Читать книгу - "Работорговцы - Альберто Васкес-Фигероа"

– Горе капитану, которого не терзают сомнения! – пробурчал некий Буэнарриво, который до этого странным образом хранил молчание. – Сомнение – удел каждого хорошего капитана. Но что касается меня, я согласен с Ройтером: иметь в союзниках попугаев и обезьян – это великолепно. И всегда говорили, что нет союзника вернее, чем тот, кто им является, сам того не ведая.

На следующее утро Селеста приказала продолжить путь по спокойной реке, берега которой постепенно теряли остатки густой джунглевой растительности, уступая место пышным акациям, нелепым баобабам и низкорослым пальмам, рядом с которыми все чаще можно было заметить отдельные хижины или крошечные деревни, казавшиеся, однако, жутко безлюдными.

В контрасте с этим одиночеством наблюдалось все большее разнообразие дикой природы: казалось, что слоны, буйволы, антилопы, газели и павианы решили в массовом порядке собраться и посмотреть на проходящие суда. К середине утра они заметили небольшую рощу, где паслась гордая и равнодушная семья жирафов. Команда «Серебряной Дамы» наконец признала, что они находятся в самом «сердце нового и неисследованного континента».

Наконец, величественно появились три ленивых льва.

Львы!

Настоящие львы с длинными гривами и желтоватыми клыками, которые, развалившись в тени небольшого откоса, едва удостоили открытием глаза странных существ, прибывших с другого конца света.

Львы!

Они слегка отклонили курс, чтобы лучше их рассмотреть, но ни одному из членов экипажа не пришло в голову стрелять в них: в те времена человеческие сердца еще не были захвачены потребностью убивать красивых зверей ради удовольствия демонстрировать их шкуру как мрачное свидетельство предполагаемой храбрости.

Все, кто плавал на этих судах, и так доказали свою смелость, поэтому львы, как и семья жирафов или шумное стадо слонов, были лишь живым свидетельством того, что они смогли пересечь опасные трясины дельты Нигера и достичь безопасных земель, где обитали такие удивительные звери.

Часами позже, за очередным изгибом реки, они заметили очень черного, очень высокого и почти скелетообразного человека, стоящего на одной ноге и опирающегося на длинное копье. Он выделялся на фоне красного диска солнца, едва касающегося горизонта, и наблюдал за проходящими судами так же невозмутимо, как если бы перед ним стоял очередной жираф.

– Почему он не боится? – спросила Селеста.

– Не знаю, – ответил отец Барбас, делая знак одному из гребцов узнать, почему этот странный человек не убежал, как остальные жители.

Воин нырнул в воду, доплыл до берега, подошел к чернокожему с копьем, который даже не шелохнулся, и вскоре вернулся на борт, задыхаясь.

– Кто он? – спросил наваррец.

– Пастух.

– Почему он не боится?

– Он глухой.

Этой ночью Селеста Хередия снова и снова видела во сне одинокого пастуха, выделяющегося на фоне солнечного диска. Этот образ навсегда запечатлелся в ее памяти и стал символом истинного смысла того опасного путешествия.

Разум, полный воспоминаний, часто выбирает одно, порой самое бессмысленное, чтобы вжечь его в сознание, и этот образ остался с ней навсегда, затмевая даже самые важные моменты ее жизни. Ни горькие страдания детства, ни долгожданная встреча с братом, ни ужасающий момент, когда земля дрожала, а целый город исчезал в мгновение ока, не смогли затмить силу этого воспоминания.

Почему так произошло, Селеста никогда не узнала. Как и большинство людей не понимают, что заставляет случайный запах, звук или образ стать частью их сути, подобно глазам, носу или губам.

В ту странную ночь она снова и снова видела во сне чернокожего с копьем, пока не услышала ясный голос боцмана:

– Мужчины, к веслам!

– Мужчины, к веслам!

– Моряки пресных вод!

– Моряки пресных вод!

Веревки натянулись.

– Львы на левом борту!

– Львы на левом борту!

– Слоны на правом борту!

– Слоны на правом борту!

Подняли якоря.

– А там впереди…

– А там впереди…

– Смерть и кровь…

– Смерть и кровь…

Фрегат и галеон метр за метром приближались к все более отчетливой крепости Мулай-Али.

– Или смех и слава…

– Или смех и слава…

– Великой победы…

– Великой победы…!

Опираясь на колесо огромного штурвала, который теперь был неподвижен, Мигель Эредиа обернулся, чтобы взглянуть на сонное лицо своей дочери, только что появившейся в дверях каюты. Она громко зевнула, разглядывая небо цвета пепельной серости на рассвете, где ещё не появилось ни единого луча солнца.

– Люди выглядят довольными, – пробормотал он с лёгкой улыбкой, заметив, как Селеста потёрла глаза кулаками, как делала в детстве. – Очень довольными.

– Ну, я этого не понимаю, с учётом того, как рано их заставляют вставать, – ответила девушка с очередным зевком. – Веселиться из-за того, что приходится грести в такую рань, явно не приходится.

– Лучше работать на свежем воздухе, чем под палящим солнцем, плавящим мозги, – ответил он. – И главное – это доверять тем, кто тобой командует.

– А ты тоже доверяешь? – спросила его дочь.

– В рамках того безумия, которым является попытка противостоять целой армии с двумя кораблями и полуполными экипажами, я не жалуюсь, – признал старик. – Эти женщины проявляют невероятное мужество, а священник очень умён. Хотя, признаюсь, мысль об эпидемии, от которой у тебя переворачивает нутро, расчистила нам дорогу. – Он махнул рукой в сторону далёких берегов, которые начинали вырисовываться с рассветом, когда солнце собиралось появиться на востоке. – Не видно ни души, а чем дольше они будут откладывать известие Мулай-Али о нашем приближении, тем меньше времени у него останется на подготовку. – Он щёлкнул языком с видом, выражающим удовлетворение. – Бог мой! – воскликнул он. – Хотел бы я увидеть его лицо, когда он обнаружит, что мы напали с тыла.

– Помни, что, по слухам, у него почти три тысячи человек, – заметила его дочь. – И я начинаю сомневаться, хватит ли у нас боеприпасов, чтобы справиться с ними всеми.

– В битве никогда не убивают всех врагов, – снова улыбнулся Мигель Эредиа. – Нам нужно убить достаточно, чтобы остальные нашли хорошую причину бежать. Насколько мне известно, «армии» этого свиньи состоят из наёмников или рабов, у которых не было выбора: либо вступить, либо быть проданными. – Он обернулся, протянул руки и крепко сжал ладони дочери, добавив с глубокой нежностью: – Ты знаешь, что изначально я сомневался в целесообразности этой авантюры и в том, стоит ли отправляться в море, чтобы бороться с работорговлей. – Он комично сморщил нос. – В глубине души я всё ещё испытываю некоторые сомнения, но что касается именно этой операции, то признаю, что мы на верном пути: король Нигера стоит на глиняных ногах, как и стены его крепости.

– Да услышит тебя Бог!

– Он должен услышать, – с юмором ответил он. – Я слишком много лет