Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

довольно много номеров: одни были столь же изысканными, как наш, другие – гораздо проще – всё зависело от того, к какому классу относился тур, заказанный занимавшими их людьми: первому, второму или третьему. Однако все они были чистыми, с добротными кроватями и приличной мебелью, и нигде не имелось проблем с водоснабжением.

Из нашего окна были на другом берегу Москва-реки видны Кремль и знаменитый старинный Храм Василия Блаженного, и я поняла, что мы находимся всего в пяти минутах ходьбы от Красной площади, где на следующий же день должны были состояться грандиозные торжества. Везде наблюдались приготовления к этому событию, и весь город, казалось, был охвачен лихорадочным возбуждением. Вкусив в половине двенадцатого наш поздний завтрак, мы решили взять перерыв и отдохнуть, поскольку следующие сутки обещали стать очень напряжёнными. Однако в тот вечер мы после ужина всё же отправились в Клуб Октябрьской революции, который принадлежит рабочим Московско-Казанской железной дороги. Повсюду – на лестницах, лестничных площадках и в различных залах – мы видели огромные плакаты с яркими, красочными изображениями локомотивов и поездов, а также красные знамёна и лозунги, горевшие алыми буквами на длинных белых растяжках. Мы посетили детскую комнату, библиотеку, прекрасные читальный и спортивный залы. А затем вошли в большой театр и заняли свои места в третьем ряду. В восемь поднялся багровый занавес и представление началось. Было много речей, длившихся около двух часов, причём выступали работники Московско-Казанской железной дороги. Каждый из них описал, чего удалось достичь его цеху за последние пять лет, а затем рассказал про планы на следующую пятилетку. "Это то, чего мы добились", и "Вот где мы потерпели неудачу", – совершенно откровенно говорили они, а затем объясняли причины, по которым это произошло. Когда речи иссякли, трудящиеся подарили красивое знамя полку ГПУ, в обязанности которого входила охрана всей их линии от Москвы до Казани. Церемония выдалась впечатляющей: когда командир, приняв знамя, передал его своим бойцам и оркестр заиграл "Интернационал", все в театре встали, а солдаты прошли парадом по сцене, трубя в свои трубы и фанфары. Трижды прозвучал "Интернационал", трижды бойцы прошагали взад и вперёд и только потом покинули зал, высоко неся свой новый стяг, тогда как рабочие подбадривали их радостными криками. После этого на сцене появился мужчина, объявивший, что коллектив Московского художественного театра хочет теперь всем представить популярную пьесу "Хлеб", в основе которой лежит проблема обеспечения со стороны крестьянства городов зерном. Но мы уже слишком устали, чтобы высидеть и это, а потому покинули театр ещё до начала спектакля. Перекусив в гостинице, мы отправились в кровать, гадая, пустят ли нас следующим утром на Красную площадь или же отправят на "утешительную поездку" по городу со всеми теми невезучими туристами, которые не смогут попасть в списки.

"Если мы не увидим праздник, то я умру от разочарования", – грустно пожаловалась я Вику и попыталась поверить ему, когда тот стал убеждать, что мы ничего не пропустим. И вот как он сам описал события того волнующего дня, так как, будучи офицером американского флота, действительно способен намного лучше поведать о военных тонкостях, в то время как я бы беспомощно барахталась, пытаясь это сделать и употребляя "солдаты, пушки и всякие штуки" вместо "пехота, гаубицы и дальномеры".

2

Виктор Франклин Блейксли

Шесть утра. Сна ни в одном глазу.

Всю ночь напролёт под нашими окнами проходят держащие путь на Красную площадь распевающие полки. Мы спим урывками, многократно вскакивая с постели, чтоб на них посмотреть, пока они змеятся внизу по тускло освещённой улице.

"Шикарно выглядят", – говорю я Ирине, стараясь, чтобы мои зубы не стучали при каждом слове.

"Красиво поют", – с энтузиазмом отвечает она, и, хотя я не вижу её в темноте, я знаю, что она чувствует. Ведь это её народ, он поёт на её языке, и это Москва – красная или белая, царская или большевистская – это всё равно Москва, и Ирина вернулась домой. Так мы и стоим, дрожа и наблюдая, как они подходят всё ближе и ближе – стук их сапог соответствует ритму их песен, – пока не оказываются прямо под нами. А затем, прежде чем мы успеваем это осознать, они исчезают из виду за перекинутым к стенам Кремля Москворецким мостом, и мы уже не слышим их голосов.

Вновь возвратившись в постель, мы задерживаем дыхание и напрягаем слух, чтоб уловить любой последний мимолётный отзвук, и чуть плотнее натягиваем одеяло, дабы уберечься от холода.

И вот наступает рассвет великого дня, знаменующего пятнадцатилетие революции. Люди со всех концов земного шара собрались вместе, чтоб стать свидетелями этого праздника, и все с тревогой задаются вопросом, допустят ли их на Красную площадь.

"Как ты думаешь, мы туда попадём?" – спрашивает Ирина, надевая свой халат. Это тот же самый вопрос, что я слышал из уст всех в переполненном вестибюле гостиницы накануне вечером.

"Разумеется, попадём", – кричу я ей вслед.

Однако я совсем не уверен. Ходят слухи, что пропуска получат лишь сто иностранцев (а нас, похоже, раз в десять больше) и что несчастным придётся довольствоваться поездкой по городу на автомобилях и экскурсионных автобусах – пялиться на рабочих, готовящихся к демонстрации, – и пропустить парад Красной армии.

"Не забудь надеть две пары колготок и ещё один комплект тёплого нижнего белья", – кричит с другого конца комнаты Ирина, и в кои-то веки я без лишних слов ей повинуюсь, ведь она знает всё про русскую зиму. Однако, щурясь на обтянутую и распухшую фигуру, взирающую на меня из длинного зеркала, я не в силах удержаться от смеха. А напялив поверх всего остального свой старый флотский свитер, я выгляжу ещё более нелепо.

"Иди посмотри на своего мужа", – восклицаю я. Но она слишком занята собственным утеплением.

Наконец мы одеты, и я пытаюсь проскользнуть мимо неё в коридор.

"Ты не забыл калоши?" – спрашивает она. И когда видит, что на мне их нет: "Неужели ты никогда не поймёшь, что зимой тут постоянно нужно их носить, каким бы ясным ни был день? Их функция – сохранять ноги в тепле и сухости. Ты что, хочешь подхватить воспаление лёгких?"

Я с силой запихиваю их в карманы своего пальто и запираю дверь. Проигнорировав лифт, мы бежим вниз по двум лестничным пролётам, ведущим в вестибюль.

Когда мы влетаем в ресторан, он уже наполовину заполнен, и мы спешим плюхнуться за первый свободный столик. Но наш гарсон вовсе не разделяет нашего волнения, методично раскладывая для завтрака столовое серебро; он работает неторопливо, как принято