Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

еще запорошенный внутри угольной пылью после доставки угля по Берлинскому воздушному мосту. Льюису предстоял долгий перелет в Японию. Он думал, что его ждут истребители, но командование учло его опыт пилотирования тяжелых самолетов и направило в 3-е бомбардировочное авиакрыло, совершавшее вылеты на бомбардировщиках В-26 из Ивакуни. «На японской базе творилось что-то несусветное, – говорит Льюис. – Вы даже не представляете. Командование пыталось отослать домой членов семей эскадрильи австралийских “Мустангов”. Пыталось найти для нас в Корее достаточно крупные цели. У них просто не сложилось к тому времени понимание, как вести такую войну, если наши самолеты приспособлены к масштабным действиям в составе крупных соединений»[301].

После сорока пяти минут проверочного полета на В-26 Льюис совершил два почтовых рейса в Корею, а потом его включили в список участников боевых действий. Сначала летали днем. Каждому пилоту назначался участок дороги, который нужно было патрулировать в определенный промежуток времени, расстреливая, согласно приказу, все, что по нему будет двигаться. Иногда их направляли на конкретную цель, например на склад, «предположительно содержащий военное имущество». Поезда и любые подозрительные скопления сил атаковали согласно постоянно действующему приказу, без отдельных указаний. «Поезд – самая лучшая цель, – говорит Льюис. – Если попал, чувствуешь себя королем. Но корейцы навострились маскировать поезда, стравливая пар из котла». Уже через несколько недель после начала войны коммунисты оставили все попытки совершать крупные перемещения днем. Бомбардировщиков тоже перевели на ночные вылеты. Средства поражения бывали разные – ракеты, фугасные и осколочные бомбы. У некоторых самолетов на носу устанавливалась сокрушительная батарея из четырнадцати 39-миллиметровых пулеметов. Пилоты выяснили, что даже в темноте на низкой скорости и малой высоте видимость при выключенной подсветке приборов остается сносной. Главным образом они улавливали движение моторизованных средств. В первые недели вступления Китая в войну экипажи иногда обнаруживали и атаковали крупные колонны грузовиков, которые двигались при полном свете фар. Бомбардировщики налетали на колонну, сбрасывали бомбы через каждые 500 ярдов (около 460 метров), а затем поворачивали обратно и расстреливали раскуроченную пылающую колонну из пулеметов. Но по мере того как противник развивал систему предупреждений о воздушной опасности и необыкновенную китайскую сеть дорожных дозорных, останавливающих все машины, едва заслышав гул приближающегося бомбардировщика, обнаруживать цели стало гораздо труднее. Новички предпочитали летать при лунном свете. Более опытные обнаружили, что легче распознать передвижения противника в ясную темную ночь, когда горы не окутаны светящейся дымкой.

Большинство экипажей стремилось поскорее разделаться с нормой, предусматривающей пятьдесят боевых заданий, и отправиться домой. Поэтому они старались вылетать каждую ночь, и некоторым это удавалось. С наступлением зимы отражение от снега позволяло лучше видеть в темноте. Но отсутствие обогрева и противообледенительной аппаратуры сильно затрудняло работу. Не хватало всего – как на земле, так и в воздухе. Погода стала таким же опасным убийцей, как и враг. Каждому пилоту приходилось решать, как укутаться, чтобы не околеть в кабине от холода, но при этом не превратиться в неповоротливое подобие плюшевого медведя, с трудом двигающего ручки управления.

По мере того как от месяца к месяцу все отчетливее проявлялись особенности войны с технически отсталым противником, появлялись новое оборудование и новые технологии: радиолокационный бомбардировочный прицел PQ-13, РЛС следования рельефу местности, позволяющая справляться с превратностями погоды. Противоположную технологическую крайность представляли самолеты, оснащенные корытами, в которые экипажи кропотливо загружали – бочонок за бочонком – кровельные гвозди. Когда самолет оказывался над северокорейской дорогой, инженер с помощью лопатки подгребал их к воронке в хвосте самолета, и гвозди разлетались оттуда длинным шлейфом. Позже гвозди заменили специально изготавливаемыми четырехгранниками, призванными калечить скот и босоногих путников.

Наиболее проницательные пилоты гораздо лучше, чем некоторые их командиры в Токио, осознавали ненадежность своих оценок результатов. «Мы прекрасно понимали, насколько ограничена наша способность судить о том, что делается, – говорит лейтенант Льюис. – Но спецслужбам, само собой, от тебя всегда нужен рапорт, что все прошло как по маслу».

Первые истребители МиГ-15 появились над Кореей в ноябре 1950 года, став для Запада примерно таким же потрясением, каким через несколько лет после этого окажется запуск спутника. Изначально было развернуто около пятидесяти МиГов, пилотируемых советскими и китайскими летчиками. Коммунисты показали, какой сделали шаг к передовым рубежам технического развития. Через полгода уже 445 МиГов совершали вылеты из «политического убежища» – авиабаз за Ялуцзяном (Амнокканом). К 1953 году их было уже 830, за штурвалом в основном сидели китайцы, хотя в боях участвовали и российские летчики. Советы, как и союзники Штатов, использовали Корею в качестве полигона, где их пилоты могли сменять друг друга, чтобы получить опыт ведения воздушной войны в новом формате. Корпус американских бомбардировщиков B-29 нес постоянные потери от истребителей и зенитных орудий с радиолокационным наведением. Начавшаяся над Северной Кореей борьба за господство в воздухе продолжалась до окончания военных действий. В первые несколько недель после появления МиГов доступные на корейском театре американские истребители, в частности F-80 «Шутинг Стар», оказались ниже классом, и это вызывало беспокойство. Но потом в дело пошли F-86 – «Сейбры», ставшие основным оружием ООН. Первое авиакрыло было развернуто в декабре 1950-го, а год спустя в качестве подкрепления ввели и второе. Однако на пополнение воздушных сил США по всему миру «Сейбров» хронически не хватало, и в Корее их никогда не было больше ста пятидесяти[302] одновременно. МиГи получали существенное численное преимущество. Но Запад, и в частности Соединенные Штаты, всегда готовили пилотов высочайшего класса. С начала и до конца конфликта войскам ООН удавалось сохранять превосходство[303] в небе над Северной Кореей, какие бы воздушные армии ни выдвигали против них коммунисты. Более того, корейская война и потрясение, которым стало для Запада наличие у коммунистов МиГов, подтолкнули Соединенные Штаты к запуску грандиозной программы технического усовершенствования и разработки летательных аппаратов, которая продолжалась еще долго после окончания конфликта.

В Корее, как и на любой войне, летчики-истребители считали себя элитой – вопреки тому что, как ни парадоксально, шансы уцелеть у них были значительно выше, чем у пилотов-штурмовиков. Три эскадрильи «Сейбров» базировались на огромном аэродроме Кимпхо, в нескольких милях к западу от Сеула, где они делили полосу с эскадрильей австралийских «Метеоров» и эскадрильей B-26. Каждую ночь телетайпы отстукивали поступающие из штаба «частные боевые приказы» по эскадрилье, определяющие, сколько самолетов понадобится с наступлением дня. Пилоты спали в сборных бараках, где было не менее холодно и неудобно, чем в тыловых подразделениях армии. Каждое утро назначенные на боевое дежурство офицеры собирались на инструктаж, где получали задания: прикрытие на больших высотах и непосредственное прикрытие для дневных бомбардировочных вылетов или регулярное боевое патрулирование.

Они взлетали один за другим с интервалом в три секунды, затем, набрав высоту, рассредоточивались в боевой порядок и пересекали рубеж безопасного бомбометания над противоборствующими армиями. Патрулирование велось на высоте около 40 000 футов (12 000 метров), но, сопровождая истребители-бомбардировщики, они опускались до 20 000 футов (6000 метров). На таких высотах зенитки коммунистов им почти не угрожали. Летали истребители звеньями-четверками: знаменитый строй «четыре пальца», придуманный в гитлеровском люфтваффе, по-прежнему составлял основу тактики истребительной авиации. Более крупными группами труднее управлять, и они хуже маневрируют. Командовал на вылете третий номер в звене, но боевой единицей считалась пара, в каждой из которых ведомый истребитель обеспечивал прикрытие ведущего. Они шли в ровном крейсерском режиме: какой смысл расходовать топливо, выдавая 0,9 Маха, если противника в обозримом пространстве нет. Пилотам «Сейбр» нравился – «очень честный самолет»; как выразился один из асов корейской войны лейтенант Джим Лоу: «Прекрасный самолет. Он тебя словно окутывал»[304]. Летчикам, обучавшимся или сражавшимся на старых винтовых истребителях, пилотировать реактивные показалось проще: не нужно уравновешивать крутящий момент, меньше вероятность технических неполадок, поскольку нет вибрации, увеличивающей нагрузку на все механические элементы. Правда, поначалу после несмолкающего рева поршневого двигателя приглушенный гул реактивного истребителя, напоминающий гудение пылесоса, нервировал пилотов, с непривычки заставляя заподозрить неладное. Осторожный пилот мог увеличить время патрулирования до полутора часов. Менее