Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

дисциплины. И каждый пеший батальон, минуя мавзолей Ленина, отдаёт честь Сталину, повернув направо головы. Тот отдаёт честь в ответ, поднеся ладонь к фуражке. По команде: "Равнение на средину!" – головы возвращаются в нормальное положение, глядя прямо перед собой.

Гигантского роста мужчина, несущий алый стяг, прерывает колонны пехоты. А за ним следует целая рать с морем красных знамён, древки которых увенчаны позолотой. Это полковые знамёна Москвы.

Парад уже в самом разгаре: авиационные подразделения, соединения военно-морских сил, пулемётные расчёты, курсанты военных и морских училищ, сотрудники ГПУ – всех не перечислить. Отлично обученные, с идеальной выправкой, все они маршируют единообразно. В их глазах горит особый огонь. "Держитесь от нас подальше", – как бы читается в них.

Теперь идут пограничники в зелёных фуражках, а вслед за ними – транспортная охрана в малиновых. Под фанфары шагает школа ГПУ – колонна прекрасно ухоженных юношей до двадцати лет, будущих стражей революции. Её сменяют сомкнутые ряды московской милиции, включая и роту мужчин, ведущих обученных собак, двигающихся столь же гордо, как и их хозяева.

Далее идут партизаны гражданской войны и почитаемые герои революции. Среди них несколько женщин. Мужчины несут транспаранты и красные флаги. Многие из них уже постарели, у некоторых – седые бороды. Их бурно приветствуют зрители.

Вплотную за ними в полном походном порядке следует батальон женщин. Те маршируют как мужчины. И выглядят как мужчины. Они такие же большие и сильные.

Появляются студенты. Они хоть и в гражданской одежде, но полностью экипированы ружьями, штыками и патронташами. И маршируют так же чётко, как военные. Это же касается и колонн рабочих, которые вышагивают следом.

Мой сосед-большевик толкает меня кулаком.

"Мы единственный народ в мире, который осмеливается вооружать рабочих", – громко говорит он, стараясь перекричать шум, но мне не удаётся ответить, так как мимо громыхает очередная рота, заглушая всё остальное.

Ещё больше красных флагов – их сотни. Теперь идут молодые коммунисты.

"Многовековая кремлёвская стена очень многое повидала", – говорит Ирина, когда её можно услышать. Её взгляд прикован к двуглавому орлу, всё так же сверкающему на верхушке Кремля своей парой золотых голов. Она обращает на него моё внимание.

"Его нужно сбросить и разбить вдребезги", – говорит большевик, наблюдающий за нами.

"Зачем, товарищ? – спрашивает другой. – Это же исторический артефакт, он относится к периоду российской истории и должен быть сохранён для будущих поколений".

Последняя пешая колонна отдаёт честь Сталину. Его рука устала, и он делает шаг назад, чтобы отдохнуть, пока есть возможность, прежде чем появится кавалерия.

Я лезу в карман Ирины и достаю булочку. Я разламываю её надвое и даю ей половину. Мы одновременно откусываем. Нужно прогнать холод, который медленно, но верно пробирается сквозь мой старый флотский свитер. Стоящий рядом советский чиновник видит это и достаёт из бумажного пакета, который держит в руках, бутерброды. Предлагает взять один Ирине и потом по одному всем окружающим. Когда мы заканчиваем наш перекус, я раздаю соседям сигареты.

Но вот сквозь восточный проезд врывается кавалерия. Этот парад отлично рассчитан по времени. Они всем скопом скачут мимо нас, ноги их лошадей обмотаны красными тряпками. Эскадрон на вороных лошадях, эскадроны на белых, на пятнистых, на серых и на каурых – их сотни, тысячи, они покрывают всю площадь. Каждый эскадрон и тоже верхом предваряет его оркестр.

"Конные оркестры – это что-то новенькое", – восклицаю я.

"И играют достойно", – говорит доктор К.

Едва последние кавалеристы успевают скрыться за Храмом Василия Блаженного, как в поле зрения появляется артиллерия. Однофунтовики32, трёхдюймовки, четырёхдюймовки, шестидюймовки33 и, возможно, орудия более крупного калибра, не могу сказать точно, – все установлены на лафетах и проносятся мимо с ужасающим грохотом. На лошадях, которые их тащат, верхом сидят солдаты. За ними следует тяжёлая артиллерия на гусеничном ходу. И вообще всё, что теперь прибывает, моторизовано: зенитные установки (некоторые – на резиновых шинах), дальномеры, прожекторы – снаряжение современной армии, а также бронемашины, набитые людьми, стоящими по стойке смирно в ряд по шесть или восемь.

Мы видим летящие низко и в безупречном строю самолёты. Они приближаются к нам эскадрильями по шесть штук. Это чёрные как смоль монопланы. Они выглядят грозно и даже зловеще на фоне хмурого свинцового неба. Это бомбардировщики. Их моторы работают на полную мощность – рёв оглушительный, перекрывающий даже грохот пушек по твёрдой брусчатке.

"Никакие военно-воздушные силы не сравнятся с нашими", – говорит мой знакомый коммунист. И, зная об оборудовании, закупленном ими в зарубежных странах, я вряд ли могу с этим поспорить.

Мимо нас громыхают танки – маленькие, похожие на автомобили-купе и управляемые одним или двумя бойцами, они едут по трое в ряд. И есть даже меньше, следующие за ними, как детишки за своими родителями. А вот и большие танки. Их много. Я пытаюсь их сосчитать. Досчитав до ста тридцати, я устаю, потому что те ну никак не заканчиваются. "Они, верно, едут со скоростью сорок миль34 в час", – кричу я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Грохот гусениц по покрытию и рёв широко раскрытых выхлопных труб вынуждает Ирину зажать уши. Одна из машин, идя на полной скорости, ломается прямо перед нами и делает три полных разворота, прежде чем ей удаётся остановиться. Я боюсь за зрителей, однако никто не успевает пострадать, поскольку водитель умудряется усмирить её безумные выходки. Сзади неё виднеется порванная приводная цепь. Немедленно откуда-то сбоку выезжает трактор, цепляет бедолагу и тащит прочь. Прибывающие танки едва могут протиснуться мимо сломанного собрата, который теперь тянут на буксире, но каким-то чудом им это удаётся, и больше аварий не происходит. Сталин указывает на искалеченную машину пальцем. Её выхлопные трубы выглядят так, будто они сгорели.

За танками выезжают броневики с миномётами и пушками, моторизованные гаубицы и бронированные радиоавтомобили.

Я вижу часовых, расхаживающих взад-вперёд по стенам Кремля. Со своей высоты они без проблем могут наблюдать за всеми. Внутри Собора Василия Блаженного горит зелёный свет.

"Что это?" – указывая на него, спрашиваю я доктора К.

"Просто светофор, – улыбается тот. – Он показывает, что дорога за пределами Красной площади свободна".

А бронеавтомобили, полные пулемётов и людей, всё никак не иссякают. У меня уже кружится голова от этого военного зрелища. Как побитый боксёр с помутнённым сознанием я опираюсь на Ирину, не соображая, что делаю. Но вот за ними появляется оркестр из тысячи пятидесяти человек. Я подсчитал по количеству рядов и людей в каждом из них.

"Их больше тысячи", – бормочу я. Они играют "Марш Красной армии".

"Их