Читать книгу - "Тропой забытых душ - Лиза Уингейт"

не сдерживаюсь и разворачиваюсь. Карамелька съезжает со свертка и падает в грязь. Я не смею ее подбирать.

Хозяин прачечной улыбается, демонстрируя все зубы.

– Первое платье… – он смотрит мне в лицо и кивает, словно ответил самому себе на какой‑то вопрос. – Оно оливково-зеленое. Как раз для тебя. Значит, увидимся через две недели?

– Да, сэр, – с трудом отвечаю я.

Поднимается холодный ветер, и градины стучат по жестяным крышам. Дзинь! Дзинь! Дзинь! Прижав подбородком сверток с бельем, я бегу со всех ног и не останавливаюсь, пока не миную ворота дома миссис Полсон.

Когда я взлетаю по ступенькам, Флэннери отрывается от развешивания веревок для сушки белья на крыльце и смотрит на меня.

– За тобой что, черти гонятся? – спрашивает она.

К глазам подступают слезы, но я понимаю, она имеет в виду погоду. Ставлю покупки на лавку возле двери, потом хватаю узелок с бельем старого Полсона и спешу в нашу прачечную без единого слова. Оказавшись внутри, я прижимаюсь спиной к стене, гляжу вверх на потолочные балки и хватаю ртом воздух. «Олив… Оно оливково-зеленое. Как раз для тебя. А я тебя знаю».

Действительно знает?

«Я никогда не забываю милое личико».

Где я раньше видела такой фокус с монетой?

Положив руку мне на плечо, Тула спрашивает, все ли хорошо. Потом я даже вспомнить не могу, на чокто или по-английски. Просто киваю в ответ. Не могу рассказать ей о хозяине прачечной. Никому не могу.

Сквозь шум в моей голове прорывается звук, исходящий из-под рабочего стола в углу. «Это хозяин прачечной! Он пришел за мной!» Но я понимаю, что это глупости. Он не видел, куда я побежала. Здесь ему меня не отыскать.

Шум повторяется. Я пересекаю прачечную в два размашистых шага и поднимаю скатерть, которой накрыт стол.

На меня смотрят огромные голубовато-зеленые глаза под копной черных волос, обычно вьющихся, но сейчас настолько безжизненных, что они торчат во все стороны. Этот ребенок не один, рядом примостился второй, поменьше, с прямыми волосами, наверное, чокто. Насчет зеленоглазого я не уверена, но мне кажется, это девочка, пусть она и одета в мальчишечий комбинезон, порванный ниже колена.

Тула начинает лопотать, мешая английский и чокто. Что‑то про дождь, мешок с едой и розы миссис Полсон.

«Должно быть, их я и слышала сегодня в кустах. Не белок или кошек. Двоих детей».

– Тула, что ты делаешь?! Зачем ты их сюда впустила?

– Омба чито, – она показывает пальцем в окно, где ветер яростно раскачивает ветви деревьев и молнии рассекают небо. – Сильный ливень.

– Если Флэннери нас увидит, то прогонит всех и насплетничает.

«Хозяин прачечной узнает, и мне придется идти работать на него».

– Скажи им, чтобы вылезли через люк в конце стола. Им нельзя здесь оставаться.

– Еще чуть-чуть, – шепчет девочка постарше.

Значит, говорить она умеет.

В ушах словно стучит молот. Мне хочется проснуться и понять, что весь этот день – просто кошмарный сон.

– Мы будем сидеть тихо-тихо, – шепчет девочка и тянется к скатерти, чтобы снова ее опустить.

С минуту мы тянем ее каждый на себя, словно две дворовые собаки, вцепившиеся в кость.

– Отпусти, – говорю я ей.

– Тише… – шепчет она.

– Ты не…

Небеса разверзаются. На этом все заканчивается. Придется ждать, пока не закончится ливень или пока мы не закончим всю дневную работу.

Я отпускаю скатерть и пытаюсь притвориться, что девочек здесь нет, но всю вторую половину дня, пока мы стираем, отжимаем и развешиваем белье на крыльце, стараюсь о них не думать. Когда я наконец стою у задней двери и получаю плату, Флэннери упирается кулаками в бедра.

– Как у тебя сегодня с везением, а? Я тут думала прибраться в прачечной, но решила, что мне не понравится тамошняя грязь. Ты меня поняла, девочка?

Я киваю и хватаю монеты, а потом ковыляю по ступенькам на нетвердых ногах. Трудно сказать, что именно видела Флэннери, но этих детей лучше держать отсюда подальше.

Так в Лесном приюте появляются Кора и Эффи, отпущенные на волю рабы чокто, как и Амос. К ним в дом пришел юрист и сказал, что их тетя и дядя не могут быть опекунами девочек после смерти родителей и суд выбрал опекуна, чтобы не допустить кражи принадлежащих им денег за землю и лес их собственными родственниками. Кора и Эффи глазом моргнуть не успели, как оказались в сиротском приюте. Сбежали: вылезли в окно и спустились по водосточной трубе. Теперь они не знают, где их семья, и есть ли она еще, и где их дом, и как туда добраться.

Так нас становится десять, включая старика Гейбла, или девять, пока он странствует на пару с мулом. Кора умеет ловко устраивать ямы-ловушки и силки на дичь, только она властная, упрямая и постоянно сквернословит. У нее нет подходящей одежды для работы в городе, но с таким поганым ртом ей все равно не найти работу.

Дьюи недоволен, потому что в голосовании теперь участвуют еще две девочки, и не проходит и недели, как он оставляет Гейбла в лесу и едет в город, причем на моей лошади. Уже почти совсем темно, когда он возвращается с распухшей губой и подбитым глазом, мятными леденцами в кармане и пригоршней монет, которые выиграл в пристенок и карты. Следом за Скиди идут двое мальчишек, которые спасли Дьюи шкуру, когда городские ребята решили задать ему трепку. Вид Финниса и Фергюса мне сразу не понравился. Они сбежали от фермера, одолжившего их из работного дома в Арканзасе, и старше и крупнее всех, кроме Амоса. Я уверена, что законники разыскивают беглецов, особенно когда речь идет об арендованных.

Но хуже всего то, что, уехав в город, Дьюи оставил Гейбла спящим под деревом, пока мул пасся поблизости. Даже глубокой ночью старик не вернулся. Мул пришел утром один. Мы искали Гейбла повсюду, но нашли только кожаную сумку, которую он носил на плече. В ней оказались маленькая военная флейта с латунными концами, выцветшая черная лента с детским серебряным кольцом на ней, складной свечной фонарик и маленькая книжка, зачитанная до такой степени, что страницы начали крошиться при прикосновении. «Эванджелина» Генри Уодсворта Лонгфелло. На первой странице – еле различимая от старости рукописная надпись: «Моему любимому. Читай и перечитывай эту книгу и думай о нас. Для сердца нет непреодолимого пути».

Под этой надписью бумага протерта насквозь, поэтому мы так и не узнаем, кто ее оставил. Вот и все, что нам осталось от Гейбла.

Дьюи говорит, что мул, скорее всего, сбежал,