Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

Дороти кивает, а сама закрывает дверь в смежную комнату.

– На голове лишь мелкие порезы и синяки. Чудо уже то, что он выжил. Я поначалу беспокоился за легкие, но, вообразите, ничего не обнаружил, даже ни малейшего перелома. Просто ребенок, переживший сильное потрясение. Именно это, мы сейчас, по-моему, и наблюдаем. – Он защелкивает чемоданчик. – Потрясение, замешательство, может, даже временная потеря памяти. Но что касается телесного здоровья? При правильном питании и моционе есть все основания для полного выздоровления. А мы, надеюсь, к тому времени успеем разыскать его семью, как раз наладится сообщение и откроются дороги.

Доктор сжимает в зубах мундштук и плотно набивает трубку.

– Вот вам мои рекомендации, миссис Грей: отдых, еда и моцион.

Застегивая пальто, он направляется к двери.

– Совсем немного, – говорит он, – и никто уже не будет путаться у вас под ногами.

Дороти наблюдает из окна, как доктор укрывает чашу трубки от вьюги, и замечает между пальцев огонек зажженной спички. Еще немного. Она облегченно вздыхает.

Доктор совершенно прав. Рассыльный приносит покупки, Дороти готовит супы и рагу, а мальчик их ест, и уже по истечении недели явно набирается сил. Она помогает ему ходить в уборную и купает в ванной у очага, даже начинает осторожно выводить его на прогулку по саду за домом, и хотя он поначалу пошатывается, хватаясь за ее руку, но с каждым днем все больше крепнет, а снег все валит и валит, густо и бесшумно, валит без передышки, и мальчик все так же молчит, не говоря ни единого слова.

Жена настоятеля

– Ты отнес ей свитер, что я связала?

Дженни опять берет малыша на руки и пытается уложить на коленях, похлопывая его по спинке в нескончаемом круговороте кормления, поглаживаний, чтобы он срыгнул лишний воздух, смены пеленок, баюканья.

– Сомневаюсь, что собранные сельчанами вещи будут ему впору.

Малыш принимается реветь, и Дженни, перевернув малыша на животик, покачивает его из стороны в сторону. Колики, пояснил доктор. Каждый вечер. Как по расписанию.

Дженни мучают угрызения совести за резкость по отношению к Дороти, вечно обивавшей их порог под тем или иным предлогом, пока ребенка не подселили к ней в дом.

– Аластер? Ты меня слышишь?

Настоятель поднимает взгляд и, нахмурившись, отзывается:

– Слышу, конечно. Извини, я пытаюсь распределить церковное дежурство.

Он улыбается, увидев у нее на руках малыша.

– Какой же умница.

Дженни закатывает глаза и осторожно укладывает наконец притихшего ребенка в корзину. Затаив дыхание, она ждет привычного хныканья, но наступает тишина.

– Как у нее дела?

– Ты же знаешь Дороти, у нее всегда все по-прежнему. И в лучшие-то времена сложно сказать, о чем она думает. Только если что-то осуждает – тут не ошибешься. Однако кое-что я все же заметил, пока был у нее: дверь в комнату ее сынишки была приоткрыта. Хотя за все прошедшие годы она стояла неизменно под замком.

– Правда? Странное дело.

– Да, хотя, надо думать, она наверняка просто хотела что-нибудь достать для мальчика.

Настоятель улыбается и допивает чай.

– Лучше дома для него и не придумаешь, пока не найдем семью мальчика. Вот уж кто без лишней суеты всегда исполняет свой долг.

– Ты опять уходишь? А я надеялась согреть воды для ванной.

Настоятель откашливается.

– Мне предстоит щекотливый разговор с мужем Норы, распространяться лучше не буду. Думаю перехватить его в кабаке. Уверен, мальчуган тебя не потревожит. Я скоро вернусь.

«Если дело касается мужа Норы и жены почтмейстера, то об этом, видимо, не знал только Аластер», – думает она.

– Тогда ко сну тебя не жду, – говорит она и вздыхает, как только закрывается дверь.

Откинувшись на спинку стула, Дженни наслаждается покоем. Малыш тихонько сопит, в очаге потрескивают поленья. Она возвращается мыслями к Дороти. Ее история тесно переплелась с бытом деревни. Исчезнувшее дитя. Так тяжело об этом думать, особенно будучи матерью. Малыш еще спит, но Дженни все равно склоняется над корзиной и, взяв его на руки, прижимает к груди, вдыхает его запах, трется щекой о его мягкие волосы.

На ум ей приходит та самая дверь дома у Дороти, дверь в комнату Моисея, которая всегда была заперта. Насколько же это в духе Дороти, столь замкнутой по характеру. Отчего-то Дженни не хочется выпускать ребенка из рук, и она вместе с ним идет на кухню за кастрюлей, чтобы разогреть воду для ванной. Малыш ерзает и просыпается. Уже на кухне Дженни, передумав, одной рукой отрезает себе кусок испеченного Мартой пирога с цукатами и, покачивая малыша вверх-вниз, съедает пирог, стоя возле стола. Может, лучше сразу в постель – и первую половину ночи он поспит вместе с ней.

Но позже, лежа под одеялом, когда ребенок уже пригревается у нее на груди, запустив пухленькую ручку в спутавшиеся волосы, Дженни никак не может успокоиться.

И перед глазами у нее снова встает та самая дверь. Вздрогнув, она прижимает ребенка поближе. И поневоле ей кажется, что дверь эта ведет вовсе не в детскую спальню, а в могилу, которую к тому же только-только вскрыли.

Дороти

Каждое утро Дороти встает затемно и принимается за новые дела по дому: в одиночестве растапливает очаг, разделывает рыбу, замешивает тесто на хлеб или ячменные лепешки, пока не наступает время будить мальчика. Под снегопадом в доме воцарилась тишина, и по утрам ей чудится, будто ее дом – отдельный островок среди заледеневших белоснежных просторов.

Сегодня же на кухне раздается мягкий звук шагов, и, когда Дороти оборачивается, в дверном проеме перед ней, протирая глаза, стоит мальчик. Дороти бросается к столу и подставляет ему стул, пока он опять не ушел в свою комнату. Мальчик садится в ожидании завтрака, и, пока он ест, Дороти сидит напротив.

Она раздумывает, не пора ли попытаться как-нибудь его разговорить.

– Дом, – делает попытку она, обводя рукой кухню и все остальное. – Это мой дом.

Она делает упор на слово дом.

– А где твой дом?

Немного выждав, Дороти пытается еще раз.

– Дом? Там, где мамочка и папочка?

Мальчик поднимает на нее глаза и хмурится.

– Где твой дом? Где твоя мамочка? – повторяет Дороти.

Но заговаривать об этом явно не стоило. Губы у мальчика дрожат. Он весь бледнеет, дыхание учащается, а ложка выпадает из рук и с громким стуком падает на стол. Лицо у него перекашивается. Дороти вскакивает со стула и опускается перед ним на колени.

– Прости, – говорит она, а сама не знает, что делать.

Щеки у него залиты слезами.

– Прости, – повторяет она, но это не помогает.

Он ставит локти на стол и