Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

— Нет, не знаю. — уперлась девушка.

— Его расстреляли, Катя.

— Еще скажи, что это был ты.

Петр выпустил ее руки.

— И правда ты. Что ты наделал…

— Я пытался, я приходил ночью, хотел его освободить, но он уперся. Если бы нас поймали, то и меня бы тоже, а он не хотел, чтобы наш род прервался. Что бы ты сделала на моем месте?

— Я бы умерла.

— Пошли, я что угодно сделаю, хочешь, в церковь сходим, правда, что угодно, только скажи. — просил, почти умолял ее Петр.

— Нет.

— Ну же, Катя.

— А то, что застрелишь? Ты поднял меч, вы все, идиоты подняли меч, и вы от него и погибните. Слышишь?

Несколькими часами ранее Савицкий закончил точить карандаш и подпер мозолистой рукой щеку. Опомнилась, дуреха, пришла с поклоном, а ему что теперь делать? Идти, докладывать Трофимычу, так мол и так товарищ Воронов у себя заключенного прячет, и какой он тогда, к чертовой бабушке, товарищ? Век бы ему этой девки не знать как и всего их проклятого племени. Так сидел он, угрюмо водя карандашом по столу, когда кто-то положил руку ему на плечо.

— Это ты, сынок, на днях заключенного ударил? — раздался вкрадчивый голос над его ухом.

— Я. — мрачно сказал Савицкий, хотя понятия не имел, о котором из заключенных шла речь.

— А если бы он умер, ты бы смог людям в глаза смотреть, сынок?

«Да!» — хотел было огрызнуться Савицкий, но какое-то смутное воспоминание шевельнулось в его душе, царапнуло нежное нутро когтями непрожитых сожалений. Единственный раз, когда отец назвал его сыном, он запомнил столь крепко, словно это было вчера. Тогда произошла очередная трагедия на вокзале, когда маленький мальчик упал на рельсы, а поезд не успел затормозить. Работая кочегаром, его отец был одним из тех, кто вытаскивал то, что осталось мальчика. По всей видимости, это был сирота, за которым некому было присмотреть. Пузырь спирта, извлеченный из-под полы, и вот уже отец рыдая рассказывал ему о том, что так погиб его брат, и называл Савицкого сынком. Правда, на утро он уже не помнил ничего и отодрал его за уши, за не успевшие высохнуть сапоги. Пытаясь поудобнее устроиться на сундуке долгими ночами, мальчик мечтал стать тем сиротой, чтобы хотя бы на миг его любили и жалели. Уже тогда он понял, что жалости и любви здесь удостаиваются только мертвецы.

— Ты пойми, он мне как сын, пропадет парень ни за что…

— С ним все хорошо. — вдруг сказал Савицкий.

— Тебе-то почем знать?

Если бы Савицкий поднял глаза, то увидел бы, как благодушное выражение на лице господина на мгновение сменилось нетерпением, но тот быстро взял себя в руки, придав себе вид внимательного и чуткого собеседника.

— У Воронова он, мне служанка их сказала.

Незнакомец положил руку ему на плечо, а затем та словно невзначай скользнула ему на грудь.

— Что вы делаете? — возмутился парень.

Савицкий попытался оттолкнуть его руку, но закашлялся и к ужасу своему увидел, как из легких его вылетает черный дым. Вдохнув воздух, он ослеп от боли. Все внутренности словно были объяты огнем, и чем чаще он дышал, тем сильнее разгоралось то пламя.

— Спасибо за службу, сынок.

Мерлин не любил слово маг, предпочитая называть себя фокусником. Изящный взмах руки, и вот уже у девочки из-за уха словно вырастает блестящая монетка. Изящный взмах руки, и огонь каким-то чудом не трогает храм во время пожара, чтобы затем в одну из звездных ночей тот вспыхнул как факел, радуя истосковавшиеся по зрелищам глаза. А еще Мерлин любил качели, но не те, что с таким азартом штурмовали дети, а те, что люди называли своей душой. Качни в одну сторону, наклони в другую, и вот уже праведник становится грешником и наоборот. То была увлекательная игра, и чем выше были ставки, тем интереснее было в нее играть.

Мерлин искренне восхищался людьми, и они тянулись к нему словно к солнцу, не понимая, что если подойти слишком близко, то оно тебя сожжет. Разговорить Савицкого ему не составило труда: неразрешенный конфликт с отцом типичный для представителей рода людского, зависть к товарищам, что были умнее его, недостаток любовных ласк, что он безуспешно пытался компенсировать при помощи собственной фантазии и рук и щепотка робких надежд на лучшую долю — нужно было только чуть раздуть пламя души, и вот уже нужные слова стекали с языка, подчиняясь лишь воле фокусника. А вот с другим юнцом он дал маху. Мерлин готов был поставить что угодно, на то, что этот голубоглазый не врал, и проиграл. Пригладив выбившиеся из прически волосы, мужчина подмигнул своему отражению. Игры он любил, но выигрывать любил еще больше.

Петр запнулся на полуслове уловив запах гари.

— Груня, иди посмотри, у тебя пригорело что-то.

Девушка кинулась было на кухню, но Артур поймал ее за руку, не дав ей выйти из комнаты.

— Это он. — сказал Артур.

Петру не нужно было пояснять, кого он имел ввиду. Входная дверь открылась. Войдя в комнату, Мерлин осторожно положил расплавленную ручку на комод и обернулся к присутствующим.

— Нуте-с, товарищи… Ох, вы только поглядите на себя: прямо сцена из «Ревизора». Люблю, знаете ли, русскую классику, столько страданий и иногда даже не напрасных.

Артур схватился за шарф, и Мерлин тут же посмотрел на него, словно ястреб, увидевший добычу.

— Простудился? Говорил же тебе в Петрограде: «Артур, солнце, не таскайся ты по этим притонам, заболеешь, и кто о тебя будет лечить, эти ряженные кретины или, быть может, этот красавец? Нет, опять мне работенку накинул, совсем не жалко старика?

В словоохотливости Мерлину было не отказать. Все так же продолжая рассуждать о превратностях петроградской погоды, он начал поправлять шарф на шее своего ученика. Беззаботный смешок, слетел с его губ, когда под шарфом багровые следы, почти сиявшие на фоне белой кожи.

— Твоя работа, парень? Ладно, этим потом займемся. Айда за мной.

Не глядя на Петра, Артур последовал за Мерлином, словно нашкодивший пес за своим хозяином.

— Вас проводить? — спросила Груня.

— Лучше бы до коммунизма проводила. — усмехнулся Мерлин и тут же затормозил.

Втянув воздух, он обернулся к оробевшей девушке.

— Так это ты, красавица, нажаловалась на моих голубков? Не люблю, знаешь ли, предателей.

Волосы на голове Груни задымились, и Катя бросилась ее защищать. Святая вода, которую она на него выплеснула, казалось, еще больше развеселила его. Облизнув тонкие губы, Мерлин вновь улыбнулся, увидев, что Петр наставил на него наган.

— А