Читать книгу - "Википроза. Два Дао - Борис Акунин"

с улицы наконец кто-то вошел. Двое. Почему-то остановились, словно заколебавшись. Двинулись дальше, попали в круг света. Милиционеры.

Абрамов прикрыл щель. Раздался скрип.

— Замка на двери нет, — раздался хрипловатый голос. — А ну кто там? Выходи!

Выругавшись про себя, Абрамов вышел, заранее вытягивая из кармана мандат и прикидывая, как припугнуть милиционеров, чтобы помалкивали о встрече.

Один вскинул руку с наганом.

— Не двигайся! Положу! Кто такой? Документ есть?

Второй сделал шаг в сторону, напружинился.

— Спокойно, товарищи, спокойно. Мандат достаю. Я из ГПУ, на оперзадании.

— Покажь, — велел тот, что без нагана. Протянул руку.

Поглядев на запястье, Абрамов выронил мандат и коротким ударом, без замаха, вмазал милиционеру в подбородок. Скакнул вбок, чтоб увернуться от пули. Кинулся к выходу из подворотни. Понесся по улице.

Сзади загрохотали сапоги. Дах! Дах! Над головой дважды просвистело. Потом — тоже два раза, но тише и суше — прогремели еще два выстрела. Крик. Стон. Звук падения двух тел.

Обернувшись, Абрамов увидел, что милиционеры лежат на асфальте. Один ничком, второй навзничь. От стены дома отделилась узкая фигура.

— Тебя не зацепило? — спросила Корина.

— Цел, — ответил он. — Ты откуда взялась?

— Давно тут. Сообразила, где ты засел. Присматривала.

— А Ривкинд? Он что, без охраны?!

— Почему без охраны. Наши отдельские пасут. Я заехала на Приморский, взяла трех ребят. Оставила их на Ольгиевской, и сразу сюда.

— Зачем?

— Так я тебе и дам одному ночью чалиться около бандитского гадюшника, — ворчливо проговорила Зинаида.

— Погоди… Ты же не брала из Москвы оружия!

— Какое это оружие?

Она пренебрежительно махнула «бульдогом». Из короткого дула еще тянулся дым.

— Почему ты удирал от милицейского патруля? И почему они по тебе стреляли?

— Протягивает он руку за документом. Манжет засучился, а там — гляди…

Абрамов присел. Приподнял руку мертвеца, задрал манжет выше, показал татуировку: сердце, пронзенное ножом.

— Это бандитский знак. Милиционеры — ряженые. Понимаешь, что это значит?

Она присвистнула.

— Они не бухгалтера, они меня решили убрать… Эти люди еще серьезней, чем мы с тобой думали. Вопрос только, откуда они узнали, что я буду здесь караулить Голосовкера? И почему они не грохнули меня сразу, а потребовали документ?

— Чтоб не уложить вместо тебя случайного человека, — ответила Корина только на второй вопрос. — Обстоятельные.

Абрамов потер татуировку на мертвой руке, еще теплой. Покачал головой.

— Давай-ка уносить ноги, — сказал, распрямляясь. — Пока настоящие милиционеры не нагрянули. Шуму-то было много.

Ответ на первый вопрос он теперь знал. Как и на все остальные.

Ссылки к седьмой главе

Проект германской революции

Одним из самых крупных и самых авантюрных предприятий зиновьевского Коминтерна была попытка устроить в Германии социалистическую революцию.

Несчастную, разоренную войной и репарациями страну рвали на части с двух сторон — справа фашисты, слева — коммунисты. Обе силы строили большие планы на осень 1923 года.

По плану Коминтерна центром восстания должна была стать Саксония, где коммунисты были сильнее всего. Потом предполагалось распространить революцию на всю Германию, причем Красная Армия готовилась прийти на помощь немецкому пролетариату.

Ленин в это время уже был в параличе, возражал против рискованной затеи, очень осторожно, только генсек Сталин, но Зиновьев склонил политбюро на свою сторону. В газете «Правда» он напечатал тезисы о германской революции — совсем как в 1917 году Ленин выпустил свои «Апрельские тезисы».

В конце октября в саксонском городе Хемниц должен был пройти рабочий съезд, который объявит всеобщую забастовку. Планировалось, что за две недели обстановка накалится до революционного градуса, поэтому вооруженное восстание назначили на 9 ноября.

Однако основная масса рабочих ни бастовать, ни тем более восставать не захотела. Беспорядки произошли в нескольких городах Саксонии и в Гамбурге, но войска без труда справились с этими разрозненными выступлениями.

Зато 8–9 ноября в Баварии — в ответ на коммунистическую угрозу — устроили «пивной путч» нацисты во главе с Гитлером и Герингом.

Провал коминтерновской затеи усилил в ЦК ВКП(б) позиции «осторожного» крыла, выразителем взглядов (но пока еще не вождем) которого являлся Сталин.

Николай Ласточкин

Еще одна яркая фигура одесской истории. Настоящее имя этого человека — Иван Смирнов (1885–1919). Профессиональный революционер, в царские времена сибирский ссыльный, во время Интервенции он возглавлял одесский подпольный обком большевистской партии.

Разгром подполья — одно из главных достижений контрразведчика Орлова. Он вышел на след неуловимого «Ласточкина», внедрив в организацию одного из своих офицеров. Этот агент по кличке «Барин» сумел заманить Ласточкина в западню. После ареста руководителя люди Орлова переловили и остальных подпольщиков.

Когда 2 апреля 1919 вышел этот номер одесской газеты «Наше слово», Смирнов-Ласточкин был уже мертв: расстрелян вместе с товарищами на барже, которую для сокрытия следов (ведь суда и следствия не было) утопили.

Красные потом поднимут баржу, похоронят героя с помпой, нарекут Ланжероновскую улицей Ласточкина. Но, как и в случае с бульваром Фельдмана, это название канет в Лету. Сегодня одна из главных одесских улиц носит имя не забытого большевика, а графа де Ланжерона.

Бандитские татуировки

Наколка, которую увидел Абрамов, выглядела так:

Традиция наносить на кожу маркировку, определяющую статус в уголовном сообществе, возникла в России в начале XX века. До того татуировки делали только каторжные и тюремные сидельцы. Интересно, что возникла эта мода в подражание казенным клеймам, которыми до 1863 года по решению суда метили особо опасных преступников — то есть, с точки зрения «обчества» людей авторитетных.

Из мест заключения обычай перекочевал в вольную бандитскую среду. Накануне революции появились первые шайки, щеголявшие некими особыми наколками. В двадцатые годы уголовные «информационно-иерархические татуировки» (криминалистический термин) редкостью уже не являлись.

Восьмая глава

ПЕРЕД ВЫБОРОМ

Красного героя в последний путь провожала вся Одесса. На площади перед вокзалом собралась огромная толпа. Красные флаги, транспаранты с черными лентами. Слева шеренга почетного караула от одесского гарнизона, справа еще одна, от Второго кавкорпуса — сопровождать тело командира прибыл сборный эскадрон, представители от каждого полка. Траурный поезд должен был доставить гроб в столицу Молдавской автономии город Бирзула, который переименуют в Котовск. Там нетленные останки борца за свободу пролетариата будут нести посмертную вахту вблизи румынской границы, предвещая грядущее освобождение молдавских братьев от гнета румынской белобоярской клики.

Абрамов стоял на задрапированной кумачом трибуне, ждал очереди произнести скорбную речь. Верней зачитать — от имени председателя Коминтерна. Местные поставили послание Зиновьева пятым номером, после телеграммы от ЦК (естественно, сталинской), от наркома РККА, от секретаря губкома партии и от руководителя следственной