Читать книгу - "Работорговцы - Альберто Васкес-Фигероа"

Но вот прошло двенадцать лет, и в момент, когда он достиг вершины своей славы и власти, какой-то глупый корабль был на грани того, чтобы положить конец его империи простым способом блокирования основных путей снабжения.

И мулат знал, как никто другой, что без грозного, современного и мощного европейского оружия его сила ослабевала, как таяла на солнце воск.

– Но зачем они это делают? – снова спросил он, обращаясь к шотландцу Маклейну, который был столь же встревожен нехваткой боеприпасов. – Чего они добиваются?

– Положить конец работорговле, – последовал ответ.

– Но зачем? Они же даже не чернокожие.

– Видимо, есть белые, которым не нравится, что другие люди становятся рабами, – заметил его собеседник, тщательно разглаживая клетчатую юбку, как он обычно делал, когда терял терпение. – Даже если эти люди – чернокожие.

– Это невозможно! – убеждённо заявил мулат. – По логике, только раб может быть против рабства. Должна быть какая-то другая причина.

Но сколько бы он ни искал и ни спрашивал, он не находил убедительных объяснений тому, что некоторым людям вовсе не хочется быть хозяевами жизни и свободы других людей.

Особенно если речь шла о чернокожих.

Это противоречило всему, что он видел и чему учился с детства, и тот факт, что он не мог этого понять, приводил его в ярость.

X

Ядиядьяра потеряла отца, мужа, трех братьев, трех сыновей и бесчисленное количество родственников из-за работорговцев.

Когда близкий человек умирает, он оставляет за собой огромную пустоту и глубокую боль, которая долго заживает. Но, зная, что этот человек находится где-то далеко и, возможно, в положении хуже смерти, подвергаясь мучениям, сравнимым с адом, пустота и боль превращаются в глухую ярость и отчаянное бессилие, побуждающее вырвать глаза и содрать кожу виновным в таком несчастье.

Впервые, когда охотники за рабами разорили её деревню, забрав отца и старшего брата, Ядиядиара было всего семь лет. Во второй раз ей едва исполнилось двенадцать, но её уже изнасиловали, оставив беременной. С тех пор почти каждое лето люди Мулая-Али наносили «рутинный визит» в нищий посёлок, который уже перестал заслуживать называться деревней: там осталась лишь горстка голодных стариков, измученных женщин и тощие дети, большая часть которых рождалась в результате предыдущих «рутинных визитов».

Основное наследие, оставленное веками работорговли на Чёрном континенте, заключалось не только в горьких воспоминаниях, сохранившихся в коллективной памяти тех, кто её пережил, но и в том, что со временем эта жестокая несправедливость превратилась в привычку – образ жизни, который миллионы людей были вынуждены принимать как нечто столь же естественное и неизбежное, как болезнь или смерть.

Только дети, старики, калеки или тяжело больные оставались вне «эбенового бизнеса». Но и они не избавлялись от бесконечных страданий, сопровождавших этот «бизнес», поскольку без мужчин, которые могли бы охотиться, ловить рыбу или обрабатывать землю, остальная община была обречена на голод.

Социальная организация, чья основная рабочая сила постоянно сокращалась, причём всё более ускоряющимися темпами, по логике вещей была обречена на нищету. Поля, которые обрабатывались годами, ирригационные каналы, строительство которых заняло поколения, и стада, которые выращивались из поколения в поколение, перестали удобряться, использоваться или пастись. Таким образом, труд веков погрузился в забвение.

Старики остались без сил, чтобы пахать землю, но также и без молодых, которым можно было бы передать свои знания. А молодёжь, уведённая далеко от дома и семей, лишилась мудрых советов старших, которые должны были передать им накопленные веками знания.

Цепь прервалась.

Парадоксальным образом кандалы рабства разрушили звенья, связывавшие одно поколение с другим. Века непрерывных набегов ослабили традиционные культуры в обширных регионах Африки, доведя их почти до исчезновения.

Техники, знания и секреты, которые должны были передаваться из поколения в поколение, были утрачены, как и истории каждой общины, а порой даже смысл существования или мифическое происхождение их богов.

То, что «цивилизованные» белые народы сделали с африканцами, было не просто «геноцидом» в современном понимании этого слова, а систематическим уничтожением каждой из их идентичностей, что в конечном итоге оставило их пустыми.

Естественно, такая простая женщина, как Ядиядиара, никогда не задумывалась об этой проблеме в подобных терминах, хотя и страдала от неё на собственной шкуре. Но она чётко осознавала неоспоримый факт: её маленький мир был буквально разрушен божественным проклятием, которое возвращалось вновь и вновь, подобно чуме.

Ядиядиара устала видеть своих братьев и детей, кричащих от боли, когда раскалённое железо обжигало их плоть.

Запах обожжённой дорогой сердцу плоти будет преследовать её до самой могилы, подпитывая её бессилие. Но он же служил ей стимулом и разжигал её ненависть, когда, как в тот момент, она бесшумно продвигалась через густую чащу ежевики, мангровых зарослей и лиан вдоль берега реки в поисках ненавистных врагов своего народа.

Она крепко сжимала острозаточенное копьё, с которым её отец когда-то выходил на «леопардов», и «знала», что не колеблясь вонзит его в сердце первого рабовладельца, который попадётся ей на пути.

– Никто не должен узнать, что мы в дельте, – предупредила её Селесте Эредия. – И, главное, никто не должен предупредить Мулая-Али.

– Никто не узнает! – был её твёрдый ответ.

Чтобы сдержать своё обещание, сорок женщин, разделённых на небольшие группы, продвигались вперёд, не упуская ни малейшей детали происходящего в болотах.

Позади оставались одинокие хижины, в которых прятались жалкие семьи, укрывшиеся в глубине нездоровых болот в отчаянной попытке спастись от работорговцев. Но Ядиядиара поставила себе цель – и успешно её выполняла – не позволить ни одному человеку пересечь её воображаемую линию авангарда. Также она и её спутницы тщательно уничтожали большие барабаны, которые могли бы распространить весть о присутствии кораблей на большие расстояния.

Всё шло по плану, пока на пятый день проникновения в дельту они внезапно не наткнулись на большое озеро, настолько покрытое кувшинками, что оно напоминало бескрайнее пастбище. Из воды возвышались высокие и тонкие пальмовые сваи, на которых шатко держались около тридцати ветхих хижин на воде.

–Что мы теперь будем делать? —встревоженно спросила младшая из дочерей, которой не укрылась важность того, что это был значительный человеческий поселок. —Вернёмся за белыми, чтобы они нам помогли?

–Нет, сначала выясним, с кем имеем дело, – твёрдо ответила её мать. – Обойди лагуну и подбериcь как можно ближе. Если тебя поймают, скажи только, что убегаешь от людей Мулая-Али.

Девушка бесшумно скрылась в зарослях и вернулась чуть больше чем через час с тяжёлым дыханием. Она рухнула на землю, переводя дух, а затем выпалила:

–Это прокажённые.

–Прокажённые…? – переспросила её мать