и радостным огнем. В страшном грохоте пулеметных очередей и шрапнельного ливня конь весь точно искрился, и под атласной шерстью его бодро и уверенно ходили мускулы…

Он брал любые препятствия, он шел на людей, на стреляющее орудие, на ощетинившуюся изгородь штыков. Изредка он только оборачивался назад и косил глаза на Котовского, точно спрашивая, правильно ли он понял движение ноги или корпуса своего всадника…

Орлик вместе с тем был изнеженным конем. Кроме того, у него была очень странная особенность — он был всеядным животным. Он ел конфеты, выплевывая бумажку, принимал из рук людей, которых он знал и любил, сливы и вишни, выбрасывая аккуратно косточки; он не брезговал даже мясными и овощными консервами…

Котовскому Орлик был предан. Командир бригады всегда привязывал его, если отлучался, потому что Орлик по своему собственному почину следовал за своим хозяином неотступно. Был случай в Галиции, когда Котовский, позабыв привязать Орлика, поднялся во второй этаж жилого дома. Конь и тут не отстал от своего хозяина — ординарцы поймали Орлика уже на середине лестницы; впрочем, он безропотно дал увести себя.

В одном из страшных арьергардных боев на польском фронте Котовский был тяжело контужен взрывом снаряда и потерял сознание. Одновременно со своим хозяином оказался раненным осколком этого же самого снаряда в череп и Орлик. Но любовь к Орлику в бригаде была так велика, что раненного насмерть коня медлили пристрелить. Тогда ветеринар, искуснейший в своей области хирург, сделал Орлику трепанацию черепа и вынул осколок. Это была совершенно необыкновенная операция, и только сложная обстановка тех бурных лет не дала возможность хирургу осветить этот случай в мировой ветеринарной литературе…

Через месяц Орлик снова ходил под седлом у Котовского. Ветеринары опасались, что тяжелое ранение отразится на зрении коня, опасался этого и сам Котовский, но уже после нескольких дней езды Котовский заявил, что зрение Орлика ничуть не пострадало. И все пошло по-старому…»

Потом Орлик все-таки ослеп. Его отправили на почетную пенсию. Он на много лет пережил своего хозяина. «Экскурсиям, приезжавшим осматривать коммуну имени Котовского, старого боевого коня показывали как величайшую достопримечательность, — пишет Гарри. — Старый Орлик, уже слепой, зафиксирован на десятках фотоснимков и на кинопленке».

Умер ветеран тридцатилетним, перед самым началом войны. Его, как и Котовского, не предали земле, а выставили в виде чучела в музее. Бренные останки легендарного коня, как и останки самого Котовского, были выброшены оккупантами на свалку.

Майорчика, гадину, вот этой вот рукой…

Дальнейшая судьба Меера Зайдера неординарна.

Убийца получил поразительно мягкий приговор, а через три года за хорошее поведение вообще вышел на свободу. Уже одного этого факта было бы достаточно, чтобы заподозрить нечистую игру. Как это в беспощадные времена, когда расстреливали налево и направо, из тюрьмы выпустили убийцу великого героя? Тут явно не обошлось без протекции тех самых органов, которые ведали тюрьмами и расстрелами. Органы явно