Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

– Я всю жизнь куда как больше готовила. Уж на троих-то как-нибудь соображу. А теперь будь добр, Уильям, потеснись немного.

Дороти с Уильямом садятся за стол. Джейн следует за ними, но тут же встает, снимает передник и снова садится. А затем, вскинув брови, выжидательно смотрит на Уильяма.

– Ах да, извини.

Оглянувшись украдкой на Дороти, он прикрывает глаза.

– Благодарим Тебя за эту трапезу и руки, что ее приготовили. Аминь.

Пока он говорит, Дороти решается взглянуть на Джейн, и видит, что та сидит с открытыми глазами и в упор смотрит на нее.

Уильям открывает глаза, оглядывается на Джейн, и плечи у него напрягаются. Он вымучивает улыбку.

– С виду просто прелесть, Джейн, – говорит он и бросает мимолетный взгляд на Дороти.

Она насилу сглатывает.

– Надеюсь, в учительском доме не холодно? – Джейн в упор смотрит на Дороти. – Слышала, Джозеф к вам частенько наведывался.

Она сдержанно, холодно улыбается.

– Ради починки окон, разумеется, – промедлив, добавляет она.

Не успевает Дороти и слова вставить, Джейн уже кладет Уильяму добавку, подносит кружку воды, расспрашивает, как прошел его день.

Затем выносит пудинг на сале, и, несмотря на горечь патоки (слишком уж ее щедро замешали), Дороти черпает ложку за ложкой, настолько в ее присутствии не вяжется разговор. Ей теперь отчаянно хочется покинуть этот дом, наполненный призраками, где даже Джейн наполовину обратилась в призрака в попытках сохранить семью, когда семьи уже не стало, и, неровен час, последний вот-вот улизнет. Но как бы отчаянно Дороти не хотелось сбежать, она все больше проникается печалью к Уильяму, все отчетливей видит, как он разрывается между желанием и долгом.

Когда они уходят, во взгляде Джейн мелькает дурное предчувствие, внезапная искра.

– Благодарю, – прощается она. – Приятно было познакомиться.

Домой они идут в тишине. Дороти чувствует, будто застала нечто, не предназначенное для посторонних глаз, нечто личное и постыдное. Только он подходят к дому, как на вечернем морозе снежинки пускаются в пляс.

Дороти оборачивается к Уильяму.

– Не хотите зайти?

– Я не могу. Надо вернуться к Джейн – сами видите, как с ней бывает непросто.

Тут он внезапно наклоняется к Дороти и целует ее в припорошенные снегом волосы, а затем разворачивается и уходит.

Она смотрит ему вслед и рукой невольно поправляет волосы. Взглянув на залитое лунным мерцанием море за крышами домиков, она воображает Джозефа, Отмель, лестницу, где они впервые встретились. Все это давно изгладилось из памяти, зато Уильям вот он, в западне, меж двух огней, и, глядя ему вслед, Дороти непостижимым образом проникается к нему нежностью за проявленное к ней доверие, его преданность сестре и тем паче за то, что после всего случившегося кто-то еще испытывает к ней симпатию. И ей приходит на ум, что они, возможно, оба ищут тихое пристанище, куда можно сбежать.

Теперь

Дороти

Той ночью Дороти просыпается от грохота и громкого хлопка. Поначалу она думает, что это ветер задувает в окна, но потом приходит в себя и осознает, что шум доносится с первого этажа.

Дверь снова хлопает, и в ее комнату врывается ледяной ветер. Дороти бегом спускается по лестнице, и пламя в лампе трепетно взметается. Мальчик стоит возле входной двери, хлопающей о раму.

– Что ты тут делаешь? – вскрикивает она и, подбежав, проверяет щеколды, верхнюю и нижнюю.

Обернувшись, она поднимает лампу и светит ему в лицо. Глаза его устремлены в пустоту, и мальчик тихонько постанывает. Сердце у Дороти заходится; на стенах дергано мечутся тени, и на мгновение в зыбком пламени лампы встает уже ее ребенок. Она мотает головой, отметая зрительное наваждение.

На что он тут смотрит?

Она бережно отводит мальчика обратно в комнату, ставит лампу на столик и потихоньку укладывает его в кровать. Взгляд его внезапно падает на нее, и он протягивает к Дороти руки. Но в отсветах пляшущего пламени она замечает, что он все еще спит наяву. Руки у него тяжелеют, и она укутывает его одеялом. Помочь ей больше ничем, но она садится возле очага и наблюдает, как глаза у него закрываются, а дыхание выравнивается, как и должно быть во сне, и только после этого возвращается к себе в постель, натягивает одеяло, а лампу решает не гасить.

Ее не отпускают округлившиеся глаза мальчика в мерцающем свете лампы, его тихий стон, ведь то же было и с Моисеем. Она об этом никому не рассказывала – да и кому расскажешь, как твой сын пытался вырваться из дома под покровом ночи и нес какой-то вздор о детях моря, что хотят с ним поиграть? Зная, какие слухи разлетелись при его рождении, всяческая суеверная чепуха про подменышей и краденых детей, не хватало ей еще подливать масла в огонь. Не могла же она себе признаться в том, что и сама порой сомневалась, взаправду ли он ей родной, с таким трудом она его понимала. Как и в этом случае. С хождениями во сне, будто бы он не от мира сего. В первый раз она подумала, что это какая-то детская шалость, которой он научился у мальчишек из школы, хотя, видит бог, она старалась не подпускать к ним Моисея ради его же блага.

– Что ты тут устроил? – сказала она, и он повалился на пол, выронив их рук свой красный мяч.

На мгновение она уже было подумала, что мальчик умер от испуга, настолько неподвижно он лежал, будто окоченел, но тут его взгляд остановился на ней, и по отразившемуся на его лице смятению она поняла, что он и сам не понял, как там оказался.

Произошло это всего лишь раза три-четыре, но всякий раз одно и то же – попытки отпереть дверь, разговоры о детях на волнах, в руках красный мяч, а однажды даже отпертая дверь. И по утрам после таких ночей он просыпался в мокрой постели, что лишь усугубляло ее стыд.

Поэтому она так обрадовалась, когда однажды в лавке подслушала разглагольствования Норы о том, как та обнаружила мужа среди ночи на улице, в одной ночной рубашке, трепыхавшейся в ногах на ветру, что подхватывал и развевал ее, как полы дамского платья, вот только того, что виднелось под ней в свете луны, под дамским платьем не водится, и все хохотали над грубой шуткой, равно как и миссис Браун.

– Что ж, бывает и такое, но нельзя его будить, – ответила она. – Слышала, что от такого можно умереть, а в остальном это всего лишь яркий сон.

Дороти не