Читать книгу - "Молоко и свинец - Last Dragon"

Трофимыч снял крышку с графина и налил себе воды.

— Где нос курносый загорел? — вдруг спросил товарищ, придвинувшись к нему едва ли не вплотную и легонько щелкнул Петра по носу.

Петр скривился от едкого запаха керосина. Спасибо и на том, что этот целоваться не полез.

— Что вы себе позволяете… — возмутился Трофимыч.

— Телеграмма из Москвы. Принесите мне ее. Срочно. — оборвал его господин и вновь развалился на стуле.

Когда Трофимыч ушел звать Лебедева, неизвестный товарищ вновь обернулся к Петру и спросил как ни в чем не бывало:

— Ну, что, как жизнь молодая?

— Х-хорошо.

— Интересная, должно быть, телеграммка: никто ее не давал, а она как миленькая пришла. Нет, дружок, так дела у нас не делаются.

— Не понимаю, о чем вы.

— Все-то ты понимаешь, падла, ну, ничего, я никуда не спешу.

Вернулся Трофимыч в сопровождении Лебедева. Казалось, что их начальник постарел лет на десять, до того осунулось и посерело его лицо, и Петр прекрасно понимал, что если бы он провел в такой компании все утро, то сейчас выглядел бы не лучше.

— Прощения прошу, но вот этот вот обормот утверждает, что ее потерял.

— Не потерял, Сергей Трофимович. Во время инцидента она была уничтожена товарищем Савицким, наступившим на нее сапогом. Я счел своим долгом вмешаться, за что готов понести наказание.

Говоря это, Лебедев старался не смотреть на Петра, но тот прекрасно понимал, что Лебедев скорее разлюбил бы Маяковского, чем дал уничтожить важный документ. Он прикрывал его, но делал это столь неумело, что проще было сразу застрелиться.

— Инцидент? Что за инцидент? — оживился мужчина.

— Да так, заключенный этот оказался остряком, мальчишки обиделись, слово за слово, один другому по носу, с кем не бывает… — сказал Трофимыч.

— Вы не мальчишки, сукины дети, вы чекисты. Кто ударил заключенного? Он?

Петр хотел сказать: «Да», но Лебедев его опередил, едва не сорвавшись на крик.

— Товарищ Савицкий. Это он был.

Воздух раскалился, словно они все это время сидели на солнцепеке. Трофимыч шумно выдохнул и извлек фляжку, выплеснув остатки из нее в стакан. Товарищ, фамилии которой Петр все еще не знал, вдруг вскочил с места и, отобрав у ошалевшего Трофимыча стакан, выпил содержимое до дна.

— Значит, так, товарищ Савицкий у вас больше не работает, товарищ Воронов, айда за мной. — сказал он и всучил стакан обратно старику.

— Мне нужен более веский аргумент для увольнения. — внезапно заупрямился тот.

— Смерть достаточно веский аргумент?

Оказавшись в коридоре с незнакомцем, Петр почувствовал, как цепкие пальцы сдавили ему шею. Перед глазами поплыли цветные круги. Руки незнакомца оказались горячими словно угли, даже смотреть на него было больно, словно в глаза Петру смотрело само солнце.

— Где Артур? Только попробуй соврать, гаденыш, я тебе сердце сожгу.

— Не знаю, он ушел.

Давление ослабло, и раскаленный воздух наполнил опустевшие легкие.

— И правда не знаешь. Ладно, покеда. — сказал незнакомец и, взлохматив ему напоследок волосы, оставил юношу в покое.

Все еще не веря своим глазам Петр проследил за тем, как рыжий скрылся за поворотом, насвистывая марш Черномора. Ноги подкосились, и Петр съехал вниз по стене. Подошедший Лебедев сел рядом.

— Не стоило… — начал было Петр, но товарищ его прервал.

— Ты мне тоже жизнь спас, хотя это вряд ли нам поможет. Мы все тут покойники, разве ты еще не заметил? Кстати, Сергей Трофимович так и не сказал, как его зовут. Неужели, это сам…

— Его зовут Мерлин. — ответил Петр.

Закат почти догорел, словно сигаретный окурок, что вот-вот разотрет о землю кирзовый сапог. Собственные ноги едва ли слушались его и так и норовили уйти куда-то в бок. Савицкого нашли в окружении стружек под столом. От запаха горелого мяса Лебедева вырвало на месте, а Петр умудрился добежать до клозета. Трофимыч велел налить всем по чекушке водки и молчать о том, что произошло.

— Как он может быть нашим начальством, самим… — шептал Лебедев словно в бреду.

— Не твоего ума дело. — оборвал его Трофимыч и дрожащей рукой налил себе еще.

Черная тень отлепилась от стены и змейкой скользнула к нему.

— Ваши документы!

Артур запрыгнул к нему на спину и, уткнувшись в волосы, тихо засмеялся. От неожиданности Петр едва не упал, но каким-то чудом устоял на ногах.

— С ума сошел? — возмутился он, но в голосе его звучала лишь радость.

— Так никто ж не видит.

Артур быстро отскочил назад и коварно улыбнулся.

— Я все уладил, меня не выдадут, он не сможет меня найти.

— Что-то непохоже.

Артур отскочил назад и коварно улыбнулся, поправляя шарф, но улыбка тут же потухла, когда он увидел ожоги.

— Он был у нас. Сегодня. — ответил Петр на неозвученный вопрос.

— Сколько трупов? Он ушел? Он знает про нас? — спросил Артур.

Холодные пальцы заскользили по шее, снимая боль, но если такова цена его прикосновений, то Петр бы предпочел, чтобы боль не стихала никогда.

— Труп один, ушел и нет не знает, но если ты думаешь, что я поставлю под удар свою сестру, то, ай…

— И не надо, мы уедем на север, он ненавидит холод.

— Но я поклялся защищать этот город.

— Я сделаю это вместо тебя. Они не проснутся.

Страх липкой паутиной оплел его сердце. Сколько они были знакомы? Едва ли больше недели, и вот теперь бросить все и удрать неведомо куда, этого ли он хотел от своей жизни?

— Хорошо, идем.

Катя поднесла отпавший лист к глазам и недовольно поджала губы. Стоило только заболеть, как все вокруг решили, что поливать цветы выше их достоинства. Вот придет Петр с работы, она устроит ему гибель Помпеи. Любовь любовью, а поливка цветов по расписанию.

Граммофон надрывно звучал голосом Плевицкой. Отец терпеть не мог ее репертуар, называя певицу распутной девкой, и, возможно, поэтому Катя так любила ее незамысловатые песни про чаек, ухарей-купцов и долю бродяжью.

— Бедные фиалочки, ну, ничего, этот шельмец еще поплатится. — ворковала она над засохшими цветками.

Чирикнул звонок, и Груня побежала отворять. Катя вытерла руки о тряпку и повернулась ко входу.

— А вот и он, явился не запылился. И вы, доктор, тоже здесь? Рада вас видеть, чай будете?

— Катя, мы уезжаем. — прервал ее Петр.

— Куда?

— На север, я потом все объясню.

Петр взял ее руки в свои и заглянул девушке в глаза, но Катя слишком хорошо знала брата и тут же почуяла неладное.

— С ума сошел, а как же наш долг, а отец нас как найдет?

— Его больше нет.

— Как это нет?